Владимир Успенский - Тайный советник вождя

• Название: Тайный советник вождя
• Автор: Владимир Успенский
• Жанр: История

«Тайный советник вождя» — книга-сенсация. Это роман-исповедь человека (реального, а не выдуманного), который многие годы работал бок о бок с И. Сталиным, много видел, много знал и долго молчал. И, наконец, с помощью В. Успенского, заговорил — о своем начальнике, его окружении, о стране. Честно рассказывает — без прикрас, но и без очернительства. В книге масса интереснейшей информации, имеющей огромную познавательную ценность.

---

Мне больно и трудно говорить о том необязательном для нас поражении, которое свело на нет все предыдущие усилия и успехи, вновь поставило страну на грань поражения, принесло большое количество жертв, которых вполне можно было избежать. Но говорить надо. Хотя бы потому, что та черная страница оказалась вырванной из нашей истории. О ней почти не вспоминали. Да и кому вспоминать-то? Участники тех событий полегли на полях сражений или оказались в плену — мало кто возвратился. Исследователи не рисковали касаться запретной темы при жизни Сталина. И после его смерти — тоже. На пути непреодолимым заслоном высилась мощная фигура Филиппа Ивановича Голикова, получившего в хрущевские времена звание маршала и возглавлявшего Главное политическое управление армии и Военно-морского флота. Внимательнейшим образом следил Голиков за тем, чтобы ни печатно, ни устно не обсуждались его полководческие способности вообще, а деятельность на посту командующего Брянским фронтом — в особенности. Попытки были, но пресекались. И наползал туман забвенья.

7

Провалившийся контрудар, трагедия сорок второго года окончательно убедили Иосифа Виссарионовича в том, что во время войны надо слушать военных специалистов, отодвигая на задний план эгоистично-меркантильные соображения политических игрунов. Этого правила он старался придерживаться вплоть до Победы, хотя и не всегда получалось. Во всяком случае, крупных военных ошибок Сталин больше не допускал. А непосредственно после неудачи последовали изменения быстрые и решительные. Был отстранен от должности генерал Голиков, сразу, кстати, попавший под защиту Берии. Непомерно растянувшийся и частично раздробленный Брянский фронт был разделен надвое, от него отпочковался самостоятельный Воронежский. Новым командующим Брянским фронтом был назначен Константин Константинович Рокоссовский. Сразу и без всяких сомнений. А вот на должность командующего Воронежским фронтом несколько суток не могли подобрать нужного человека. Там напряженные бои, там решается не только судьба города, но и возможность продвижения гитлеровцев к важнейшим экономическим центрам страны, а войска наши без общего руководства. Нет достойной кандидатуры, нет личности, способной возглавить трудный, весьма ответственный участок борьбы. После провалов Голикова осторожничал с выбором Иосиф Виссарионович. И тут произошел случай, единственный в сталинские времена при назначении на высокий пост. Всегда кандидатуры предлагались соответствующими ведомствами, обсуждались и, обычно, утверждались. Но вот на совещании в Ставке, в кабинете Иосифа Виссарионовича, начальник Генштаба Василевский и его заместитель Ватутин назвали фамилию одного военачальника, другого, третьего, и все они были отвергнуты. Перечень был исчерпан. Все, тупик. И тут поднялся Николай Федорович Ватутин и предложил вдруг… сам себя.

— Товарищ Сталин, прошу назначить командующим Воронежским фронтом. Надеюсь, что справлюсь.

Потрясение и изумление вызвали эти слова. Нарушил порядок?! Назвался груздем?! (А, значит, полезай в кузов со всеми последствиями!) Выскочка?! Самоуверенный наглец?! Дурак, сующий голову в петлю?! Растерялся Александр Михайлович Василевский, не желавший, естественно, лишаться лучшего аналитика, хорошего организатора и надежного помощника. Удивление отразилось даже на непроницаемом обычно лице Сталина.

— Надеетесь справиться или убеждены, что справитесь? — уточнил он.

— Дальше Воронежа немцев не пустим. Я знаком с обстановкой.

— Вы ведь воронежский? — спросил Иосиф Виссарионович (и такие подробности он держал в памяти).

— Из Воронежской области. Там мать и родные.

— Понимаю… Как вы, товарищ Василевский?

— Наилучший выход. Но…

— Но вы не хотите утратить первого заместителя, — снял у него с языка Сталин. — Нам одинаково важна и работа Генерального штаба и положение на участке, который сейчас самый ответственный. Но что все-таки нам важней сегодня?

— Положение на Воронежском фронте.

Сталин помолчал, повернулся к Ватутину, стоя ожидавшему решения:

— Мы согласны. Поезжайте, товарищ Ватутин, и наведите там порядок. Мы на вас очень надеемся.

