Борис Дедюхин - Василий I. Книга первая

• Название: Василий I. Книга первая
• Автор: Борис Дедюхин
• Издательство: АРМАДА
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1995
• ISBN: 5-87994-052-7

Действие увлекательного исторического романа «Василий, сын Дмитрия» охватывает период до и после Куликовской битвы, когда росло и крепло национальное самосознание русского народа. Все сюжетные линии романа и судьбы его персонажей сопряжены с деятельностью конкретных исторических лиц: князя Василия I, Сергия Радонежского, Андрея Рублева.

---

Первый вопрос был: откуда? Второй: приезжали или нет сюда раньше? Ответы на оба вопроса они выслушали вполуха и стали требовать вина и подарков.

И Боброк, и Кошка, да и Василий тоже, знали, что ордынцы крайне не любят, когда к ним приходят с пустыми руками, воспринимают это как личное оскорбление, дали каждому всаднику по серебряному дирхему[47]. Те приняли деньги без намека на благодарность, с подозрением терли пальцами, нюхали монетки — не поддельны ли они, не из меди ли? Затем потребовали вина. Боброк велел достать им один на всех запечатанный глазурованный кувшин. Стражники быстро его опорожнили и потребовали второй. Боброк было заскупился, но один из ордынцев выдернул саблю и нехорошо улыбнулся — лениво и презрительно. Сомневаться в его намерениях было невозможно — рубанет, не боясь последствий и не колеблясь.

Поодаль стоял и орал по-дурному осел. Его не били, не гнали, не обижали, никто его не раздражал, а он стоял и орал. Глядя на него, хотелось заплакать от отчаяния и безысходности, но ордынцы вовсе не замечали осла, привыкли, видно, к нему, пили поднесенную им Кошкой брагу жадно и неопрятно, так что без гадливости и смотреть на них было нельзя.

Только налакавшись досыта и слегка захмелев, ордынцы стали интересоваться, зачем и к кому приехали русские. Ответ, что приехал не кто-нибудь, а наследник московского великого князя, и притом к самому Тохтамышу, не произвел, казалось, на них ни малейшего впечатления. Они все так же хищно и нагло поблескивали узко прочерченными глазами, велели перечислить, какие именно подарки привезли хану.

Василий, хоть и помнил предостережения отца и бояр, знавших ордынские нравы, не сдержался все-таки, вспылил: велел толмачу передать, что сообщит об этом лично Тохтамышу.

И опять никакого впечатления. По-прежнему крутятся на своих конях и будто прицеливаются вприщур: а не порубить ли этих смешных незагорелых людей? Осмотрели, не слезая с коней, лодки. Все мелочи, что случайно оказались на виду, — укладные ножи и кинжалы, металлическая посуда, рукавицы, расписные ремни, пояса — очень им понравились, жестами и словами они выражали желание их иметь. Нет, силком не отнимали, но вымогали с неслыханным бесстыдством.

Подлатавшись таким образом, всадники враз утратили к прибывшим интерес и направились вдоль берега к стоявшим у причала черным, смоляным новгородским ушкуям — ладьям с изображением медвежьих голов на носу — и венецианским расписным галям, у которых над носовой оконечностью высились металлические орлы. Возле суденышка толкались люди в серых и ярких одеждах — кафтанах, халатах, епанчах. Очевидно, не из одного места прибыли они, и прибыли уж давно — вид у всех изнуренный и испуганный.

Вдоль вившейся по взгорью пыльной дороги в город лепились строения — склады, сараи, жалкие хижины, гостиные дворы. Боброк позвал с собой толмача и хотел пойти в город разузнать все. И тут стало ясно, что охранники вовсе не забыли о них. Один из всадников пришпорил лошадь и вернул Боброка к воде. Объяснил, что скоро за ними придут повозки волов и лошадей, что хан об их приезде уведомлен и ждет их. Сказав это, стражник заторопился к товарищам, очевидно, опасаясь опоздать к дележу добычи.

Однако, как выяснилось, там для них ни съестного, ни блестящего не нашлось: у купцов этих ничего не было при себе, так как суда с товарами находились еще в плавании. Стражники усматривали в этом коварство и намерение обидеть их подарками, а потому морили жадных купцов голодом, не пуская их ни в город, ни назад, на встречу груженым судам. Так что выходило, Василию с его спутниками встреча была оказана, можно считать, по высшему счету.

Пришли в самом деле, хоть и очень нескоро, повозки, запряженные волами и лошадьми. Слуги перегружали с лодок часть имущества, запертые деревянные и кожаные с пряжками сундуки, в которых лежали подарки царю и его царицам. Охранники уже больше не наблюдали за русскими, вымогали подарки у других приезжающих — и лодки, и струги подходили часто кисадам, даже чаще, чем к московскому пристанищу.

