Анджей Савицкий - Апозиопезис

• Название: Апозиопезис
• Автор: Анджей Савицкий
• Жанр: Стимпанк

В 1871 году в Варшаве случилось страшное политическое преступление: демон убил австрийского посла. Следствие ведут: польский изобретатель Данил Довнар со своим слугой, джинном Алоизием, прусская юнкер-девица Генриетта фон Кирххайм и жандармский полковник, русский князь Александр Кусов.

---

Гвардейцы подскочили к Данилу, один из них пихнул его прикладом. Металлическая грудь инженера глухо загудела от удара. Пинками Довнара заставили встать под стеной, в шею нацелились целых три штыка. Хмурые лица солдат не вещали ничего доброго, у каждого из них палец на спусковом крючке так и свербел. Не говоря ни слова, Данил поднял руки над головой, дискутировать смысла не имело.

Пара москалей ворвалась в спальню, где увидали исчезавший в клубах дыма силуэт джинна.

— Убежит же, собака! Огонь!

Загрохотали выстрелы. Пули пролетели сквозь дым, не встречая какого-либо сопротивления; одна ударила в стенку, вторая отколола шмат дерева от столешницы старинной, изготовленной еще в эпоху ампира, готовальни и, рикошетом, пробила стоявшую на ней жестяную миску. Эфирный Алоизий обдул солдат, словно утренний ветерок, пролетел через коридор и выплыл наружу. Темная, клубящаяся туча была замечена командующим отрядом офицером. Он указал на нее, страшно при том матерясь. Один из големов тут же нацелил в джинна свою пищаль и нажал на курок. Из громадного ствола вылетел огненный фонтан. Шрапнель в виде свинцовой дроби помчалась со свистом, пролетела сквозь тучу и вонзилась в стенку флигеля, откалывая от нее солидный кусок штукатурки.

— Да не обычной же, башка ты жестяная! — офицер заехал кулаком по черепушке голема. — Эзотерическим боеприпасом пали!

Очередной голем сорвал с плеча двухстволку без приклада и выстрелил от бедра, не целясь, сразу из двух стволов. В джинна полетели железные обломки, целый сундук которых выдерживали в московской церкви, завернув в саван святого Александра Невского. Боеприпас пропитался мощью реликвии и убийственно действовал на всяческие сверхъестественные существа. Шрапнель с шипением пролетела сквозь эфирного Алоизия и, хотя и чуточку зацепила, но не вызвала даже его материализации, не говоря уже про уничтожение.

— Не действует, этот сукин сын, похоже, принял крещение, — злился офицер. — Сеткой его! И побыстрее, а не то улетит!

Алоизий взлетел на высоту крыши и в любую минуту мог от них смыться. Тогда один из гвардейцев поднес к щеке винтовку, на стволе которой находился овальный гранатомет. Солдат выстрелил, вызвав разрыв выталкивающего заряда. В сторону джинна с шумом полетела раскладывающаяся сетка. Ее сплели из гибкой проволоки, напитанной в берлинских философских кузницах детерминистским материализмом, затем к сетке прицепили дарвинистические грузики, выполненных в Императорском институте палеонтологии из окаменелостей. То есть, оружие имела необыкновенно жесткие корни в реализме и традиционной физике. Вероисповедание и степень адскости демона в этом случае не имели значения; любое сверхъестественное существо, попавшее в подобную сетку, тут же теряла все свои силы. Страшная сеть раскрылась в мгновение ока. Алоизий завертелся винтом, чтобы ускользнуть от нее, и поднялся высоко вверх, чтобы через секунду исчезнуть за крышами окружающих домов. Сетка же ударилась в дымовую трубу и плотно ее окутала.

Офицер погрозил кулаком, со злости вмазал пинка ближайшему голему, затем приказал привести Данила. Он неприязненно осмотрел пленного и приказал садить его в повозку.

— А теперь обыск, — объявил он. — Вывернуть дом наизнанку. Все барахло скинуть во двор, одежду и перины распороть, ковры и гобелены резать и рвать. Книги тоже рвать. Спиртное разрешаю употребить вовнутрь. Только в комнатах не ссать и не рыгать! Дом обыскать профессионально, вы же не солдатня из казацкой сотни, а, что ни говори, лейб-гвардия! Искать все, что только покажется подозрительным! Ну что, за работу, сукины дети!

Варшава, 13 (25) ноября 1871 г., 8:00 утра

Алоизий позволил, чтобы порывистый ветер нес его, но при том изо всех сил сражался, чтобы ледовые порывы не разорвали его на клочья. Во-первых, демоны пустыни не были приготовлены к сражениям с ноябрьским польским ветром, во-вторых, давно уже он не практиковался в подобном способе передвижения. С тех пор, как джинн перешел в католичество, он старался не пользоваться собственным могуществом, в особенности же, теми его аспектами, которые могли быть расценены как слишком демонические. Так что Алоизий потел и выл от боли, когда его разрывали на кусочки холодные и мокрые порывы, когда его било о стены домов или прометали по угловатой черепице. В конце концов, он собрал все силы, завертелся вокруг дымовой трубы какой-то фабрики, стек по ней на землю и помчался по булыжникам мостовой словно выпущенный выхлопной трубой некоей машины клуб дыма.

