Владимир Успенский - Тайный советник вождя

• Название: Тайный советник вождя
• Автор: Владимир Успенский
• Жанр: История

«Тайный советник вождя» — книга-сенсация. Это роман-исповедь человека (реального, а не выдуманного), который многие годы работал бок о бок с И. Сталиным, много видел, много знал и долго молчал. И, наконец, с помощью В. Успенского, заговорил — о своем начальнике, его окружении, о стране. Честно рассказывает — без прикрас, но и без очернительства. В книге масса интереснейшей информации, имеющей огромную познавательную ценность.

---

И вот теперь 902-й полк, ближе всех подошедший к Берлину, истекал кровью на плацдарме, а командир его задыхался в мрачном подвале рядом со знаменосцем, который лежал на полу, прикрыв знамя своим телом. Если бы Адольф Гитлер, засевший в недалеком уже теперь фюрербункере, смог увидеть сейчас этот подвал, увидеть погибающий полк, несший ему смерть, он воспрял бы духом и решил, что удача вновь засветилась на его горизонте. Другие русские полки, может, и ворвутся в Берлин, но уж этот-то никогда!

В задымленном подвале вновь заработала рация. Марьям протянула Леневу микротелефонную трубку. Раздался голос генерала Берзарина:

— Как у тебя? Без изменений?

— Дайте огонь! Скорее! — прохрипел Ленев.

Обвальным грохотом раскатился за Одером артиллерийский залп. Били полковые и дивизионные батареи, били тяжелые пушки, подтянутые из резерва. Пламя бушевало над тем местом, где был завод, над позициями окружавших его немцев.

Артиллеристы знали, что бьют по своим, по штабу полка. Злыми слезами плакал командир орудия Нестеров, плакал наводчик Кармалюк, но, матерясь и проклиная злодейку судьбу, посылали снаряд за снарядом, выполняя последнюю волю своего уважаемого командира.

17

Подполковник Гончарук был единственным человеком, который смог несколько раз подряд переправиться через Одер и остаться живым. В первую ночь — вместе с воинами 902-го стрелкового полка. Во вторую вернулся на восточный берег, чтобы доложить командованию о положении на плацдарме и выполнить просьбу Ленева о помощи. Наступила третья ночь, и измученный бессонницей, невероятным физическим и моральным напряжением подполковник нашел все же силы опять преодолеть реку вместе с резервными подразделениями, дабы выяснить и сообщить генералу Берзарину, каково реальное положение на «пятачке». Сопровождавшие Гончарука автоматчики несли упаковки с листовками: это был текст телеграммы командующего 1-м Белорусским фронтом, только что размноженный в типографии армейской газеты:

«ВОЕННОМУ СОВЕТУ 5-Й УДАРНОЙ АРМИИ, КОМАНДИРАМ КОРПУСОВ И КОМАНДИРАМ ДИВИЗИЙ 5-Й УДАРНОЙ АРМИИ.

На 5-ю ударную армию возложена особо ответственная задача удержать захваченный плацдарм на западном берегу р. Одер и расширить его хотя бы до 20 км по фронту и 10–12 км в глубину, Я всех вас прошу понять историческую ответственность за выполнение порученной вам задачи и, рассказав своим людям об этом, потребовать от войск исключительной стойкости и доблести.

К сожалению, мы вам не можем пока помочь авиацией, так как все аэродромы раскисли, и взлететь самолеты в воздух не могут. Противник летает с берлинских аэродромов, имеющих бетонные полосы. Рекомендую:

1) зарываться глубоко в землю;

2) организовать массовый зенитный огонь;

3) перейти к ночным действиям, каждый раз атакуя с ограниченной целью;

4) днем отбивать атаки врага.

Пройдет 2–3 дня — противник выдохнется.

Желаю вам и руководимым вами войскам исторически важного успеха, который вы не только можете, но обязаны обеспечить.

Г. Жуков»

Даже Георгий Константинович с его твердокаменным характером понимал, что бывают такие обстоятельства, когда просьба может оказаться сильнее, действеннее любого приказа. Тут был именно такой случай. А я взял листовку для того, чтобы при докладе Верховному главнокомандующему этим документом подтвердить, если возникнет необходимость, что в начале февраля нам было не до наступления на Берлин — требовалось закрепиться на достигнутых рубежах и накопить силы для решающего броска.

К тому времени, когда я вместе с Гончаруком (он, как выяснилось, уже в седьмой раз) переправился через Одер, наше положение за рекой улучшилось, но все еще оставалось сложным. На плацдарме сражались уже четыре стрелковые дивизии, им удалось оттеснить фашистов от уреза воды на четыре-пять километров и раздвинуться до двадцати пяти километров вдоль берега. Это уже не «пятачок», простреливаемый даже автоматным огнем. Сложность же заключалась в том, что немцы продолжали бомбить, обстреливать, атаковать всю нашу длинную, но узкую полосу, имея возможность маневрировать силами и средствами, подтягивая резервы, а у нас за спиной была широкая река, очень затруднявшая не только маневрирование, но и снабжение войск всем необходимым, вывозку раненых. По Одеру плыл битый лед, несло трупы, обгорелые бревна, доски, ящики из-под боеприпасов. Если ночной морозец спаивал льдины, то немцы сразу же разбивали тонкий покров, не давая ему окрепнуть.

