Джордж Гроссмит - Дневник незначительного лица

• Название: Дневник незначительного лица
• Автор: Джордж Гроссмит
• Издательство: Б.С.Г.-Пресс
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-93381-252-4

Джордж Гроссмит (1847–1912) — яркий комический актер, автор и исполнитель весьма популярных в свое время скетчей и песен, автор либретто многих оперетт. Его младший брат, Уидон Гроссмит (1854–1919) — талантливый карикатурист, драматург и тоже одаренный актер. Творческая судьба братьев была вполне счастливой. Но поистине всемирной славой они обязаны своему «Дневнику незначительного лица», вышедшему в 1892 году и снабженному остроумными иллюстрациями мистера Уидона Гроссмита. «Дневник» давным-давно занял прочное место в списках мировой классики, не говоря уже о лучших образцах английской юмористической прозы. По мнению ряда критиков, эта книга стала предшественницей столь любимых у нас книг Джерома К. Джерома и П. Г. Вудхауса. Теперь, благодаря замечательной переводчице Елене Суриц, и русские читатели получили возможность познакомиться с ее обаятельными персонажами.

---

От полноты чувств он поддел свою шляпу тростью, крикнул: «Гип-гип-урра!», перепрыгнул через стул, позволил себе взъерошить все мои волосы, и — выскочил из комнаты, не дав мне времени ему напомнить о его возрасте и о том, что следует почитать родителя. Вечером явились Тамм и Туттерс и решительно меня приободрили, поздравляя с успехами Люпина.

Тамм сказал:

— Я всегда говорил, он далеко пойдет и, можете мне поверить, в голове у него больше, чем у нас троих вместе взятых.

Кэрри сказала:

— Он — вылитый Хардфур Хаттл.

Глава XXII

Мастер Перси Эдгар Смит Джеймс. Миссис Джеймс (из Саттона) вновь посещает нас и у нас устраивает «спиритические сеансы»

26 МАЯ.

Воскресенье. Мы поехали в Саттон после обеда, на чай с закусками к мистеру и миссис Джеймс. Аппетита у меня не было, ибо я плотно подкрепился в два часа, и весь вечер нам испортил маленький Перси, единственный их сын — по моему скромному мнению, совершенно испорченный ребенок.

Несколько раз он подходил ко мне и намеренно лягал меня по ляжкам. Один раз это было так больно, что слезы выступили мне на глаза. Я тихо укорил его, но миссис Джеймс сказала:

— Прошу вас, не отчитывайте его; я полагаю, что строгость с маленькими детьми вредна. От нее у них портится характер.

Тут крошка Перси оглушительно завопил и, когда Кэрри попыталась его успокоить, он ее шлепнул по лицу.

Это так мне не понравилось, что я сказал:

— Я иначе себе представляю воспитание детей, миссис Джеймс.

Миссис Джеймс сказала:

— Каждый воспитывает детей по-своему — ваш сын Люпин, кстати, тоже не образчик совершенства.

Некто мистер Маззини (как видно, итальянец) тут взял Перси на руки. Перси стал вертеться, брыкаться и вырвался от мистера Маззини с криком:

— Я тебя не люблю! У тебя грязное лицо!

Очень милый господин мистер Биркс Душкин обнял ребенка и сказал:

— Поди-ка сюда, я тебе кое-что покажу.

Он отделил хронометр от цепочки и сделал так, что часы пробили шесть раз.

К совершенному нашему ужасу, ребенок выхватил у него часы и бросил об пол, как будто это мячик.

Мистер Биркс Душкин был весьма любезен и сказал, что без труда сумеет вставить новое стекло, механизм же, он надеется, не пострадал.

Однако, как несходны люди в своих суждениях! Кэрри нашла, что у Перси скверный характер, но этот недостаток совершенно искупается его внешностью, ибо он — по ее мнению — чудо как хорош собой.

Возможно, я и ошибаюсь, но я, по-моему, в жизни не видывал ребенка более уродливого. Таково мое скромное мнение.

Мастер Перси Эдгар Смит Джеймс

30 МАЯ.

Не знаю, отчего это так происходит, но я всегда без всякой радости предвижу визиты миссис Джеймс (из Саттона) в наш дом. Скоро она опять приедет к нам на несколько дней. Сегодня утром, перед уходом моим на службу, я сказал Кэрри:

— Знаешь Кэрри, душа моя, я был бы рад, если бы получше относился к миссис Джеймс.

Кэрри ответила:

— Вот и я тоже, мой милый; но поскольку мне годами приходится мириться с Таммом, а он так пошл, и с Туттерсом, который хоть и мил, но так несносно скучен, то думаю, мой друг, придется уж нам потерпеть редкие визиты миссис Джеймс, у которой в одном мизинце больше ума, чем у обоих твоих приятелей во всем их теле.

Меня так поразил этот внезапный выпад против моих любимых старых друзей, что я даже не нашелся с ответом и, едва заслышав шум автобуса, ушел, поспешно ее поцеловав — несколько чересчур поспешно, и даже рассадив верхнюю губу о зубы Кэрри. Час целый потом мне было больно. Когда я вечером пришел домой, Кэрри была углублена в книгу о спиритизме, Флоренс Синглеет, под названием «Рожденья нет». Едва ли следует упоминать, что книгу эту ей прислала на прочтение миссис Джеймс, из Саттона. Поскольку она не могла говорить ни о чем кроме этой книги, остаток вечера я посвятил тому, что заменял коврики на лестнице, которые начали уж заметно протираться по краям.

