Анатолий Корольченко - Генерал Скобелев. Казак Бакланов

• Название: Генерал Скобелев. Казак Бакланов
• Автор: Анатолий Корольченко
• Издательство: Ростов-на-Дону: Феникс, 1997.— 416 с.
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: 8-85880-432-2

Используя богатый документальный материал, автор увлекательно рассказывает о жизни и боевой деятельности двух российских военачальников — М. Д. Скобелева и Я. П. Бакланова, воскрешая почти забытые имена и дела патриотов.

Книга рассчитана на широкий круг читателей.

---

Еще через день в сопровождении Дукмасова он направился в церковь. Там покоился прах его родителей: Ольги Николаевны и Михаила Ивановича. Стоя у черных каменных плит, он слушал поминальную молитву священника и печальное пение хора в память усопших.

— Вечная память… Вечная память, — слышался бархатный голос отца Андрея. Из кадила сочился сладковатый запах ладана.

По окончании церковной службы Скобелев подвел Дукмасова к лежащей на полу летней церкви плите.

— А здесь мое место, — указал он на нее. Подозвал поблизости двух мужиков. — Ну-ка, братцы, поднимите сию тяжесть.

Плиту подняли с трудом. Под ней зияла могила. От нее дохнуло холодом.

— Вот здесь положат мое тело. Доверяю тебе, Петр Архипович, проводить меня в последний путь.

Последние дни

Среди недели Ванда направилась в «Пассаж» за покупками. Накануне сообщили, что туда поступил заграничный товар, и из Франции тоже. А какая женщина устоит против соблазна купить французские духи или пудру, а, возможно, чулки-паутинку из Лиона или оттуда же воздушный шелк! Она любила красиво одеваться, привлекать к себе внимание, предпочитая французскую моду, хотя и считалась немкой…

Впрочем, немцем был только ее отец, да и то наполовину, потому что в его жилах текла испанская или итальянская кровь. А мать ее — уроженка Кракова, в ней было что-то русское. Она и дочь научила говорить по-русски, правда, не избавив ее от присущего полякам акцента. По настоянию матери ее нарекли польским именем Ванда. Она и походила на полячку, высокая шатенка с выразительными глазами и видной фигурой.

Вот уже полгода, как она проживала в известной московской гостинице «Лондон», что на углу Петровки и Столешникова переулка, и занимала дорогой номер. О немке Ванде говорили разное: что она единственная дочь богатых родителей из Берлина, брошенная мужем-повесой; другие причисляли ее к девицам древнейшей профессии, которые иногда жили в гостинице. Сама она утверждала, что приехала в Москву отдохнуть и развлечься, потому что муж у нее, да — банкир, но намного старше ее и ревнив.

Она не имела покровителя, хотя многие не прочь были его заиметь. Ее часто посещали гости, и тогда из номера допоздна слышались голоса, музыка, звон бокалов.

Она ходила по «Пассажу», вызывая у продавцов улыбки и липкие взгляды мужчин. Бравого вида капитан, поравнявшись с ней, лихо щелкнул, взял под козырек. У перехода на другую линию ее остановил мужчина с усиками. Сняв шляпу-канотье, расплылся в улыбке:

— Мадемуазель, вам привет из Дрездена.

— Кто же передает?

— Счастливый незнакомец, мадемуазель. — И скороговоркой завершил: — Завтра в двенадцать быть у него.

— Непременно буду, — отвечала она, слегка меняясь в лице.

Управляющий гостиницей «Дюссо» Станислав Викентьевич Поздницкий проснулся, когда июньское солнце уже вовсю било в окно. Накануне он возвратился поздно — был в своем служебном кабинете, пока именитые гости не покинули ресторан. В халате и шлепанцах, утопая в глубоком кожаном кресле, он отходил ото сна. Перед ним дымилась чашка черного, по-турецки сваренного кофе. Для него специально варили по особому рецепту: добавляли соль, перец, а стенки кофейника слегка натирали чесноком. Тонкий аромат источала свежеиспеченная, «от Филиппова», сдоба. Он имел давнюю привычку, поздно вставая, выпивать после сна чашку кофе, другую. Поздно просыпался часто: к этому вынуждала служба.

В передней осторожно зазвонил колоколец, послышались голоса, и служанка доложила, что какой-то незнакомый мужчина просит принять его.

— Объяснила бы, что еще рано. В таком виде, что ли, принимать?

— Говорила ему, а он упорствует: дело, вишь, у него срочное.

— Ни днем, ни ночью нет покоя, — посетовал управляющий. — Ладно, пусть войдет.

Гость в светлой визитке с соломенной шляпой-канотье приблизился, отвесил поклон.

— У меня к вам дело. — И подправил пальцем усики.

— Позвольте, кто вы? — не очень дружелюбно спросил тот. «Кажется, никогда раньше с ним не встречался. Зачем пожаловал?»

— Ах, да! — спохватился визитер. — Разрешите представиться: Иван Петрович… Сидоров-с.

«Врет, каналья». За долгую службу в гостинице он научился с одного взгляда определять посетителей. И теперь понял, что перед ним человек, которого молено назвать одним словом: птица.