Город был более пестрым, более шумным и разноязыким, чем Москва, и по размерам своим он, пожалуй, превосходил столицу Руси: с Тайницкой башни кремля Москву можно было видеть всю окрест, а тут, когда поднялись на высокий курган, Сарай с его на восковые свечи похожими мечетями и минаретами, рассеченными прямыми, как стрелы, улицами, уходил в белесую даль за окоем, и окраинные его строения, колебавшиеся в знойной дымке, сошли бы за степной мираж, не будь они густо населены и оживлены, о чем сообщали тут и там взвивавшиеся в небо столбы пыли. Но нигде не было ни укреплений, ни стен с бойницами, ни рвов, утыканных чесноком, — непривычно это было и странно: что за город, если нет городьбы? Да и жутковато было видеть незащищенный город, словно бы объявлявший своим внешним видом, что он никого не боится, что не ждет ниоткуда нападения.

Сто пятьдесят лет назад, закончив завоевания, Батый оседлал Волгу в узком степном отрезке ее, поставил на ней кибиточный город. Ордынцы, как и их многочисленные предшественники — гунны, ававры, хозары, печенеги, половцы и другие дикие народы, копившиеся в недрах азиатского вулкана, а затем выплескивавшиеся раскаленной лавой через узкое урало-каспийское степное жерло в стремлении вкусить плоды европейской цивилизации, — жизнь свою проводили в седлах резвых аргамаков и не имели ни каменщиков, ни плотников, как не имели своих землепашцев и садоводов. Однако вот он, город с каменными дворцами, с рубленными и в обло, и в лапу хоромами, с садами и огородами. Дело рук это пленных каменотесов Хорезма, Бухары да Самарканда, умельцев-столяров из Нижнего Новгорода, Твери да Суздаля.

Город, расположившийся между рекой и песками, столь же велик, сколь и красив, даже поверить трудно, что принадлежит он варварам, а не благородным людям. В сени садов, с мощеными улицами, с дворцами и загородными дачами, с пестрыми — русскими, персидскими, египетскими, сирийскими, венецианскими, черкесскими и другими разноликими и многоязыкими поселениями, со множеством базаров, каждый из которых тоже на свой лад. Много людей из ведомых и неведомых чужедальних стран, но больше всего, конечно, жителей местных — татар в стеганых халатах, опоясанных кушаками, и татарок в нарядных одеждах, преимущественно в красных. И не зря в свое время Владимир Святославович Киевский дивился тому, что в Орде не только знатные, но и простолюдины все до единого обуты в кожаные сапоги — это так и есть. А женщины все до единой множеством монет увешаны.

Среди тех, кто встречал и сопровождал Василия с его спутниками, были и знакомые русские, в их числе окольничий Тимофей Васильевич Вельяминов, прибывшие сухопутно за несколько дней с кречетами, охотничьими собаками и лошадьми, предназначавшимися в подарок хану. А еще раньше Вельяминова прибыли сюда уведомительными послами Дмитрия Донского киличеи — Иван Федорович Толбуга и Мокшия, прозвание которого заключало в одном этом неизвестного происхождения слове сразу и фамилию, и имя с отчеством.

2

Прежде чем идти в сопровождении двух именитых мурз к хану, решили помолиться. Православной церкви в Сарае не было, и епископ сарайский, назначавшийся русским митрополитом, справлял службы в убогой двускатной часовне, расположенной на окраине города, возле оврага. Не было даже колокола, вместо него висели железная доска — била да деревянная — клепала, по которым пономарь бил молотком. В часовне не было привычной соборной тишины, голоса людские не уходили ввысь, а мешались в один гвалт, как на базаре. И пахло не ладаном, а степной полынью. И епископ Савва — не епископ, а попишко затрапезный, никакой в нем важности, редкие рыжие волосики нечистыми прядями разбросались на плечах, и крест мотается на гайтане медный, со следами былой позолоты.

Встретил Савва княжича и его свиту у входа, проводил к паперти, кланяясь так, что его жесткая, как щитовая медь, расшитая поддельным золотом риза с хрустом переламывалась на сгибах. Ставленник нового митрополита Пимина сам был здесь недавно, боялся всего и всех, а потому излишне суетился.

— Благочестивому и великому княжичу московскому Василию, — скороговоркой запел он, — подаждь, Господи, мир, здравие и благоденствие на многая лета!..

Церковный причт трижды пропел многая лета, затем Савва осенил Василия крестом, пророкотал уж неторопливо и приглушенным голосом:

— Будь благословен, отрок, во имя Отца и Сына… Благословляю тебя на праведный путь, да будет родина твоя свободна от проклятого ига, пусть воспрянет под княжеским знаменем народ русский в величии былом да веселости… Да пособит Господь великому князю нашему и покорит к ногам его всякого врага и супостата, дабы нам жить было спокойно и благоугодно.

Княжич поклонился епископу и, покидая часовню, подумал, что не забыть бы по возвращении в Москву попросить отца и митрополита позаботиться о Савве и его приходе — хоть тут и чужая страна, но епархия важная.