Уолтер Тевис - Человек, который упал на Землю

• Название: Человек, который упал на Землю
• Автор: Уолтер Тевис
• Жанр: Научная Фантастика

История об инопланетянине, который прибыл на Землю в поисках воды для своей погибающей от засухи планеты. Он берёт себе новое имя — Томас Джером Ньютон и идёт в патентное бюро. Там он предлагает купить у него несколько технологий, изобретённых его цивилизацией. Он хочет заработать деньги, построить новый космический корабль и вернуться на родную планету…

---

На свободной от хлама части стола стояла печатная машинка, словно ещё одно мирское божество — примитивное, грубое, прожорливое, — всё ещё зажимая семнадцатую страницу статьи о воздействии ионизирующей радиации на полиэфирные смолы, никому не нужной статьи, которую, скорее всего, он так и не допишет. Взгляд Брайса задержался на этом гнетущем беспорядке. Словно рухнувший под бомбёжкой город из карточных домиков, разбросанные листки студенческих работ (бесконечные, пугающе аккуратные расчёты окислительно-восстановительных реакций и промышленного получения всяких неприятных кислот) валялись вперемешку со страницами скучнейшей статьи о полиэфирных смолах. Долгих тридцать секунд он смотрел на всё это в чёрном унынии, держа руки в карманах пальто. Затем, поскольку в комнате было жарко, он снял пальто, бросил его на золотистый парчовый диван, почесал живот под рубашкой и пошёл на кухню приготовить себе кофе. Раковина была завалена грязными ретортами, мензурками и склянками вперемешку с тарелками, оставшимися от завтрака, — одна из них измазана яичным желтком. Глядя на этот невообразимый бардак, Брайс понял, что вот-вот завопит от отчаяния. Но вместо этого он постоял с минуту, а потом тихонько произнёс: «Брайс, ну ты и свинья!». Затем нашёл более или менее чистую мензурку, сполоснул её, наполнил молотым кофе и горячей водой из-под крана, перемешал это всё лабораторным термометром и выпил, глядя поверх мензурки на большую дорогую репродукцию «Падения Икара» Брейгеля[13], которая висела на стене над белой кухонной плитой. Прекрасная картина. Когда-то Брайс любил её, но это осталось в прошлом. Удовольствие, которое она доставляла ему теперь, было чисто рассудочным: ему нравились цвета, формы — то, что привлекает дилетантов. Он прекрасно понимал, что это плохой признак. И чувство это было каким-то образом связано со злосчастной грудой статей, обложивших его стол в соседней комнате. Прикончив свой кофе, он без особенного выражения процитировал тихим речитативом строки из стихотворения Одена[14] об этой картине:

…а на роскошном паруснике народ.
Глянув было, как мальчик упал с небес.
Невозмутимо отбыл по назначенью.[15]

Брайс поставил мензурку на плиту, не сполоснув. Потом закатал рукава, снял галстук и включил горячую воду. Пока раковина наполнялась, Брайс смотрел, как моющее средство пенится под напором воды из-под крана, словно многоклеточное живое существо или сложный глаз гигантского насекомого-альбиноса. Затем он переложил посуду в пену, в горячую воду, нашёл кухонную губку и принялся за работу. С чего-то же надо было начинать…

Четыре часа спустя Брайс собрал в небольшую стопку проверенные курсовые работы и стал рыться в кармане в поисках резинки, чтобы их перевязать. Тут-то он и обнаружил ленту пистонов. Он достал её из кармана, немного подержал на ладони и глупо ухмыльнулся. Он не взрывал пистоны уже тридцать лет — с тех пор как во времена давней прыщавой невинности перешёл от пистонного оружия и «Детского сада стихов»[16] к гигантскому, солидному на вид набору юного химика, который получил от своего дедушки, словно подарок судьбы. Внезапно Брайс пожалел, что у него нет пистонного пистолета: сейчас, в этой пустой квартире, он с удовольствием расстрелял бы все пистоны один за другим. А затем он вспомнил, как однажды, бог знает когда, он думал: а что будет, если поджечь целую ленту пистонов разом? Восхитительная, смелая мысль! Правда, он так ни разу и не попробовал. Что ж, сейчас самое подходящее время. Брайс поднялся, устало улыбаясь, и пошёл на кухню. Там он положил ленту пистонов на медную сеточку, сеточку — на треножник, плеснул на пистоны немного спирта из спиртовки, педантично бормоча при этом: «Принудительное воспламенение», взял из кучки деревянную щепку, поджёг её зажигалкой и осторожно поднёс к пистонам. Он предвкушал лишь серию негромких, беспорядочных хлопков и немного серого порохового дыма, но, к приятному удивлению Брайса, горящий свёрток дико заплясал по проволочной сетке, издавая прекрасную неразбериху отменных громких разрывов. Удивительно: из обугленных остатков не вышло вовсе никакого дыма. Брайс наклонился и понюхал небольшую чёрную массу, оставшуюся от эксперимента. Никакого запаха вовсе. Вот это да. Надо же, как быстро летит время! Какой-то бедолага-химик уже нашёл замену пороху. Брайс ненадолго задумался, что бы это могло быть, затем пожал плечами. Как-нибудь на досуге он с этим разберётся. Но ему не хватало запаха пороха — тонкого, острого запаха… Он посмотрел на часы. Семь тридцать. За окном весенние сумерки. Время ужина уже прошло. Брайс зашёл в ванную и вымыл руки и лицо, покачав головой своему серому от усталости отражению в зеркале. Затем взял с дивана пальто, надел его и вышел. Спускаясь по лестнице, он неосознанно проглядывал ступеньки в поисках ещё одной ленты пистонов, но больше ничего не нашёл.

