Иван Василенко - Артёмка (сборник)

• Название: Артёмка (сборник)
• Автор: Иван Василенко
• Жанр: Повести

"…Цирк был круглый, деревянный, большой. Оттого, что на всей площади, кроме него, не было других построек, он казался важным. На стенах, около входа, висели афиши, а на афишах боролись полуголые люди со вздувшимися мускулами, стояли на задних ногах лошади, кувыркался рыжий человек в пестром капоте. Ворота цирка оказались раскрытыми, и Артемка вошел в помещение, где стояли буфетные столики с досками под мрамор. Малиновая бархатная портьера прикрывала вход куда-то дальше. Артемка постоял, прислушался. Никого. Даже окошечко кассы задвинуто. Тихонько приподнял портьеру – запахло свежими стружками и конюшней. Шагнув вперед, Артемка увидел круглую площадку и невысокий круглый барьер, а за барьером вокруг площадки поднимались деревянные скамейки все выше, выше, чуть ли не к самому потолку. У Артемки даже в глазах зарябило – так их было много. А над. кругом, высоко, как в церкви, на толстых голубых шнурах висела трапеция.

«Вот это самое и есть цирк, – подумал Артемка, – Огромнющий!»

Напротив распахнулась портьера, и оттуда выскочил маленький лысый человек. Он ударился ногами о барьер, подскочил, перевернулся в воздухе и сел на древесные опилки, которыми был усыпан круг:

– Добрый вечер! Как вы поживаете?.."

---

Казалось, оба чемпиона решили в этой встрече показать всю свою силу, ловкость и технику. Расчетливая медлительность Гуля вдруг сменялась молниеносным броском, тем более красивым, чем он был неожиданнее и для противника и для зрителей. Пепс нередко смешил публику простодушным удивлением, когда получал энергичный и быстрый отпор. «Ну, что ти скажешь!» огорченно отступал он и снова набрасывался на Гуля. Но, конечно, Пепс был и более силен и более ловок, да и техникой он не уступал Гулю. Галерка очень хотела его победы. Наоборот, в ложах хлопали только Гулю, а по адресу Пепса выкрикивали разные злые словечки.

На девятнадцатой минуте Пепс приемом тур-де-тет бросил Гуля через голову. Падая Гуль ловко стал на ноги. Но не успел он выпрямиться, как Пепс с помощью того же приема опять заставил его описать в воздухе дугу. На этот раз Гуль пошатнулся, но на ногах все же удержался. И сейчас же опять взлетел вверх, подброшенный с помощью того же приема. Так семь раз подряд черной молнией набрасывался на него Пепс, и, не выдержав, Гуль бросился бежать. Пепс гортанно крикнул и понесся за Гулем. Но тут в ложах и на скамьях поднялся такой вопль, такие яростные крики: «Неправильно!», «Долой Пепса!», «Вон!», что бедный негр остановился и растерянно стал поворачивать голову то в одну, то в другую сторону, откуда неслись улюлюканье и свист. Кальвини протягивал руки к публике, умоляя успокоиться, но голос его тонул в общем гаме, вопле и свисте. Галерка сначала с недоумением следила за всем происходившим, но затем возмутилась и, в свою очередь, так закричала, что в нижних ярусах охнули и заткнули пальцами уши.

Пепс стоял посреди арены, растерянно озираясь и гневно поблескивая белками глаз. Вдруг от протянул вперед руки. Подождав, пока все смолкли, он тоном глубокого упрека сказал:

– Зачем ти кричишь? Зачем? Спроси Кальвини, он скажет: я правильно делал прием. Ти кричишь потому, что я черний.

Он хотел еще что-то сказать, но Кальвини засвистел и торопливо объявил, что первая встреча чемпионов мира закончилась ничьей.

Борцы пожали друг другу руку. Им бурно захлопали. К ногам Гуля полетели опять цветы. Сияя улыбкой, он ловко ловил их и кланялся. Пепс молча следил за полетом цветов и как-то пугливо отстранялся, когда они проносились близко от него.