Миссис Джеймс явилась и, как всегда, вечером принялась распоряжаться всем и вся. Обнаружа, что они с Кэрри готовятся к столоверчению, я счел, что мне пора проявить твердость. Я всегда презирал этот вздор и положил ему конец давным-давно, когда Кэрри еще в нашем старом доме что ни вечер устраивала сеансы спиритизма с миссис Шустер, с бедняжкой (она теперь покойница). Если б я видел в спиритизме хоть малейший смысл, я бы не находил в нем ничего предосудительного. Но как еще в те давние дни я это пресек, так и сейчас решил пресечь.

Я сказал:

— Прошу меня извинить, миссис Джеймс, но я отнюдь не одобряю спиритизма, не говоря уже о том, что сегодня вечером я жду к себе своих старых друзей.

Миссис Джеймс сказала:

— Неужто хотите вы сказать, что не читали «Рожденья нет»?

Я ответил:

— Да, не читал, и впредь не имею подобного намерения.

Миссис Джеймс, по-видимому, удивилась и сказала:

— Весь мир сходит с ума по этой книге.

Я ответил ей с находчивостью:

— Ну что же. Один человек, по крайней мере, будет в своем уме.

Миссис Джеймс сказала, что это с моей стороны очень неучтиво и, будь все так же полны предрассудков, никогда бы нам не видать ни электрического телеграфа, ни телефона.

Я отвечал, что то совершенно другое дело.

Миссис Джеймс возмутилась:

— Но в чем же другое? Объясните — в чем?

Я ответил:

— Во многом.

Миссис Джеймс сказала:

— Но одно хотя бы отличие назовите.

Я ей ответил сдержанно:

— Прошу прощенья, миссис Джеймс, но я не желаю обсуждать эту материю. Мне она неинтересна.

В эту минуту Сара открыла дверь и впустила Туттерса, чему я был очень рад, ибо подумал, что теперь глупому столоверчению не бывать. Но как я ошибался! Ибо когда вновь зашел об этом разговор, Туттерс объявил, что весьма интересуется спиритизмом, хотя, должен признаться, не очень в него верит; однако, не прочь уверовать.

Я твердо отказался принимать в этом какое бы то ни было участие, однако только того добился, что меня просто перестали замечать. Оставя их троих в гостиной за столиком, который они перенесли из залы, я вышел в прихожую с твердым намерением немного погулять. Однако отворивши дверь, кого же я за нею обнаружил как не Тамма!

Узнав о том что происходит, он захотел присоединиться к их кружку вместе со мной, при этом он вызывался войти в транс. Он добавил, что кое-что знает про старину Туттерса, а кое-что может присочинить про миссис Джеймс. Зная, на что способен Тамм, я отказался допустить его участие в столь глупом представлении. Сара меня спросила, нельзя ль ей на часок уйти, и я на это дал мое согласие, собразив, что куда приятней будет посидеть с Таммом на кухне, чем в холодной зале. Мы много говорили про Люпина и мистера и миссис Шик, с которыми он по своему обыкновению проводил вечер. Тамм сказал:

— А недурно было б для Люпина, если бы старина Шик сыграл в ящик.

Сердце мое содрогнулось от ужаса, и я строго предостерег Тамма от шуток на такую тему. Полночи я лежал без сна, её обдумывая — вторую половину заняли кошмары все о том же.

31 МАЯ.

Написал прачке суровое письмо. Остался им доволен, оно, по-моему, вышло у меня язвительно и остро. Я ей написал: «Вы мне вернули платки решительно без всякой окраски. Быть может, вы благоволите вернуть либо окраску, либо же стоимость платков». Очень любопытно было бы знать, что она сумеет на это мне ответить.

Вечером опять столоверчение. Кэрри сказала, что вчера были достигнуты некоторые успехи, а потому сегодня надо будет вновь собраться. Пришел Туттерс, по-видимому, полный рвенья. Я велел зажечь газ в гостиной, поднялся по лестнице и починил карниз, на который мне уже смотреть стало тошно. В припадке безрассудности — если могу себе позволить такое выраженье — по полу над залом, где имел место сеанс, я дважды громко стукнул молотком. Потом-то я усовестился, ибо такая глупость скорей достойна Люпина или Тамма.

Впрочем, ни о чем об этом даже не было и речи, зато Кэрри объявила, что через столик ей пришла удивительная весть о ком-то, кого мы с ней знавали давным-давно, и кто решительно неведом остальным. Когда мы легли спать, Кэрри меня попросила быть милым и ради нее посидеть с ними хоть разок.

1 ИЮНЯ.

С неохотой сел я с ними вечером за этот стол, но, должен признать, кое-что происходило любопытное. Пусть, положим, то были совпадения, но совпадения любопытные, не стану отрицать. К примеру, столик все время наклонялся в мою сторону, что Кэрри истолковала как желание, чтобы я задал духу вопрос. Я подчинился правилам и спросил у духа (который назвался Линой), не может ли она мне сообщить имя старой тетушки, о какой я думаю и какую мы когда-то звали тетей Мегги. Столик написал: «Фи». Мы ничего не могли взять в толк, покуда я вдруг не вспомнил, что второе имя тетушки было Филлис, и его-то, значит, столик пытался написать. Кажется, даже Кэрри этого не знала. Но если бы и знала, ни за что бы не стала она меня обманывать. Да, должен признаться, любопытно. Случились еще кое-какие вещи, и я дал согласие снова посидеть с ними в понедельник.