Съев гамбургер и выпив чашку кофе, Брайс решил пойти в кино. У него был тяжёлый день — четыре часа в лаборатории, три часа лекций, четыре часа чтения этих идиотских курсовых. Он направился в центр города, надеясь попасть на научную фантастику — что-нибудь про воскресших динозавров, с идиотским выражением на морде топающих по Манхэттену, или про насекомоподобных пришельцев с Марса, прилетевших уничтожить весь этот треклятый мир (а туда ему и дорога), чтобы потом разводить букашек себе на пропитание. Но ничего похожего в прокате не было, и он взял билет на мюзикл. Купив попкорн и шоколадный батончик, Брайс вошёл в тёмный маленький зал и занял уединённое место у прохода. Он принялся за попкорн, чтобы перебить во рту вкус дешёвой горчицы из гамбургера. Уже началась кинохроника, всегда наводившая на него тоску и тихий ужас. Показывали кадры о массовых беспорядках в Африке. «Сколько лет уже длятся эти беспорядки? С начала шестидесятых?» Следом показали речь политика с Золотого Берега, грозящего применением «тактического водородного оружия» против каких-то несчастных «провокаторов». Брайс заёрзал в кресле, устыдившись своей профессии. Много лет назад, когда он был весьма многообещающим аспирантом, ему довелось поработать над прототипом водородной бомбы. Как и у старины Оппенгеймера[17], у него уже тогда возникли глубокие сомнения в правильности того, что он делает. Кинохроника переключилась на панораму ракетных баз вдоль реки Конго, затем на гонки пилотируемых ракет в Аргентине и, наконец, на показы мод в Нью-Йорке, где особое внимание уделялось женским платьям с открытой грудью и мужским брюкам с оборками. Но у Брайса не шли из головы африканцы; эти серьёзные чернокожие парни были внуками покрытых пылью угрюмых дикарей из журналов «National Geographic», которые он листал в приёмных врачей и в гостиных респектабельных родственников. На каждой цветной фотографии — обвислые груди женщин и непременный красный шейный платок. Теперь потомки этих людей носили униформу, учились в университетах, пили мартини и собирали собственные водородные бомбы.

Пошлые, сочные цвета мюзикла своим ослепительным натиском будто пытались стереть воспоминание о кинохронике. Фильм назывался «История Шери Лесли» и был глупым и шумным. Брайс попытался раствориться в бессмысленных движениях и красках, но понял, что не может, и поначалу просто разглядывал тугие корсажи и длинные ноги молоденьких девиц на экране. Это зрелище само по себе помогало отвлечься, но для немолодого вдовца такой способ развеяться был столь же болезненным, сколь и абсурдным. Смущённый этим столкновением с вульгарной чувственностью, Брайс переключил внимание на плёнку и впервые обратил внимание на то, что в техническом отношении качество картинки просто поражало. Контуры и детали, хоть и растянутые на огромном экране, выглядели не менее чёткими, чем при контактной печати. Заметив это, он немного поморгал, а затем протёр очки носовым платком. Без сомнений, картинка была совершенной. Брайс немного разбирался в фотохимии; с учетом всего, что он знал о процессах переноса красителей и трёхэмульсионных цветных плёнках, такое качество изображения казалось совершенно недостижимым. Он поймал себя на том, что тихонько присвистнул от изумления, и досмотрел фильм с гораздо большим интересом, лишь один раз случайно отвлёкшись, когда одна из розовых картинок сняла бюстгальтер, — он до сих пор не привык видеть такое в кино.

После сеанса, по пути к выходу из кинотеатра, Брайс на минутку задержался перед афишей, чтобы посмотреть, что там говорится о цветном процессе. Эту информацию вовсе не трудно было найти. Поперёк цветастых объявлений был растянут рекламный плакат с надписью: «СВЕЖЕЕ ОЩУЩЕНИЕ ЦВЕТА с «КРАСКАМИ МИРА»». Впрочем, там не было ничего другого, кроме маленькой «R» в кружке, что означало «зарегистрированная торговая марка», и ниже, мельчайшим шрифтом, «зарегистрировано компанией, ВК»». Брайс попытался выудить из своей головы комбинации, которые могли бы подойти к этим буквам, но по странной прихоти ума всё, что он придумал, было совершенно несуразно: Вредные Коршуны, Виргинские Кексы, Великодушные Коммерсанты, Всемирный Коммунизм. Он пожал плечами и, засунув руки в карманы брюк, направился по вечерней улице в освещенный неоновыми огнями центр университетского городка.