Елена Шишкина - Русский Нострадамус. Легендарные пророчества и предсказания

• Название: Русский Нострадамус. Легендарные пророчества и предсказания
• Автор: Елена Шишкина
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 5-289-02189-2

Это тайна. Истинная, настоящая тайна, которую хранит наша земля, наша память и наша кровь.

Мы заново узнаем историю человека, блеснувшего уникальнейшим даром в кромешном мраке допетровской России, не оцененного по достоинству современниками и потомками. Мы видим героя крестьянской войны Степана Разина, а равно и забытого схимника.

Тит Нилов — ревностный старообрядец, не принявший реформ Никона, величайший пророк земли Русской, видевший сквозь века и эпохи, старец, предсказавший ужас Чернобыля и даровавший нам заговоры против многих несчастий...

---

Каким образом мог оказаться простой деревенский знахарь в гуще политических событий? Как ни странно, благодаря своему милосердию. Вот что написано в рукописи: «Дом их (Тита и Улиты) превратился в гостиный двор (гостиницу). Денно и нощно странный люд приходил к избе, столовался, а потом исчезал, будто и не было их вовсе. Кое-кого потом видали то „в людях" боярина Агаркова, то в урусовской челяди (в прислуге князя Урусова), а иной раз и в самой Москве у Морозовых или Сретневых». Неизвестный автор указывает фамилии самых богатых бояр того времени, которые, конечно, более всех были недовольны реформами Одоевского и, как могли, сопротивлялись новым порядкам. Хотя в записях в связи с деятельностью Тита упомянут только Онисим Агарков (сына которого Нилов вылечил от эпилепсии), можно предположить, что и остальные бояре каким-то образом бывали с ним «в сношениях» — либо лечились у Тита, либо «гадали» (то есть получали предсказания). Именно поэтому деревенский знахарь имел возможность «пристраивать беглых под сильную руку».

Конечно, односельчане были недовольны «политической деятельностью» знахаря. Ведь раз упомянуто, что они «всем миром» платили подати, значит, деревня была свободна «от холопского ярма», и наверняка крестьяне боялись потерять свои «права и свободы». «Стали они против Тита роптать и говорить, что его надо гнать с земли, пока не пришли государевы стрельцы и судейские дьяки. И Улитин отец был в той хуле самым громким голосом», — читаем в рукописи. То есть они хотели избавиться от Тита, чтобы царь не прислал своих людей для судебного разбирательства, которое могло быть чревато самыми разными последствиями — от прикрепления деревни в «крепость» государю (или кому-нибудь из его фаворитов) до казни каждого второго жителя, «как крамольных укрывателей». Однако до расправы дело не дошло, и Тит с женой не были изгнаны из общины. Неужели не нашлось ни одного «добропорядочного» крестьянина, который бы не донес на Тита властям, ведь «хулы против него немало было»?

Нужно помнить о законах того времени и о тщательно соблюдаемой «субординации». Наверняка все «жалобы» шли через общинного старосту — отца Улиты, то есть он обладал правом пускать их в ход. Но в рукописи указано, что тесть Тита был одним из самых недовольных. Что же ему помешало избавиться от нежеланного зятя? Оказывается, самое что ни на есть простое житейское дело: «Улита понесла (забеременела)». Сам ли староста был чадолюбив или супруга старосты вступилась за дочь, неизвестно, однако «делу не был дан ход». Тит тоже перестал принимать и пристраивать беглых, и, может быть, по той же причине.

Но всем известно, что, стоит только возникнуть какому-нибудь «недовольству», оно рано или поздно вырастет в открытое гонение человека — его будут обвинять во всех бедах и невзгодах. «И пяти лет не прошло с той поры, — пишет биограф, — как снова Титу стало нечем вздохнуть». Что же за это время случилось в государстве? Дело в том, что начался так называемый «медный бунт», который, на свою беду, предсказал Тит: «Берегите серебро и, тем паче, золото. Как заменят их на медь — идти тогда нам по миру с протянутой рукой». Что же такое этот самый «медный бунт» и каковы причины его возникновения? Приходится снова вернуться к историческим событиям этого периода.

