Луи-Себастьен Мерсье - Картины Парижа. Том II

• Название: Картины Парижа. Том II
• Автор: Луи-Себастьен Мерсье
• Издательство: Асаdемiа
• Жанр: Прочая старинная литература
• Год: 1935

---

Как только дочь коснется ногою театральных подмостков, она освобождается от родительской власти. Особый закон упраздняет силу древнейших и священнейших законов. Хористка появляется в фойе, сверкая бриллиантами; товарки уважают ее за ее блестящие туалеты, за изящную карету, за великолепных лошадей. Между хористками даже устанавливается как бы иерархия по степени богатства, и про самую богатую из них никто не сказал бы, что она занимается тем же ремеслом, что и ее товарки. Она свысока относится к молоденькой дебютантке и с видом знатной дамы третирует прекрасного ювелира и искусную модистку. В ее присутствии разглаживаются морщины на лбу судьи; царедворец улыбается ей, военный не осмеливается в ее присутствии быть грубым. Каждое утро ее туалет украшают всё новые подношения. Кажется, будто воды Пактола{73} льются на нее непрерывно.

Но мода, которая так высоко ее вознесла, меняется. Маленькая соперница, которую она долго не замечала, которую презирала, дерзко становится на ее пути, заслоняет ее своим блеском и опустошает ее салон. Гордая куртизанка, хотя и не утратила еще красоту, — через год оказывается в полном одиночестве, обремененной огромными долгами. Все ее возлюбленные сбежали, и, рассчитавшись с кредиторами, она видит, что у нее остается так мало, что едва хватит на обувь и румяна.

235. Отвращение к браку

В то время как столько девиц пользуются свободой, доходящей до распущенности и не приносящей пользы даже в смысле увеличения народонаселения, — что сказать о бесчисленном количестве девушек, живущих под крылышком родителей, которые строго хранят целомудрие дочерей, обрекая их, в силу своей бедности или нелепой гордости, на пожизненное девство? Не находятся ли эти девушки на краю пропасти и не сделаются ли они рано или поздно жертвами тоски или разврата?

Красота и добродетель не имеют у нас никакой цены, если они не подкреплены приданым; очевидно, в нашем законодательстве существует какой-то коренной изъян, раз мужчины избегают и боятся подписать самый приятный изо всех контрактов. Мужчина напуган обязанностями, которые влечет за собой звание мужа, и не желает больше платить дань неблагодарному или заблуждающемуся отечеству.

Спящая красавица. С гравюры Авриля по рисунку Мерсье (Гос. музей изобраз. искусств в Москве).

То ли женщины навредили самим себе, предаваясь роскоши, то ли мы уже подошли к последним пределам разврата. Без приданого теперь уж не берут замуж; мужчины или вовсе не женятся или женятся нехотя. Какой переворот в общественных установлениях! И какое средство могло бы устранить эту политическую ошибку?

Как не быть холостякам в городе, где порок не встречает никаких препятствий? Как могла распущенность наших женщин и их презрение к своим обязанностям не испугать мужчин и не заставить их задуматься о последствиях уз, которые принято высмеивать, которые закон защищает только тогда, когда зло уже совершилось и разглашено?

Разберем подробно в следующих главах, что именно делает брак предметом насмешек. Все преимущества на стороне порока. Что же остается добродетели?

236. Под любым названием

Многочисленные толпы куртизанок, которые ловят в свои сети блестящую молодежь и отбивают ее у других женщин, породили в Париже особый разряд женщин, которые, не обладая бесстыдством порока, в то же время чужды суровой строгости добродетели. У них нет той уверенности в приемах, какая свойственна первым, но взгляд их почти так же ласков; они не берут денег, но принимают ценные подарки; это выглядит более пристойно. Они страшно восстают против продажных женщин, своих врагов и соперниц; но стоит им проиграться в азартной игре, как они начинают потихоньку жаловаться на разорение и тайком берут взаймы, чтобы избежать нападок мужей, которых они боятся, но не уважают.

Мужчине, желающему ими обладать, бывает достаточно подарить им новые челночки, игольники и коробочки на том основании, что прежние сделаны из золота разных оттенков, а мода требует в этом отношении полного единообразия.

