Владимир Успенский - Тайный советник вождя

• Название: Тайный советник вождя
• Автор: Владимир Успенский
• Жанр: История

«Тайный советник вождя» — книга-сенсация. Это роман-исповедь человека (реального, а не выдуманного), который многие годы работал бок о бок с И. Сталиным, много видел, много знал и долго молчал. И, наконец, с помощью В. Успенского, заговорил — о своем начальнике, его окружении, о стране. Честно рассказывает — без прикрас, но и без очернительства. В книге масса интереснейшей информации, имеющей огромную познавательную ценность.

---

Выбор сузился. Оставались лишь три командующих общевойсковыми армиями. Генерала Перхоровича, возглавлявшего 47-ю армию, я знал как добросовестного скрупулезного исполнителя, успешно справлявшегося с обязанностями в обычных ситуациях, но несколько терявшегося при резкой смене обстановки. Случалось, пасовал перед начальством, особенно перед Жуковым. Вот и теперь, при наступлении на Берлин его армия таяла не только из-за потерь, из нее брали войска для усиления соседей, а Франц Иосифович Перхорович не мог возразить. Армия таяла. Авторитета ему не хватало. Ну и фамилия. Для наших людей все равно, белорус он или русский, поляк или еврей, но как воспримут его немцы, взращенные в духе ненависти к еврейству?! Как издевательство над ними, как унижение побежденных?!

Кто же у нас еще? Мой старый знакомец командующий 3-й ударной армией боевой генерал Кузнецов и командующий 5-й ударной армией генерал Берзарин, недавно произведший на меня весьма благоприятное впечатление… Стоп, приехали.

В кабинете Сталина находились два человека, пользовавшихся особым доверием Иосифа Виссарионовича: руководитель его личной разведки суровый молчальник Андрей Андреевич Андреев, занимавшийся одному лишь ему известной зарубежной политической агентурой, и жизнерадостный красавец — генерал Абакумов — начальник Главного управления контрразведки СМЕРШа, созданной самим Сталиным во время войны и подчинявшейся только ему, Верховному главнокомандующему. Таких деятелей сводят вместе только в особых случаях. Слова Иосифа Виссарионовича, обращенные ко мне, сразу же подтвердили это.

— Николай Алексеевич, мы тут посоветовались о высших руководителях германского рейха. О Гитлере, Гиммлере, Геринге, Геббельсе, все на «г», — усмехнулся Сталин. — И о тех, кто помельче, но тоже из той кучи. Негоже, если они попадут к союзникам. Их могут использовать в разных целях, в том числе против нас. Наше право, даже наша обязанность не допустить этого, взять гитлеровскую верхушку. Живыми или мертвыми. Как поступить с ними — потом видно будет. Товарищ Жуков получил необходимые указания. Но вопрос слишком сложный, чтобы доверить его только военным товарищам. Я бы даже сказал — деликатный вопрос. У маршала Жукова много забот. Поэтому мы, не ставя в известность товарища Жукова, чтобы не отвлекать его от главных дел, решили направить в Берлин особую группу, которая самостоятельно будет заниматься приближенными Гитлера, а также отбором и изъятием наиболее важных документов правительственных учреждений Германии. При помощи только органов СМЕРШа. В Берлин поедет надежный помощник товарища Абакумова. — Сталин глянул в его сторону, и тот ответил весело:

— Крепкий человек поедет, Иван Серов.

— Да, генерал Серов, — кивнул Сталин, то ли не расслышав имя, то ли сознательно заменив его званием. Не знаю, был ли заместитель Абакумова до той поры генералом, но с этой минуты безусловно стал таковым. А Иосиф Виссарионович продолжал:

— Это неофициальная группа, даже без списочного состава. Серов возьмет с собой двух-трех контрразведчиков, а других людей, других специалистов будет при необходимости привлекать на местах. А ваши полномочия, Николай Алексеевич, как всегда неограниченные.

— Я поступаю в распоряжение Серова?

— Ни в коем случае. Вы сами по себе, только согласовывайте действия. — Иосиф Виссарионович подошел к моему креслу, дружески опустил руку на мое плечо. — Прошу извинить, что не спросил о вашем самочувствии, о вашем согласии, но дело не терпит отлагательств, и я подумал, что вы не откажетесь. Дело не только важное, но и деликатное, — повторил он.

— Считаю это поручение для себя самым почетным. Спасибо, — поблагодарил я, поднимаясь.

— Сидите, Николай Алексеевич. Знал, что так и воспримете. О деталях договоритесь с Абакумовым и Серовым. Если понадобится привлечь наших немецких друзей в Германии, наших товарищей в других странах, то выходите на них через Андрея Андреевича. Последнюю фразу Сталин произнес громче обычного, чтобы расслышал глуховатый Андреев. Тот подтвердил коротко:

— В любое время.

— Николай Алексеевич, у вас есть вопросы ко мне? — Это опять Иосиф Виссарионович.

— Жуков, конечно, узнает о моем появлении на фронте.

— Странно, если бы он не узнал.

— Поинтересуется целью. Не турист же.