Вдруг с галерки раздался крик, такой звонкий и радостный, что все невольно посмотрели вверх:

– Пе-епс, держи! Это тебе!

Пепс поднял голову. С галерки, над головами публики, летел к нему… целый куст, зеленый, свежий, весь в огромных пунцовых розах.

Галерка восторженно закричала и захлопала.

Пепс положил руку на сердце и, глядя вверх, растроганно сказал:

– О мальчик! Какой большой спасибо!

Рыболовы

Вскоре Артемка стал в цирке своим человеком. Прямо с моря он шел к деду в комнату и там на керосинке зажаривал улов. Потом они оба садились за стол и с удовольствием ели сладких бычков. Если в комнату заходил кто-нибудь из артистов, дед кивал в сторону Артемки и объяснял:

– Внучок мой. Сапожный мастер. Ну, и рыболов, конечно. – Деду и впрямь стало казаться, что Артемка ему внук. – Способный парнишка – страсть! хвастался он, выставляя вперед ногу в начищенном сапоге – У нас в роду все способные.

Дед тоже пришелся Артемке по душе. Особенно Артемке нравилась независимость дедовых суждений: ни одно распоряжение администрации старик не исполнял без воркотни и презрительной гримасы. Бывало, скажут ему:

– Дед, подмети арену. Видишь, мусору сколько!

– Как это – подмети? – говорил дед. – Разве ж арену метут?

– Ну, прочисть граблями.

– Так бы и говорили! А то приказывают и сами не знают, чего приказывают. Начальники!

Дедова комната тоже нравилась Артемке. Правда, из мебели в ней было лишь два топчана да простой, без скатерти, стол. Но зато стены были сплошь оклеены разноцветными афишами, и даже там, где полагалось висеть иконе, красовался знаменитый бельгийский акробат Альберт Бюсси.

Однажды Артемка встретил в коридоре девочку-канатоходца. Она была в простеньком платьице, но вблизи показалась Артемке еще более красивой, чем с галерки. Сощурив глаза, девочка выжидательно смотрела на подходившего Артемку. Он уже хотел заговорить, как она фыркнула и нараспев поддразнила:

Шишкин внук
Съел весь лук.

– Дура! – сказал Артемка и показал ей язык. Он прошел мимо, но потом вернулся, сел перед девочкой на землю и большим пальцем ноги почесал у себя за ухом.

– Ты человек-лягушка? – спросила девочка, перестав смеяться.

– Я человек-сапожник, – ответил Артемка. – Я могу тебе такие туфли сделать, в каких и царева дочка не ходит!

Девочка подумала и согласилась.

– Хорошо, – сказала она, – сделай мне такие туфли.

– А товар у тебя подходящий есть? – спросил Артемка.

Он постоял и, не дождавшись ответа от озадаченной девочки, пошел дальше.

Но самым замечательным было не это.

Как-то сидел Артемка на топчане в дедовой комнате и наматывал новую леску на удилище, И тут вошел Пепс. С тех пор как Артемка бросил ему целый куст роз, им встречаться не случалось. Увидев теперь Артемку, Пепс радостно сказал:

– О, какой приятний встреча, какой приятний встреча! – и протянул Артемке обе руки. Потом сел на топчан, открыл в улыбке свои белые зубы и молча погладил Артемку по голове.

Артемка смотрел на Пепса и не знал, что бы такое сказать ему приятное. Нагнувшись, он пощупал ботинки Пепса:

– Товар – первый сорт. Такого, верно, и в Петербурге не найдешь. Дорого заплатил?

– Пять долларов, – сказал Пепс, все так же улыбаясь.

Артемка не знал, что такое доллар, но солидно подтвердил:

– Такие стоят. Главное, товар крепкий. За такие и шесть дашь – не прогадаешь. – И неожиданно для себя, в порыве дружеского чувства, предложил: Пойдем бычков ловить!

