Анджей Савицкий - Апозиопезис

• Название: Апозиопезис
• Автор: Анджей Савицкий
• Жанр: Стимпанк

В 1871 году в Варшаве случилось страшное политическое преступление: демон убил австрийского посла. Следствие ведут: польский изобретатель Данил Довнар со своим слугой, джинном Алоизием, прусская юнкер-девица Генриетта фон Кирххайм и жандармский полковник, русский князь Александр Кусов.

---

— Его преосвященство Семнадцатый передает вам привет, инженер, — сообщил автомат. — И спрашивает, чем мы все вам можем помочь.

— Хочу узнать, где в данный момент находится панна Генриетта фон Кирххайм. Боюсь, как бы ее не депортировали в Пруссию.

Автомат застучал себе по лбу. Данилу показалось, что он не по телеграфу передает, но таким красноречивым жестом комментирует его ответ.

— Дела сердечные. — Триста Второй понимающе покачал головой. — Можно было и догадаться. Я и сам предпочитаю романы политике, они безопаснее. А панна фон Кирххайм до сих пор пребывает в Варшаве. Ее содержат в военном лазарете на территории уяздовских[72] казарм. Ее ведущим врачом является доктор Винингер, недавно он сдал рапорт в канцелярии наместника, из которого следует, что пруссачка сильно избита, но живая. У нее трещины на трех ребрах, отек шеи, повреждена гортань, к этому следует прибавить сотрясение мозга и многочисленные мелкие повреждения.

— А что означает, что «она содержится», — возмутился Данил.

— Она находится в закрытом военном лазарете, ей запретили с кем-либо общаться. Кроме того, у нас имеется доступ к приказу наместника, выпущенного по данному вопросу. Кратко изложить?

Данил даже подскочил к автомату, желая потрясти им, но вовремя удержался.

— Похоже, для вас она очень важна, пан Довнар, — металлическим голосом заявил жандармский автомат. — К сожалению, приказ сводится к тому, что девушку следует содержать под ключом, в особенности же — сегодня, во время концерта Музыкального общества, а после излечения самых крупных ран ее следует под эскортом отправить на вокзал Венской Железной Дороги и перевезти к границам Империи, где ее необходимо передать германским медикам.

— Холера, — понурился Данил. — Никогда я ее больше не увижу.

Он потерял любимую женщину, агрегат, который должен был принести ему целое состояние, к тому же попал за решетку без шансов на освобождение. Он был банкротом-одиночкой без какого-либо будущего. Что оставалось — только повеситься.

— Погоди, погоди! Как зовут ее врача? Доктор Винингер? Эта фамилия мне известна!

И перед его глазами встала фигура бородатого медика из Больницы Святого Духа, который лечил варшавскую примадонну, панну Довяковскую. Данил этому типу не очень-то нравился за демонстрацию умения и за обнажение бессилия традиционной медицины. Через него инженер не имел ни малейшего шанса связаться с Геней. Тем не менее, пока было время, следовало действовать как можно скорее, ведь когда девушка выедет в Германию, он утратит ее навсегда. Довнар начал мерить камеру энергичными шагами, так что, сам того не желая, погасил свечку.

— Минуточку! Так ведь имеется еще пан Климович, жених оперной дивы! — стукнул он себя ладонью по лбу.

Молодой джентльмен должен был обладать достаточным влиянием, раз устроил примадонне опеку военного врача, обычно занимающегося здоровьем царских офицеров. Может быть, это удастся как-то использовать? Климович предложил свои услуги и готовность как-то отблагодарить за спасение невесты.

— Дорогой мой пан Триста Второй, — Данил упал перед автоматом на колени. — Установите мне связь с Климовичем. Даже не знаю, чем этот мил'сдарь занимается, даже не знаю, как его зовут. Но мне нужно ему кое-что передать. И как можно быстрее.

Красными глазищами автомат поглядел на умоляющего инженера. Жестяная физиономия механического жандарма не выражала каких-либо чувств, зато во взгляде можно было заметить теплое сияние. Кем был он при жизни, прежде чем его мозгом воспользовались для управления машиной? Наверняка, человеком нехорошим, но, тем не менее, с добрым сердцем.

— Ну конечно же, мой брат в железе, — ответил автомат. — Мы найдем тебе этого Климовича, причем, быстрее, чем ты ожидаешь. Молись свету, чтобы обильно смазывал наши души и не скупился на пар в поршнях. Надейся на лучшее!

Он взял ладонь Данила и вложил в нее четки из гаек, сам же начал выстукивать пальцем по своему лбу.