— Чем могу служить?

— У меня дело деликатного свойства, можно сказать, просьба дамского общества. И потому я решился побеспокоить вас дома, чтоб разговор остался между нами, тет-а-тет.

— О том не извольте беспокоиться.

— В вашей гостинице проживает генерал Скобелев, Михаил Дмитриевич.

— Да, занимает седьмой нумер. А что вас беспокоит?

— Совсем ничто. Прошу вас выслушать меня до конца. Как известно, он с женой в разводе, а сам же далеко не стар, можно сказать, мужчина в расцвете сил, полон достоинств и привлекательной внешности.

— И с богатым состоянием…

— Именно! Это немаловажное обстоятельство. И тут, я должен признаться, что генералом заинтересовались дамы. Точнее одна, француженка, из благородных, и тоже весьма богатая. Жаждет с ним встречи, просила помочь в щекотливом деле.

«Уж не пришел ли просить этот прыщ о сводничестве», — продолжал размышлять Поздницкий, глотнув кофе.

— Дама, а с ней ее подруга. Дама будет ждать в гостинице «Лондон» у своей приятельницы. Та занимает шестнадцатый нумер на втором этаже.

Незнакомец сделал неуловимое движение, и в руке оказалась пачка денег.

— Что это? — рука у Станислава Викентьевича дрогнула, плеснув кофе на халат.

— Это задаток. Сумма изрядная. Как говорится, игра стоит свеч. Здесь ровно половина, а остальные — в случае успеха.

Поздницкий молча положил деньги в карман халата.

— Да, но как представить даму? Генерал ведь с характером. И в дамах, извините, разборчив.

Недостатка в женском обществе генерал не испытывал. С ним искали встречи восторженные курсистки, хотели взглянуть на бравого героя светские дамы, чтобы выразить ему свое восхищение и коснуться руки. Другие надеялись на большее. Попадались и искательницы приключений, желающие связать свою судьбу с одиноким генералом, зарясь на его славу и богатство.

По Москве ходил разговор, передававшийся, как анекдот. Одна из таких охотниц проявила особое рвение. Михаил Дмитриевич находился в своем гостиничном номере со стариком генералом, когда ему сообщили о настойчивой визитерше.

— Умоляю, примите даму, назовитесь Скобелевым.

— Да что я делать буду с ней? А вы-то, батенька, куда?

— Не могу. Вот они где! — провел он по шее. — Вы же воскресите прошлое, вспомните молодость.

— Ну уж ладно! — Проводив скрывшегося в другой двери Михаила Дмитриевича, старик приосанился, крутнул ус, скомандовал:

— Пусть дама войдет!..

Незнакомец в канотье продолжал наставлять:

— Конечно, генерал разборчив, на то он и генерал. Но вы представьте ее француженкой, от парижской газеты. Якобы желает с ним беседовать, чтобы потом напечатать статью.

— Когда даме желательна встреча? — получив деньги, управляющий стал покладистей.

— Завтра… Возможно, послезавтра… Как генералу будет угодно. Понятно, в вечернее время, чтобы вместе поужинать. Конечно, в нумере.

— Где смогу я вас увидеть?

— Искать не надо. Я сам о себе напомню.

И с этим гость откланялся.

Михаил Дмитриевич проснулся среди ночи от щемящей боли и своего собственного крика. Гулко, тяжелыми толчками билось сердце. На лице и шее выступил пот, а в ушах слышался голос матери. Только что он видел тревожный сон, взволновавший его.

Он бежал по узкой и опасной тропе, змеей извивавшейся среди навороченных глыб. Он был один, и никого рядом. Тропа тянулась к горизонту, над которым простиралось светлое небо, каким оно бывает перед близким восходом солнца. «Миша! Миша!» — слышал он голос матери. Да, это был ее голос, в этом он не мог ошибиться. Да разве можно не признать голоса той, которой обязан жизнью и дороже которой никого не было на свете.

С рвущимся из груди сердцем он бежал на ее голос по трудной тропе, оступаясь и сбивая о камни ноги. И вдруг перед ним открылась зияющая пустота. Еще шаг, и он неминуемо сорвался бы в пропасть. Какая-то неведомая сила удержала его от рокового шага. И хотя он не упал, но голос звал его, и он силился на него ответить…

Тяжелые сновидения стали навещать его все чаще, сея в душе смутную тревогу и мысль о близком конце, которыми он делился с близкими товарищами.

Тот вечер Михаил Дмитриевич провел у известного публициста Ивана Сергеевича Аксакова, с которым познакомился в Болгарии.

Сын известного писателя, автора нашумевшей повести «Детские годы Багрова-внука», Иван Сергеевич унаследовал от отца ясный ум, острое перо и любовь к России. Ко всему еще он был блестящим оратором. Его страстные выступления среди солдат на Балканском фронте и перед населением болгарских городов и сел снискали ему громкую славу. Ему даже предлагали быть кандидатом на болгарский престол. Люди видели в нем честного человека, способного защитить их интересы, верили ему.