– Зачем? – удивился Пепс.

– Ну как «зачем»! Наловим, потом зажарим и съедим.

Удивление Пепса перешло в испуг.

– О-о, – закачал он головой, – это нет позволено – чужой бик жарить. Я не хочу тюрьма сидеть.

– Эх, ты! – сказал Артемка сочувственно. – Не понимаешь! Вот смотри. – Он показал на удочку; – К морю пойдем, будем рыбу ловить.

– О, это хорошо, это очень хорошо! – радостно закивал головой Пепс.

Он сейчас же поднялся и надел шляпу:

– Когда я бил мальчик, я очень хотел риба ловить. Мой патрон это не позволил. Я очень плакал…

Они вышли на улицу. У Артемки в руках коробка с червями и ведро для рыбы; Пепс несет потертый коврик и две удочки, такие длинные, что чуть не цепляет ими за телеграфную проволоку. Все на них оглядываются: ишь, мол, негр с мальчиком рыбу идет ловить.

Артемку так и распирает от гордости.

– Которые не понимают, те идут на банный спуск удить. А там разве бычок? Курям на смех, – говорил он. – Тем бычком и воробья не накормишь. А мы пойдем на мол.

Артемке казалось, что уважение к нему негра возрастет, если тот узнает, каких больших бычков ловит Артемка.

– Там во бычок! – повторяет он, отмеривая себе руку до локтя.

И вот они на молу. Сидят, свесив ноги. А внизу – сваи, позеленевшие и скользкие. О них тихонько плещет вода. В порту скользят гички и часто-часто стучат моторки. К причалу идет огромный, будто весь сшитый из ржавых листов железа грузовой пароход. Он трубит тяжким басом, и на взволнованной им воде, как ореховые скорлупки, прыгают лодки.

У Артемки то и дело ныряет поплавок. Он уже вытащил семь увесистых бычков. Поплавок Пепса спокойно лежит на воде, и это Пепса возмущает.

– Ну что ти скажешь! – говорит он с той же интонацией, что и па арене, когда противник не ложится на лопатки. – Не хочет кушать моя удочка. – Смотри, – учит Артемка, – вот как надо! Он насаживает червя на крючок и, поплевав, ловко забрасывает грузило в воду. Через несколько секунд поплавок ныряет.

– О-о, – восхищается Пепс, – ти хороший охотник на риба! Ти на риба чемпион!

Постепенно вокруг них собираются зеваки. Они разглядывают Пепса, шепчутся. Пепс к подобному вниманию давно привык. Артемка же сначала гордится, но потом ему начинает казаться, что в этом есть что-то обидное.

– Ну, чего вы уставились? – не выдержал он. – Что, у него рот до ушей или на макушке капуста растет? Выпучили, как рыбы, глаза! Зеваки чертовы! То-то делать нечего!

Он хотел прибавить еще несколько слов, но Пепс вдруг радостно закричал:

– Клювает! Артиомка, клювает! И на мол шлепнулся большой черный бычок. … Подсолнечное масло вышло еще третьего дня, и, пока Артемка чистил в дедовой комнате бычков, Пепс сам сбегал в лавочку за маслом и хлебом. А потом, когда сели за стол, щурил, как и Артемка, глаза и умиленно повторял:

– О, какой сладкий!

– Определенно, – поддакивал дед. – Не рыба, а, к примеру, бекмес.

– О, Артиомка – чемпион на риба! – восклицал Пепс. – Пожалуйста, о пожалуйста, будем завтра ловить риба!

В этот вечер Пепс боролся в первой паре. За несколько минут он уложил противника, наскоро раскланялся и ушел с арены. А немного спустя посетители галерки с удивлением и любопытством смотрели, как он, уже одетый в свой коричневый костюм, пробирался между ними, кого-то ища. В самом конце галерки он взял за плечо стиснутого между людьми парнишку и вместе с ним вышел на лестницу.