В Гросс-Ноендорфе не сохранилось ни одного дома, только руины, между которыми тянулись траншеи и ходы сообщения. Территория возле сахарного завода метров на триста окрест была буквально перепахана нашими снарядами. Тут уж, конечно, не уцелело ни одного фашиста. А вот бетонные перекрытия подвала выдержали попадания даже тяжелых снарядов. Образовалось лишь несколько трещин, через которые и вытек ядовитый дым, душивший наших людей. Крепко строили немецкие инженеры и рабочие, старались на совесть, чем и помогли сохранить жизнь советским бойцам. Если бы знали немцы, кого сберегут эти надежные стены!

Подполковник Гончарук, одним из первых прибывший на завод после обстрела, рассказал мне, как в наступившей темноте приведенные им солдаты разбирали завал, расширяли трещины, вытаскивали и выводили из подвала полузадохнувшихся, оглушенных, контуженых воинов, как знаменосец и Георгий Матвеевич Ленев вынесли сохраненное знамя полка…

Прибывший с нами представитель армейской химической службы вместе с дивизионными и полковыми коллегами тщательно обследовал подвал и соседние руины, пытаясь определить, чем гитлеровцы «выкуривали» наших людей: просто дымом или какой-то разновидностью боевых отравляющих веществ? Но не было специальных приборов и препаратов, не оказалось свидетелей среди пленных немцев. Безусловное мнение не складывалось. Дело, конечно, можно было повернуть в ту или другую сторону, однако мне нужен был ответ четкий и твердый, нужен был официальный акт для отправки в Ялту, чтобы Верховный главнокомандующий мог использовать документ на продолжавшейся конференции руководителей трех великих держав. Требовалась полная доказательность, бесспорные факты, а этого мы не имели — только предположения. Договорились, что химики продолжат работу, и они действительно занимались этим вопросом еще некоторое время, до штурма Берлина. Нахлынули другие заботы, и дело заглохло само собой.

По глубокому, надежному ходу сообщения Иван Сергеевич Гончарук провел меня до командного пункта 902-го стрелкового полка и познакомил с подполковником Леневым. Имея рост выше среднего, он выглядел очень длинным от чрезвычайной худобы, происходившей, вероятно, от переутомления, от недосыпа и недоедания. Правильные, симметричные черты продолговатого лица казались несколько крупноватыми из-за впалости щек. Прямого разреза упрямого склада рот. Неулыбчивость. Суровость. Подумалось, что его недолюбливает непосредственное начальство за прямолинейность, отсутствие гибкости и почтительности. За дерзость. За неумение угождать. Таким трудно служить, особенно в мирное время, когда ценится прежде всего послушная исполнительность. Если, конечно, не заметит, не оценит, не поддержит такого умный, дальновидный руководитель. Но умные-то встречаются гораздо реже, чем разные прочие.

На ногах у Ленева очень большие сапоги, слишком просторные. Заметив, что он прихрамывает, я спросил, не ранен ли.

— Нет, — ответил он, — не ранен, и старые не открылись, ни в позвоночнике, ни на ноге. — Глянул на меня с некоторым смущением. — Врач говорит, что нога разболелась от нервов. После подвала. Курам на смех.

— Случается, — авторитетно подтвердил Гончарук. — Ни одной царапины, а боль сильная. После контузии.

Ленев повернулся к нему:

— Иван Сергеевич, ты Берзарину не докладывай, ладно?

— А то отоспался бы в госпитале, раздевшись и на простыне, подхарчился бы…

— Нет, — отрезал Ленев. — Я со своими. Мне уже лучше.

И, будто забыв про нас, надолго прильнул к окулярам стереотрубы. Из скупых его слов мы поняли, что полк ведет бой за небольшую высоту 13.0 и что успех пока не на нашей стороне, у немцев много минометов, а подавить нечем. Что там думают, за рекой, о доставке снарядов?.. Было ясно, что подполковнику теперь не до нас, ему будет лучше и спокойней, если мы удалимся куда-нибудь подальше, в безопасное место. Так мы и сделали.

В тот день командный пункт 902-го стрелкового полка отделяло от подземного кабинета Адольфа Гитлера расстояние в семьдесят километров. И без малого три месяца времени.

Мы с Гончаруком благополучно вернулись за Одер, ни разу не попав под бомбежку. В штабе 5-й ударной армии я узнал от генерала Берзарина, что Георгию Матвеевичу Леневу присвоено звание Героя Советского Союза. Но это пока секрет. Николай Эрастович намеревался вскорости отправиться на плацдарм и самолично поздравить Ленева.