Светлана Бондаренко - Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1967-1971

• Название: Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1967-1971
• Автор: Светлана Бондаренко
• Издательство: ПринТерра-Дизайн
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-98424-162-5

Эта книга продолжает серию «Неизвестные Стругацкие» и является третьей во втором цикле «Письма. Рабочие дневники». Предыдущий цикл, «Черновики. Рукописи. Варианты», состоял из четырех книг, в которых были представлены черновики и ранние варианты известных произведений Аркадия и Бориса Стругацких, а также некоторые ранее не публиковавшиеся рассказы и пьесы.

---

Последние романы Стругацких: «Улитка на склоне», «Второе нашествие марсиан», «Обитаемый остров» — снова стали мишенями критических упражнений. Не буду подробно касаться «Улитки на склоне», так как роман напечатан не полностью, к тому же частями в двух разных изданиях, еще не известно, как слаженными, — судить о нем трудно. Но даже по напечатанным отрывкам совершенно ясно, что «Улитка», во всяком случае, не имеет ничего общего ни с лагерной тематикой — как это почему-то примерещилось А. Белоусову (он, видимо, просто не читал ленинградского отрывка о Лесе), ни тем более с разгулом технического прогресса, как это полагает В. Свининников.

«Второе нашествие марсиан» — это апокалипсис по А. Белоусову и клевета на человечество по И. Краснобрыжему. Критики просто забыли задать себе элементарный вопрос — каков жанр разбираемого произведения? Им, видимо, кажется, что при разборе фантастики обыкновенные профессиональные приемы уже становятся излишними.

Между тем, «Второе нашествие» — повесть сатирическая. В ней высмеиваются беспринципные приспособленцы, готовые предать Родину ради дешевого пива и сохранения пенсии. А любимый герой авторов — это человек, с оружием и пером борющийся против завоевателей.

Конечно, численно мещане в повести преобладают. Но общеизвестно — у сатиры свои законы. Отнюдь не сравнивая масштабы дарований, напомним, что в «Ревизоре» был тоже собран паноптикум моральных уродов, которым автор не противопоставил даже одного положительного героя. И Гоголя упрекали за это, но реакционная точка зрения не удержалась в памяти потомства.

Только что напечатан «Обитаемый остров», который уже вызвал отдельные реплики критиков.

В. Свининников: «Массовое оболванивание людей при помощи довольно примитивных технических средств во имя каких-то неясных целей». А вот цитата из романа: правители страны — это «группа наиболее опытных интриганов из военных, финансистов и политиков. У них две цели: одна — главная, другая — основная. Главная — удержаться у власти. Основная — получить от этой власти максимум удовлетворения». Во имя этих целей фашистские правители используют управление мыслями на расстоянии. Где же тут НЕЯСНЫЕ цели? И почему ПРИМИТИВНЫЕ средства? И наконец, зачем понадобился Свининникову весь этот вымысел?

А. Белоусов же обнаружил в романе «чрезвычайно путаные, странные рассуждения о крайней вредности для народа единого политического центра». Если читатель по традиции решит объяснить А. Белоусову, что не надо забывать о классовой природе общества, что в романе идет речь о фашистах, против которых борются коммунары, и в таком государстве единый политический центр безусловно вреден для народа — если читатель станет напоминать эту азбуку социальных наук, он в итоге только выпустит в воздух свой полемический заряд. Потому что такому читателю надо просто-напросто потребовать от А. Белоусова номера страниц, где тот нашел вышеуказанные путаные рассуждения. Ибо никаких рассуждений о политическом центре в романе нет. Они с какой-то неясной целью выдуманы А. Белоусовым.

В романе есть Центр. Но это — подземный зал для генераторов излучения. Коммунар находит его и взрывает. Начинается восстание против фашистской клики. Удивительно трансформируются эти события в сознании А. Белоусова!

А вот читательница В. Васильева, в частности, жалуется, что после чтения «Обитаемого острова» ей стало тревожно и тяжко. Конечно, борьба подпольщиков с фашизмом — тема не для любителей оперетты, это трагическая тема. Но если подвиг коммунара, взорвавшего вражескую цитадель и обеспечившего начало восстания, — если такая тема не вызывает у В. Васильевой ничего, кроме тревоги и тяжести, ей трудно помочь. Тут нужно перестраивать все мировоззрение.

Во всяком случае, такой сюжет у нас вызывает абсолютно другие чувства — те чувства, за которые миллионы советских читателей благодарны братьям Стругацким.

3. Почему?

Но почему определенная группа критиков так несправедлива и пристрастна к творчеству Стругацких?