— Совершенно верно, не турист. — Сталин прошелся по кабинету от стены до стены. — В вашей командировке есть другая сторона, о которой вы можете сообщить товарищу Жукову. Посмотреть своими глазами и глазами Верховного главнокомандующего, каковы последние, завершающие дни войны. Известно, что поражение — это всегда круглая сирота, никто не желает признавать себя ее родителем. Зато у победы находится много матерей и отцов. И чем победа красивее, тем больше у нее родителей и родственников. А нам, всему народу, надо точно знать степень родства каждого, кто претендует. Убедительно?

— Вполне. Тем более что Жуков воспримет это в свою пользу.

— Имейте в виду не только Жукова, но и каждого, кто вносит свой конкретный вклад в конкретном месте. Чтобы лавры достались по заслугам, а не выскочкам и крикунам. Смотрите и записывайте. Для истории, товарищи, для истории. — Это он ко всем. — После войны много найдется желающих выдвинуть себя, фальсифицировать события в свою пользу. Опровергать будет трудно. У нас мало документов по сорок первому, по сорок второму годам. Что и было — утрачивалось при отступлении. И теперь ненамного лучше. На днях я разговаривал по ВЧ с товарищем Соколовским. Он сказал, что в звене фронт — армия непосредственное управление операциями на пятьдесят процентов ведется по телефону. В звене корпус — дивизия эта цифра еще больше, за шестьдесят процентов. А телефонные разговоры не оставляют никаких следов, их к делу не подошьешь, для истории не используешь.

— Потом составляются донесения, отчеты, — сказал я.

— Именно потом. Это не объективная фиксация, а чаще всего документы оправдательные. Нам важны впечатления беспристрастного очевидца.

— Но они субъективны.

— Они важны как свидетельские показания, они нужны хотя бы для сопоставления… Еще вопросы?

— Ни мне, ни Серову не обойтись без контактов с армейским командованием. Могут возникнуть конфликты, наверняка понадобится привлекать войска.

— Вполне возможно, — согласился Сталин. — О ваших задачах мы проинформируем коменданта Берлина. Только его. Кстати, Николай Алексеевич, вы подумали над кандидатурой?

— Генерал Берзарин или генерал Кузнецов. Первый предпочтительней.

— Почему?

— При всех равных способностях Николай Эрастович Берзарин более гибок, более заботлив, хороший администратор. После прорыва к Одеру широко известен немцам как удачливый полководец. Они это ценят.

— Более заботлив, — выделил Сталин. — Это положительно, это скажется… Медлить нельзя, надо назначать. Мы согласуем с товарищем Жуковым. Но кто бы ни стал комендантом, важно, как он понимает обстановку. Наши воины полны справедливой ненависти к фашистам. Кипят горячие страсти, кипит гнев, жажда отмщения. И тут нельзя допускать перехлеста, нельзя забывать, что у каждого народа есть свое достоинство, свои идеалы, свои кумиры. Не все немцы виноваты, что их кумиром стал Гитлер. Немцы люди практичные, дисциплинированные. Они осознают закономерность своего поражения, стерпятся с ним. Но они не поймут и не простят тех, кто станет глумиться над их идеалами, изгаляться над их кумирами, оскорблять чувства национального достоинства. Скажите об этом и Берзарину, и Кузнецову. Напоминайте об этом всем, с кем будете встречаться. — Иосиф Виссарионович помолчал, потом засмеялся чуть слышно:

— Берзарин — это тот, который у собеседников пуговицы крутит и отрывает?

— Есть такой грех.

— Предупредите его, чтобы у немцев пуговицы не откручивал. Неудобно все-таки.

— Конечно. И пуговицы по военному времени в дефиците, — с серьезной миной ответил я под недоумевающими взглядами Андреева и Абакумова.

7

К концу войны каждый наш командующий фронтом имел свой «дом на колесах» — специально оборудованный железнодорожный состав с такими удобствами, как вагон-салон, кабинет для работы, отсек для отдыха, душевая, кухня. Конечно, это не шикарный состав с вызывающей роскошью, в каком разъезжал по фронтам гражданской войны наркомвоенмор Л. Д. Троцкий, это скорее поезд, созданный по образу и подобию того, в каком работали А. И. Егоров и И. В. Сталин, возглавляя Южный фронт при разгроме Деникина. С некоторыми техническими новациями и усовершенствованиями.

Удобны и полезны были такие составы. Фронты-то наши размахнулись на сотни километров, иной и на два-три европейских государства, от армии до армии, от города до города на автомашине не всегда доберешься, авиация зависела от погоды, от состояния аэродромов. Поезд же пройдет всюду, где есть рельсы. А рядом с рельсами, как правило, проложены основные линии связи, телеграф и телефон, электроснабжение, другие коммуникации. Прибыл на станцию назначения, подключился к уцелевшим магистралям обслуживания — и действуй. Понадобилось двигаться дальше — поднимай, машинист, пар до марки и трогай вперед без гудка, как положено по военному времени. Если же дальше нет стального пути или узкая европейская колея еще не перешита на нашу широкую, основательную, — это преграда не из непреодолимых. На платформах поезда стоят автомашины, в том числе и легковушка командующего. В нашем конкретном случае — «газик» Александра Николаевича Бучина, шофера непьющего и некурящего, с которым Георгий Константинович Жуков, сам непьющий и некурящий, проездил почти всю войну. Спусти машину с платформы на землю и кати, куда требуется, хоть на самый передний край.