Вот так выдающийся наш генштабист, человек с теоретическим складом ума, стал одним из лучших практиков великой войны, провел несколько блистательных операций и, к глубокому сожалению, погиб в сорок четвертом. По моему разумению, входит он в когорту самых замечательных советских полководцев: Жуков, Рокоссовский, Ватутин…

Развяжем узелки еще нескольких судеб, неразрывно связанных с тяжелой ошибкой нашего верховного командования. Группа войск генерала Белова удерживала обширный плацдарм в тылу противника до середины лета, сковывая боями крупные силы врага, столь необходимые немцам для развития успехов на юге. Пять месяцев продолжался этот беспримерный в военной истории рейд, доставивший гитлеровцам много забот и неприятностей. И ничего не удалось сделать немцам с талантливым генералом. Оставив партизанские формирования продолжать борьбу в тылу неприятеля, Белов с регулярными частями прорвал два вражеских кольца и вышел к своим. А я не устану повторять военным историкам, в разных вариантах пережевывающим одни и те же, хоть и важные, но набившие оскомину события: не под силу, что ли, вам понять и оценить то, что сделал Павел Алексеевич Белов?! И еще раз вернусь к известным военным дневникам скрупулезного генштабиста Гальдера. За полтора года войны с нами в этих дневниках упомянуты только фамилии Сталина, Ворошилова, Буденного и Тимошенко. Даже Жукова нет. А вот к Белову и его войскам Гальдер возвращается одиннадцать раз! И начинаешь понимать, как выглядели события с той, с немецкой стороны.

В жизни Павла Алексеевича было два великолепных, потрясающих взлета: разгром танковой армии генерала Гудериана и пятимесячный рейд. Белов и еще способен был на многое, на необыкновенное, но провидение слишком уж позаботилось о том, чтобы ограничить его возможности, ввести в жесткие рамки обычной военной службы, в те рамки, которые удобны для заурядных людей и не позволяют раскрыться талантливым. После возвращения из рейда Жуков предложил ему занять пост командующего 61-й общевойсковой армией. Как упирался Белов, прося оставить его в кавалерийском корпусе, что давало ему хоть какую-то самостоятельность! Но Жуков категорически настаивал на своем: ты, мол, еще в прошлом году отказался от 6-й армии, у нас людей нет, а ты после группы войск снова на корпус?! Не выйдет! Принимай 61-ю — и точка! Опять разгорелся конфликт между друзьями-соперниками.

Я, естественно, поддержал Белова, высказав Сталину свое мнение: самобытный, самостоятельный человек, мастер неординарных дерзких решений и действий, генерал Белов закиснет в общевойсковой армии, где надо быть не столько инициатором, сколько исполнителем спущенных свыше решений. А ему нужен простор, маневр. Если уж выдвигать с повышением, то на танковую армию, это соответствует его натуре, тем более, что танками он занимался еще в начале тридцатых годов вместе с Калиновским. Однако Сталину в то трудное время было не до психологических изысков, да и вакантной должности танкового командарма не имелось. Вот и пошел Павел Алексеевич на повышение помимо своей воли, подрезали ему крылья. Стал он хорошим командармом, его войска отличились при форсировании Днепра, при освобождении Бреста и Варшавы, участвовали в Берлинской операции, не обделили Белова и наградами, но не было больше в его военной судьбе ни одного головокружительного, из ряда вон выходящего взлета. Друзьями с Жуковым они так и остались, но о соперничестве уже не было речи. Жуков-то вскоре стал маршалом и заместителем Верховного Главнокомандующего. Достиг потолка.

Ну, а кто же ответил за стратегическую ошибку, за провал кампании сорок второго года? Деликатный вопрос. С одной стороны, должен же быть виновный, должен же кто-то нести ответственность? А с другой — решения-то принимались на самом высоком уровне: Иосиф Виссарионович выслушал мнение Шапошникова (только оборона), Жукова (оборона с наступлением на центральном участке), Хрущева и Тимошенко (решительно наступать на юге), но последнее слово оставалось за ним, за Верховным. Он его и произнес, да ведь не Сталина же судить! И не тех, мной перечисленных, отстаивавших свое мнение, — в ведомстве Берии понимали это. Для отчетности нашли все же козла отпущения, арестовали начальника оперативного управления штаба Западного фронта генерал-майора Голушкевича Владимира Сергеевича, который в начале мая по поручению командующего фронтом летал к Белову, убедился в реальности беловского плана и потом активно поддерживал замысел Жукова: прочно обороняясь на занятых рубежах, нанести удар по противнику силами группы Белова и 20-й армии. В этом как раз Голушкевича и обвинили: настаивал на проведении операции, которая противоречила, дескать, мнению Верховного Главнокомандующего. Однако жизнь показала, кто был прав. После провала тимошенко-хрущевского наступления Сталин высказался об этих деятелях в самой грубой форме. Берия собственными ушами слышал эту оценку и поспешил направить следствие в совсем другое русло. Голушкевича принялись обвинять в противоположном: почему генерал, понимая правильность беловско-жуковского плана, недостаточно твердо настаивал на его осуществлении? Это что, бесхарактерность или вредительство?