Царь Алексей начал войну с Речью Посполитой и повел войска на Литву. В это время страну поразила «моровая язва» (по всей видимости, чума). Болезнь опустошила страну, совершенно расстроив с таким трудом введенный Одоевским новый общественный порядок и разрушив уже вполне сложившуюся экономику. В условиях эпидемии невозможно стало собирать деньги в государственную казну, и она «оскудела». Сказалось и несвоевременно принятое Думой решение о запрете иностранцам торговать в стране (приток импортного серебра иссяк). Не зная, откуда брать деньги, правительство придумало следующие меры: мелкую монету (копейки и деньги) стали делать из меди. Если до этого нововведения в одном рубле было 100 копеек и 200 денег, теперь «мелочь» стала в 20 раз дешевле. Медные монеты появились в огромных количествах, и на первых порах никто не заметил их разрушительного влияния на рыночные отношения. Однако вскоре появились «воровские деньги»: мошенники-дьяки, служащие при монетном дворе, стали чеканить «себе и товарищам» монеты из собственной меди (этот металл, в отличие от золота и серебра, был легкодоступен). Медные монеты стали резко обесцениваться: за 100 серебряных стали давать 200 медных денег. Товары начали резко подниматься в цене. Испуганное инфляцией правительство новым указом о том, чтобы в казну поступало только серебро, обострило финансовый кризис. Требуя уплаты налогов серебряными рублями, народу тем не менее платили только медные деньги. «И установился такой порядок: за 100 серебряных монет требовали и тысячу и полторы тысячи медных». Начались разорение среднего класса и голод среди бедноты. «Совсем погибаем и помираем голодной смертью. На медные деньги ничего не продают, а серебряные взять негде», — писали в челобитных царю подданные. И начался великий мятеж — «медный бунт». Уговоры царских чиновников не оказали должного воздействия, и тогда в ход были пущены войска. «Много мятежников было убито и казнено, а и много утонуло в реках (очевидно, во время бегства) и сгинуло у степняков (видимо, попав в рабство)». События эти кажутся далекими от размеренной жизни Титовой деревни, однако все, что происходило в стране, так или иначе отражалось на быте даже самого далекого и укромного уголка государства.

В рукописи больше не говорится о том, что Тит помогал беглым от царского гнева людям, но его односельчане, видимо, каким-то образом пострадавшие от «медной реформы» — при торговле или при уплате податей, — обвинили в неприятностях именно его. Во всяком случае, «всем миром пришли они к нему (Титу) на двор и упрекали, мол, ты с твоими дружками-боярами учинил нам разор. Потому ты во всем и повинен. Коли не заплатишь серебро в казну, съезжай со двора и живи своим умом». Благодарность народная коротка, позабыли крестьяне о том, что именно вменяемая ему в вину «дружба с боярами» несколько лет назад принесла деревне немалую выгоду. Что же Тит, неужели не напомнил о том, как лечил и учил уму-разуму односельчан, неужели малодушно промолчал и ушел из деревни? Может быть, он так бы и поступил, ведь биограф пишет, что «он никогда не вступал в споры и свары», но вмешалась Улита. Вот как описано в рукописи ее заступничество: «Вышла Улита, с дитем малым на руках, встала добродея (творящая добро, правду) перед мужиками и сказала все, что знала про бесстыжие их домыслы, клеветные наветы и злую напраслину». По этому высказыванию можно представить себе характер этой женщины — бесстрашной, честной, справедливой, недаром же в рукописи она названа «добродеей». Такие прозвища давали только «женам, умом мужам равным». Помятуя о нравах того времени, можно предположить, что особого внимания на ее слова мужики не обратили, но, «устыдившись, ушли, затаивши злобу на Титушку». После выступления Улиты Тита на некоторое время оставили в покое, однако «не переставали чинить ему козни». Что могло это означать? Скорее всего, односельчане постарались лишить его врачебной практики. А вот каким образом, можно понять из последующих событий в жизни Тита.

Немилость церкви. Обвинение в колдовстве

Это не два зверя собиралися,

Не два лютые сбегалися;

Это Правда с Кривдой сходилися,

Промежду собой они дрались-билися.

Правду Кривда одолеть хочет.

Правда Кривду переспорила.

Правда пошла на небеса,

А Кривда пошла у нас вся по земле.

Так в рукописи начинается история обвинения Тита в колдовстве, ереси и прочих «непотребных действах». В отступление от повествования нужно заметить, что биограф, составивший описание жизни Тита Нилова, был изрядно образованным человеком, ведь приведенные стихи являются частью «Голубиной книги», содержание которой сегодня известно только специалистам-славяноведам!

Далее следует такой текст: «И они покаялись от пользования Титовым искусством и отреклись от его благого участия. И сказали, что лучше умереть, чем от него хоть малую помощь принять». Данную фразу, видимо, следует понимать так: крестьяне не только перестали обращаться к Титу за помощью, но и приходящим больным «отсоветовали» пользоваться услугами знахаря. Во всяком случае, по этому поводу написано следующее: «Никакого здоровья из его рук не нать (не надо), ибо то суть бесова, богупротивная. Чего жаждете — крепости ли тела на земле али душевного вечного покоя?» И еще: «Кабы свят муж он был, не пристало бы ему по лесам шариться. Помолился бы, и все бы прошло».

Здесь следует снова отвлечься от рассказа о Тите Нилове, чтобы понять, почему же крестьяне стали вести себя таким образом. Колдовство не только в Европе «выжигалось каленым железом». В России середины XVII века обвинение в «ведьминых сговорах» каралось ничуть не меньше. Записи того времени повествуют о том, что «ведьм опускали в воду под лед, испытывали огнем (сжигали на кострах) и воздухом (через задний проход кузнечными мехами вдували воздух) и пр.». Обвинение в колдовстве было тяжким преступлением, и несчастный, «подпавший под эту статью», редко оставался «живым и целым».