Их тайное кредо выразила В. Васильева в «Литературной газете»: «Кого и о чем предупреждают романы-предупреждения? Об опасности материального изобилия для человечества? О том, что будущее зависит не от социальной структуры общества, а от человеческой натуры? Но ведь пути развития человечества могут быть разными. И то, что грозит буржуазному обществу, не может грозить нам».

То же самое, по существу, писали В. Сапарин, В. Свининников и т. п. Несмотря на псевдомарксистскую фразеологию и — верю — благие намерения критиков, подобные рассуждения являются глубоко вредными. Если «то, что грозит буржуазному обществу, не может грозить нам» — зачем вообще нужна борьба с буржуазной идеологией? К чему усилия в идеологической схватке, если исход предрешен, независимо от этих усилий, волей истории?

Грубая ошибка критиков очевидна.

В. Свининников наивно полагает, будто в ответ на его грозные вопросы Стругацкие станут оправдываться следующим образом: помилуйте, наши романы не имеют отношения к нашему обществу и борьбе, они касаются «чистых» проблем. Нет, т. Свининников, Стругацкие не могут не понимать, что их романы имеют прямое отношение к борьбе за коммунизм! Книги «вне времени и пространства» не смогли бы привлечь внимание и любовь миллионов советских читателей.

Фантастические произведения Стругацких наполнены живой страстью борьбы за коммунистическую мораль и дух. Будем говорить прямо: разве только за пограничными столбами существуют люди, убежденные, что достаточно набить всем брюхо и надеть яркие тряпки — и человечество достигнет счастья? А у нас разве не имела одно время хождение негласная практика, согласно которой производственные успехи автоматически считались идеологическими достижениями? И разве не по этой практике бил октябрьский Пленум 1964-го года? И разве не против нее же был направлен написанный тогда роман «Хищные вещи века» — роман о первостепенной важности ИДЕОЛОГИЧЕСКОЙ борьбы с буржуазным сознанием!

А идеи «Второго нашествия марсиан» — обличение мещан, готовых в минуту либеральной оккупации, даже со «свободой печати» (в известных пределах) и дармовыми подачками, стать слугами, бургомистрами и полицаями врага — разве эти идеи имеют чисто абстрактное значение? Разве не клеймят Стругацкие ядом презрения тех, кто готов продать отечество… «марсианам»?

Разве Иван Жилин, покинувший Москву ради борьбы за грядущее счастье Города Дураков, или Максим, спасающий страну Неизвестных Отцов бок о бок с туземными подпольщиками, — разве этот пример интернационализма есть абстрактная картинка, не перекликающаяся с нашей жизнью и борьбой?

Стругацкие — реалисты и сатирики в специфическом жанре фантастики. Это значит, что бюрократы из придуманных ими стран списаны с наших бюрократов; мещане и подлецы в их романах списаны с отечественных мещан и подлецов. Во имя чего? — задают вопрос «бдительные» критики. Во имя того, чтобы уничтожить пошлость, мещанство, предательство и подлость — не в стране Неизвестных Отцов, а в нашей стране! Чтобы в ней торжествовали подвижники-революционеры и ученые, герои и борцы, герои братьев Стругацких, тоже списанные с наших современников, — не надо забывать об этом!

И напрасно В. Свининников пытается противопоставить направлению Стругацких романы А. Н. Толстого. По логике его собственной статьи, А. Толстой писал плохие и вредные романы. В самом деле, в «Аэлите» изображена массовая гибель рабочего класса в момент разгромленного восстания. Разве такое будущее сулит нам история? — должен был бы спросить его В. Свининников. А фашистский диктатор Гарин, который позволяет коммунисту Шельге вести партработу в шахте — разве таковы фашистские диктаторы?! К счастью, А. Толстого от подобных, скажем прямо, неумных вопросов спасло его положение признанного классика советской литературы. Современным писателям избавиться от таких вопросов куда труднее.

«Пошлость — это контрреволюция», — когда-то сказал Бабель. Мудро сказал. Некоторым современным критикам стоило бы задуматься над этим прежде, чем садиться писать статьи о современной фантастике.

Письмо Аркадия брату, 10 ноября 1969[173], М. — Л.

Дорогой Борик!

Получил твое письмо, хотя из-за сволочной кучи поздравительного дерьма оно шло аж четыре дня. Рад, что могу тебя, наконец, порадовать. Впрочем, все радости осложнены различными НО.

1. Пискунов дал команду печатать ОО и даже сам наложил свою подпись на титульном листе. Доконали его Нина, М. М. и Компаниец, а также, видимо, страх ревизий и иные страхи, о которых мы не знаем. НО! За это время истек срок действия разрешения Главлита (дается на 6 месяцев), и книга снова пошла в Главлит. (Черт, на этом месте явился ко мне солдатик, из наших почитателей. Служит в Москве, дай, думает, зайду. И зашел. И час коту под хвост.)