Светлана Кудряшова - Друзья с тобой: Повести

• Название: Друзья с тобой: Повести
• Автор: Светлана Кудряшова
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Великолепные истории
• Год: 1975

В книгу краснодарской писательницы Светланы Кудряшовой входят две повести. В центре повести «Друзья с тобой» — судьба мальчика, потерявшего во время войны родителей и после тяжелых испытаний вновь обретающего семью и друзей. Повесть «Дай руку твою» — о мудрости и доброте взрослого друга, помогающего маленькому человеку понять и полюбить мир.

---

В кабинете заведующей Горева радушно усадили, раздели, заставили съесть с дороги тарелку каши с киселем. Его уверяли, что Федя обязательно найдется, удалось узнать адрес родственников Воронцовой. Горев спросил адрес и попрощался.

После долгих блужданий по городу Николай Егорович разыскал нужный ему дом. Он вошел во двор и остановился.

— Дяденька, вам кого?

Девочка в ватном пальтишке подбежала к Гореву, с любопытством смотрит на него. Он не успел ответить, а уже откуда‑то появились двое белокурых мальчуганов и с готовностью предлагают ему свои услуги. Из глубины двора к нему еще спешит товарищ в красном капоре, в оленьей шубке, розовощекий и толстый. Не дойдя двух–трех шагов до Горева, он споткнулся и упал.

— Вот разиня! — засмеялась девочка. — Он часто падает, толстяк.

— А ты бы меньше толкалась! — Один из белокурых мальчиков сурово смотрит на девочку.

— Она всегда толкается, Лялька… Пихнет и убежит, — пожаловался он Николаю Егоровичу.

Гореву стало жаль часто падающего «разиню». Он подошел к нему, помог подняться, поправил сбившийся набок капор, заглянул в глаза. И сразу же у Горева перехватило дыхание: такими родными, такими знакомыми были эти большие темные глаза! В смятении, еще не веря, присел Николай Егорович перед мальчуганом, жадно всматриваясь в его лицо. Темно–каштановые колечки выбились из‑под капора на высокий лоб, тонкие брови удивленно поднялись над карими лучистыми глазами — уж что‑то слишком долго разглядывает его незнакомый летчик!

— Анна! — прошептал Горев. — Анна…

— Дяденька, вы чего? — удивленно спросила Лялька.

Мальчики подозрительно оглядели Горева и о чем‑то зашептались.

Николай Егорович взял в руки маленькие ладошки, еще мокрые после недавнего падения на сырую весеннюю землю, и притянул малыша к себе.

— Как… как тебя зовут?

Тот освободил свои руки из горевских, отстранился и независимо ответил:

— Федор Петрович.

— А фамилия? Фамилия как? — Голос Горева прерывался.

— А фамилия Белкин, — с достоинством сказал Федор Петрович.

— Не может быть! — горячо вырвалось у Горева. — Не может этого быть! Ты — Воронцов. Ну, вспомни!

Федор Петрович вспоминать отказался. За него вступились белокурые мальчики. Федюха точно Белкин, а Воронцовых у них во дворе нет.

Что бы ему ни говорили, но Николай Егорович твердо знал, сердцем чувствовал, что вот этот темноглазый краснощекий мальчуган — его сын, его Рыжик! Смеясь от радости, Горев взял малыша на руки, целовал его щеки, глаза, завитки на лбу.

— Не челуйтесь, вы чужой… — запротестовал Федор Петрович. Но Николай Егорович все равно целовал и говорил, что нет, не чужой, а его отец, что они очень похожи. Пусть спросят у ребят.

Удивленные странным поведением незнакомого летчика ребята пристально всматривались в него и Федю и вдруг закричали, что да, похожи. Но Лялька запротестовала:

— Он же рыжий, Федор, а вы седой!

Федя обиженно надулся и сейчас же отвернулся от Ляльки. Подумаешь, рыжий! Горев его утешал — он и сам был таким когда‑то. Потом он осторожно спросил Федю про мать. Нет, у Федора Петровича матери нет, у него тетя Клава. Раньше она сражалась на войне, а Федя жил в детском доме, но потом тетю Клаву ранило, и теперь они живут вместе.

Николай Егорович вздохнул с великим облегчением.

— Но она все равно как мама, — добавил Федя. —Но сейчас тетя Клава ушла, и квартира замкнута.

Тогда Горев недолго думая пригласил всю компанию в кафе «Арктика» угощаться мороженым. Предложение было принято единодушно. Окруженный ребятами, Николай Егорович шел но деревянным тротуарам, держал за руку Рыжика и… улыбался. Горев был счастлив. Он с наслаждением слушал Федин рассказ про настоящую Арктику, которая находится за Белым морем. Там, оказывается, живут белые медведи и нерпы. Нет, Горев этого, конечно, не знал. Выяснилось, что дома у Федора Петровича на полу лежит белый медведь. Но пусть Горев не боится — это только медведица шкура. Она не кусается и ничего не говорит. Горев обещал не бояться.