Мода разрешает таким женщинам появляться на балах, в Колизее, на спектаклях. При встрече с ними никто не говорит: Это такая-то, но: Это госпожа такая-то; ее ведет под руку господин ***. Горе тому, кто стал бы про них злословить! Весь кружок так называемых добрых подруг, вереница которых теряется в бесконечности, воспламенился бы гневом, и куда бы ни явился этот злой язык, он всюду нашел бы хозяйку страдающей мигренью; к нему отнеслись бы как к нарушителю общепринятых обычаев и, по ходячему выражению, сочли бы за чудовище. Такой эпитет вынуждает меня поскорее закончить эту главу.

237. О некоторых женщинах

Если бы женщины повели на нас атаку, то как устояли бы мы перед их чарами, перед их страстной смелостью и любовными восторгами? Природа одарила их стыдливостью, являющейся следствием недостатка сил, в которых им было мудро отказано. В наши дни некоторые женщины, в силу праздности, любопытства и особенно в силу тщеславия, не отказываются от такой атаки; но система, предначертанная природой, этим не нарушается: мужчины имеют право им отказать или же ограничиться мимолетной интригой.

Эта маленькая глава не будет понятна для тех счастливых стран, где еще царит невинность; для других же она будет даже слишком понятна. Мое перо неохотно касается всех этих гнусностей, но ведь я описываю Париж.

238. Публичные женщины

Эти, по крайней мере, выдают себя за то, чем они на самом деле и являются; у них одним пороком меньше: у них нет лицемерия; они не могут причинить опустошений, которые зачастую причиняет под фальшивой внешностью скромности и любви развратная недотрога. Это несчастные жертвы нищеты или беспечности родителей; только в очень редких случаях они бывают увлечены на этот путь бурным темпераментом. Они не чувствительны ни к оскорблениям, ни к презрению; они унижены в своих собственных глазах и, не имея возможности побеждать прелестью стыдливости, бросаются в противоположную крайность и выставляют напоказ всю дерзость бесстыдства.

Но в этой бездне испорченности существуют еще разные степени; одна отдается одновременно и наслаждению и деньгам, другая представляет собой животное, в котором уже отсутствует пол. Она даже не чувствует, как над нею издеваются.

Мы не станем оскорблять целомудренный слух и чистые взоры невинности, рисуя картины разврата и чудовищных излишеств; мы умолчим о прихотях сладострастия, о выходках и порывах ста пятидесяти тысяч холостяков, предоставленных тридцати тысячам проституток (число их доходит до этой цифры). Писатель, обладающий гением, господин Ретиф де-ла-Бретон начертал эту картину в своем Развращенном крестьянине. Мазки его кисти так мощны, что написанная им картина вызывает чувство глубокого негодования. К сожалению, она совершенно верна! Ограничимся же сказанным и не будем пугать чувствительное воображение; прикрытые безобразия человечества не следует выставлять на свет.

Скажем только, что громадное число публичных женщин, поощряющее распущенность страстей, придало молодым людям свободный тон, который они теперь принимают даже по отношению к самым порядочным женщинам. Таким образом, в наше время славящееся вежливостью, мужчины стали грубы в делах любви.

Мы так далеки от изысканной вежливости наших отцов, что наш разговор с женщинами, даже с теми, которых мы глубоко уважаем, редко отличается деликатностью. Он полон дурных шуток, двусмысленностей и скабрезных рассказов. Пора бы исправить этот дурной тон. Дело женщин — начать эту реформу и не допускать больше разговоров, которые они бывают вынуждены выслушивать, рискуя в противном случае прослыть ханжой.

Позорные и явные страсти несут в себе самих противоядие, и, быть может, сдержать их не так трудно, как ту распущенность, которая на первый взгляд кажется простительной. Поэтому я считаю, что публичная женщина скорее может превратиться в честную, чем женщина легкого поведения.

Но позор проституции слишком далеко зашел в нашей столице. Не следовало бы допускать такого явного, подчеркнутого пренебрежения нравственностью; надо бы больше уважать общественную стыдливость и благопристойность.

Как сможет бедный и честный отец семейства сохранить свою дочь в пору страстей неиспорченной и невинной, если она у своего порога будет видеть, как изящно одетая проститутка пристает к мужчинам, кичится пороком, блистает среди распутства и предается под покровительством закона самой безудержной распущенности? Сравнивая себя с ней, девушка решит, что добродетель не приносит никаких действительных выгод, и скоро перестанет с собой бороться. Рассудок не сможет дать ей ясного представления о преимуществах благоразумия; кругом она увидит только дурной пример, являющийся самым опасным соблазнителем, особенно для женщин.