Варшава, 15 (27) ноября 1871 г., полдень

Сделав глубокий вздох, Генриетта уселась в кровати. Колющая боль тут же пронзила бок, отозвалось и напухшее горло. В больничной палате не было зеркала, но пруссачка готова была поспорить, что выглядит будто висельник, которого только-только вынули из петли. Это даже хорошо, что ни князь Кусов, ни инженер Довнар не могут увидеть ее в таком состоянии. Девушка инстинктивно поправила доходящую до самых стоп ночную рубашку, после чего, стискивая зубы, выпрямилась и сделала несколько шагов к окну. Перед зданием как раз остановился крытый экипаж, говоря точнее — карета. Генриетта не обратила на нее особого внимания, она глядела на прохаживающихся по плацу охранников и группку казаков, что занимались лошадями.

Ее посадили под ключ на территории каких-то казарм, что доводило воительницу до белого каления. Чтобы хоть немного успокоиться, она прошла в другой конец помещения. Доктор, правда, запретил ей двигаться, но, похоже, забыл, что имеет дело с солдатом, а не изнеженной дамочкой. Ничто не было способно надолго удержать Генриетту в постели. Ну… разве что какой-то привлекательный молодой джентльмен…

Генриетта погрузила лицо в букете цветов, стоящем в огромной плетеной корзине. Прелестный подарок от полковника Кусова, к которому офицер присовокупил изящную бонбоньерку с конфетами и записочку с фрагментом любовного стихотворения Гёте. А интересно, каким образом Александр узнал, где ее содержат? Ох, как жаль, что он не мог прийти лично. Зато подарок был милым и романтичным — цветы и стихи.

Неожиданно в двери палаты кто-то постучал и, не ожидая приглашения, энергично их распахнул. Генриетта даже не успела выпрямиться: сейчас она стояла прозрачной сорочке, согнувшись наполовину и выпячивая попку в сторону гостя. Шипя от боли, она попыталась развернуться к чужаку как можно быстрее.

А в палату как раз втискивалась красивая женщина в кринолине, с собой она тащила приличных размеров корзину; с тяжким вздохом поставила ее на полу и, протягивая руку в знак приветствия, подошла к изумленной Генриетте. Пруссачка узнала нежданную гостью, и тут ее совершенно покинул дар речи. Врач и охранники на входе явно давали понять, что Геня находится в полной изоляции, что она не может ни с кем общаться. Тогда, каким же чудом сюда попала панна Бронислава Довяковская, примадонна Варшавской Оперы?

— Ужасно рада вновь тебя видеть, моя милая, — Довяковская пожала ладони воительницы, а потом расцеловала в обе щеки. — Я так рада, что тебе уже лучше. Доктор Винингер утверждал, будто бы ты не поднимешься с кровати как минимум неделю, а тут такая неожиданность! Давай будем на «ты», дорогая, хорошо? Помню, что вместе с инженером Довнаром ты спасла мне жизнь, и мне ужасно приятно, что хоть таким образом могу тебя отблагодарить. Пан инженер обратился к нам с просьбой, чтобы от его имени передать тебе, Генечка, несколько подарков и позаботиться о своем удобстве.

— Ы-ы… спасибо, — проблеяла совершенно сбитая с толку Генриетта. — Собственно говоря… ничего мне такого и не нужно… но мне весьма мило, что вы… мм, Бронислава… лично побеспокоилась.

— Броня. Для моих друзей я просто Броня, — лучисто улыбнулась дива.

Генриетта должна была признать, что вблизи певица выглядела даже красивее, чем когда выступала на сцене. К тому же голос у нее был очень сильный, с весьма приятным окрасом для слуха. Знаменитость засмеялась: звучно и легко, и больничная палата тут же осветилась теплом. А потом варшавская красавица провела Геню до кровати и, не переставая болтать, начала ей прислуживать.

Оказалось, что Данил прислал корзинку, полную всякими вкусностями, опасаясь гадкой военно-больничной кухни и зная потребности изголодавшегося боевого мехаборга, которым, как ни крути, была девушка. Пруссачка сглотнула слюнку, глядя на продукты, которые Бронислава расставляла на столике. Действительно, инженер попал в самое яблочко: в животе она чувствовала страшную пустоту и чертовское сосание. Разваренный рис никак не пропихивался в горло, так что с самого утра она ничего не ела. Тем с большей охотой она сунула в рот шмат поданной оперной дивой ветчины, а потом — уже собственноручно — оторвала кусок сильно чесночной колбасы.

Стараясь придержать обжорство, Геня, все время себя сдерживая, съела: булочку, половину буханки белого хлеба, три сорта желтого сыра[73], восемь видов различных копченостей, кислое повидло и пикули, четыре копченых рыбины, жареную перепелку и бараньи котлетки, приготовленные, якобы, лично знаменитой певицей. Все это она запивала, попеременно, пивом и говяжьим бульоном; под конец ко всему этому еще добавила кусок мяса под горчичным соусом и несколько смоченных в оливковом масле сушеных помидоров. В ходе обеда она узнала массу любопытных случаев из варшавской жизни, поскольку Броня ни на мгновение не переставала болтать. Голос дивы Генриетта слушала с наслаждением, содержание пропуская мимо ушей.