Мороженое ели долго. Съев свою порцию, белокурые мальчуганы начали старательно облизывать блюдечки. Горев им это запретил и купил по второй порции. Федя поспешно доел свое мороженое и тоже попросил вторую порцию. Но Лялька сказала, что ему больше давать нельзя, потому что он может заболеть ангиной.

— Горев, Лялька врет, —пробормотал обиженный Федя. Бросив на Ляльку уничтожающий взгляд, он добавил: — Тогда и ей не покупай! У нее тоже была ангина.

Компания вернулась домой в самом хорошем настроении. Николая Егоровича и Федю ребята проводили до самых дверей квартиры тети Клавы, или, как они называли ее, Клавдии Акимовны. Они даже предлагали Гореву войти в дом вместе с ним и подтвердить, что он самый настоящий Федин отец. В этом теперь никто уже не сомневался!

Горев поблагодарил и отказался. Он опять был взволнован, перестал улыбаться и не спускал с Феди тревожных глаз. Сжав Федину руку, он решительно постучался в дверь.

Молодая женщина с короткими пышными волосами, в гимнастерке, перетянутой ремнем, открыла дверь.

— Тетя Клава, это Горев, — объявил Федя. — Он теперь мой папа!

Тетя Клава отступила назад, пристально взглянула на Горева.

— Что ты выдумываешь? — недовольно сказала она.

— Правда! Ты не бойся его, — Федя ободряюще ей улыбнулся. — Он хороший, Николай Егорович. Он мороженое…

Тут Федя запнулся, сморщил жалобно толстенький нос и оглянулся на Горева за поддержкой. Но тот не заметил его взгляда. Почему‑то прерывающимся голосом спросил;

— Ваша фамилия… Воронцова?

Федя раскрыл рог сказать, что они с тетей Клавой Белкины. Почему Горев не хочет этому верить? Но, к его удивлению, Клавдия Акимовна сказала;

— Да, была. А теперь Белкина.

Николай Егорович громко, радостно засмеялся и воскликнул:

— Здравствуйте, Клавдия Акимовна, дорогая! Я действительно Федин отец.

…Так у открытой двери они и стояли. Говорили про Ленинград, про госпиталь на Мойке, про детский дом, в котором жил маленький Федя всего несколько месяцев. Наконец тетя Клава взглянула на Федю, встрепенулась, сказала Гореву, чтобы прошел в дом, а Феде велела еще погулять во дворе. Он нехотя согласился, попросил Николая Егоровича не уходить без него, а Клавдии Акимовне посоветовал:

— Ты дай Гореву чай с шаньгами.

Гулял Федя недолго. Вечерело, во дворе, кроме Ляльки, с которой он после случая с мороженым не разговаривал, никого не было, и уж очень он боялся, как бы Горев не раздумал быть его отцом. Он осторожно вошел в комнату. Тетя Клава и Николай Егорович сидели за столом. У Горева было очень печальное лицо. На широкой ладони он держал маленькое кольцо, и Феде казалось, что большая его рука дрожит. Кольцо это Федя хорошо знал; оно называлось «маминой памятью» и бережно хранилось в шкатулке. Он подошел к столу, спросил:

— Ты отдала ему кольцо? Насовсем?

Клавдия Акимовна кивнула и, притянув Федю к себе, крепко обняла. Потом она встала и ушла в кухню ставить самовар.

Федя развлекал гостя. Сначала он показал Гореву медвежью шкуру. Тот рассеянно похвалил — видимо, шкура ему не понравилась. Тогда Федя принес свое деревянное поломанное ружье и велел Гореву починить. Николай Егорович чинил долго, больше смотрел на Федю и на дверь в ожидании Клавдии Акимовны. Федя с откровенным недоверием спросил:

— А ты умеешь?

— Я стараюсь… Ты его здорово отделал.

Ружье Горев все‑таки починил. Федя великодушно похвалил:

— Ты молодец! — и пошел показать Клавдии Акимовне. Она стояла около самовара и не замечала, что он давно кипит. Глаза у нее были скучные, задумчивые.

— Феденька, — сказала она, — вот и нашелся твой папа… Было непонятно, почему не радуется тетя Клава папиному возвращению. Он спросил ее об этом.

— Я от радости в себя прийти не могу, — возразила она. Федя внимательно всмотрелся в ее лицо — искал радость, но так и не нашел.

* * *

Было решено, что Федя поедет к бабушке, матери Николая Егоровича, и будет там до тех пор, пока не закончится война. Николай Егорович и Клавдия Акимовна вернутся на фронт. Он — в свой полк, она — в госпиталь, где хирургом работает ее муж Петр Белкин.

Вскоре Горев и Федя провожали Клавдию Акимовну. Через Двину на вокзал они ехали на ледоколе, и Рыжик оживленно рассказывал, как недавно здесь ездили по льду на оленях. Горев слушал внимательно и не спускал с Феди глаз. Федя задумался. Потом спросил серьезно:

— Ты всегда будешь папой?

— Теперь уже всегда. Больше ты, Рыжик, не потеряешься.

— Тогда меняемся ремнями?

Николай Егорович сказал, что дома сделает в своем ремне новые дырочки и вручит его Рыжику.

На вокзале Клавдия Акимовна крепко обняла Федю.