Материализовался он на углу Маршалковской и Саского Парка. Дым уплотнился в Алоизия в кустах, неподалеку от входа в сад. Как будто бы ничего не случилось, лакей вышел из зарослей, но, преодолев несколько метров, ужасно раскашлялся. С ужасом глянул он на ладонь, на которой лежало несколько дробин. Правда, поскольку он принял христианство, боезапас, напитанный силой реликвии Александра Невского, не мог ему повредить, но вообще-то ведь он сделался католиком, а святой принадлежал к православному обряду. Так что, когда его подстрелили, было по-настоящему больно, ну и какое-то время ему будет икаться дробью.

Оголенные от листьев парковые деревья не давали никакой заслоны от взглядов гуляющих. Несмотря на раннее время и паршивую погоду, по аллеям шастало несколько человек, а на нашем Алоизии были только ливрейные штаны и сорочка. В соединении с громадным ростом и цветом кожи, это делало его личностью исключительно подозрительной, притягивающей к себе взгляды.

Джинн прокрался мимо будки охранника и двумя скачками пересек Крулевску. Вдалеке, на траверзе Саского Дворца маршировал военный патруль; счастье еще, что в округе не было полиции.

Алоизий двигался быстрым, решительным шагом, подняв голову, как будто бы чего-то высматривал и имел четко определенную цель. Он пытался вызвать впечатление, как будто бы куда-то спешит, по весьма срочному делу, а вовсе не убегает от гвардейцев.

Варшава. Зеленая площадь (в настоящее время — площадь Домбровского) — общий вид в направлении ул. Кредитовей. Похоже, что рынок на момент съемки уже ликвидировали. Открытка начала XX века.

Он немного прошелся по Маршалковской и свернул на Ереванскую. Практически сразу же он очутился на прекрасно известной ему Зеленой площади, куда часто приходил за покупками. Так как было еще утро, площадь буквально кипела покупателями и торговцами. Вокруг квадрата, плотно заполненного лотками и несколькими крупными торговыми павильонами, стояли телеги и повозки, с которых выгружали, или же на которые погружали товар. Толпа перетекала между возами, словно вода, обтекающая валуны в реке, и точно так же как быстрый поток люди захватили с собой джинна. Алоизий позволил это без какого-либо сопротивления; он знал, что даже он, со своим нетипичным цветом кожи и выше обычного ростом, полностью скроется в путанице красок и хороводе форм. Рядом проходили чиновники и канцеляристы в опрятных сюртуках, служанки и горничные, посланные своими хозяйками за покупками, карманники и пьяницы, носильщики и торгаши всякой дешевкой, юные подмастерья и поседевшие ремесленные мастера, бородатые евреи и русские солдаты. Здесь же крутились всяческие типы сверхъестественного и биомеханического происхождения: худощавые канцелярские автоматы на ногах-ходулях, приземистые паровые конструкты, массивные големы, трупаки с небрежно сшитыми разрезами на лицах; стреляющие электрическим током мехаборги и, наконец, карликовые магнитные бесенята. В общем шуме то и дело прорывались смех, пронзительные выкрики и призывы ларечниц, ну и — естественно — ругань на русском, польском и идиш.

Алоизий с удовольствием втянул в нос воздух торгового места. Сам он обожал всякие рынки, базары и торги, чувствуя себя там словно рыба в воде. Каждое из таких мест пахло чуточку иначе. Это место, на Зеленой площади, отдавало кровью домашней птицы, стекающей по канавам из лавок мясников, рыбьими внутренностями и гнилыми овощами, валяющимися повсюду и раздавливаемыми каблуками торгующих. Эх, совсем не то, что запахи на Большом Базаре Константинополя. Вот там базар пах всем светом! Правда, он не занимал небольшой городской площади и не служил только лишь для оборота пищевыми продуктами — Kapalı Çarşı был размерами с приличный город и представлял собой отдельный квартал в крупнейшей метрополии мира. Алоизию очень не хватало его.

— Мое почтение дорогой пани, — поклонился он знакомой, громадной словно бочка торговке.

— Восхвалим[37] пан Ожешко, — ответила та, и на ее набрякшем, багровом лице расцвела широкая улыбка. — У меня для вас свежайшие овощи, прямиком с мазовецких полей.

— Спасибо, но сегодня я не покупаю.

— Да чтоб меня громом спалило, если вру! Понюхай, пан, эту капусточку, пощупайте листочки. Ну, пощупайте, пощупайте! Тверденькие, кочанчик — ну словно камешек. Никакого тебе червака! А морковочка, пан пускай только глянет — первый сорт! — и она подсунула негру под нос пучок измазанной землей морковки, с явными следами пребывания в ней червяков.