Олег Иконников - Большая Медведица

• Название: Большая Медведица
• Автор: Олег Иконников
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1996

Я буду искренне рад, если честные и порядочные люди узнают себя в этой книге. Пусть будет спокойно у них в душе и сердце — это действительно они.

Люди с черной совестью и сознанием, которым вдруг покажется, что пишем мы о них, пусть будут неспокойны — о них здесь нет ни слова.

Мы с братом считаем, что недостойны они, что бы о них писали книги. И если у них все же зачешутся руки, чтобы подать в связи с «Большой Медведицей» на авторов в суд, чтобы они возместили им не столько моральный, сколько материальный ущерб, заранее говорим — это не вы, будьте спокойны. Имена, фамилии, клички, названия населенных пунктов, время — изменены.

Я воровал, грабил и убивал. Затем сам схлопотал свинцового шмеля. Из навылет простреленной шеи текла мне под щеку моя, черная почему — то кровь. Некоторые преступления я совершал хладнокровно, на других адреналинило. Иногда совесть мучила сознание и душу, иногда нет. Взяли меня раненого, без сознания, иначе живым бы я не сдался. Но судьба распорядилась по-своему и саночки, на которых я катался, пришлось тащить назад, в гору. Много и часто я думал о жизни и смерти, своей и чужой. Мечтал и представлял, любил всем сердцем, точно также ненавидел и всегда жалел, что судьба моя сложилась так, что кроме боли и зла людям я больше ничего не дал. Жалел я о прожитом и пролитом, жалел и вот, наконец, пришел тот день, когда мне стало стыдно. Стыдно, что шарил в чужих квартирах в поисках чужого добра. Что я там искал? Решетки и запретки, романтику уголовной жизни? Чушь все это собачья, сон рябой кобылы.

Мою, уголовную хребтину сломал стыд.

Олег Иконников, 1996 год

---

— Пойдем, все равно баклуши бьешь.

— Мы Беспалого пасем, он сейчас притопает матрешек вон тех потрошить.

— Святой, вечером в спортзал приходи, я тебе гостинец приготовил.

— Вот за это спасибо, только громко не говори, а то вместо меня легавые нагрянут.

Пингвин перебросился с торговками несколькими фразами и, отойдя к сидящему на корточках Бурдинскому, кивнув на Олега, что-то забормотал. Женька, уперев глаза в асфальт, выслушал его и, отвалившись от теплой завалинки, шагнул к Святому.

— Почему с телок филки срезать не даешь? — выплюнул он изжеванную папиросу в их сторону.

— Воруй, кто тебе мешает. А девчонок не тереби, это Костины подружки.

— Таким методом значит, на хлеб мне зарабатывать ты вроде как запрещаешь?

— Не блуди, Беспалый, не надо. Никто тебе ничего не запрещает. Как можешь, так и руби «капусту», но этих, именно этих матрешек, не тронь.

— Без свидетелей потолкуем?

— Это не свидетель, а мой младший брат. Можешь говорить при нем, что угодно.

— Я в курсе. Просто молодой он еще, а поэтому от арестантской жизни далек.

— Ну, пойдем, уважу тебя.

В тени тарного склада за кабаком они выбрали парочку пустых, из — под пива, ящиков и сели.

— Лично ты, Ветерок и Эдька пацаны путевые, а вот Рыжего и Кота зачем пригрели, понять никак не могу. Первого весь поселок в жопу пинал, теперь он их, а из за вас его боятся. Костя вообще ментяра натуральный и кенты у него в основном легавые, зачем он тебе?

— Про Вовчика базар отдельный, а вот Кот.… Это для тебя он такой, а мне приятель. Не потому конечно, что когда-то в ментовке околачивался. Шкура у него действительно красная, не спорю, но я с ним под пули хожу, а о людях я сужу по их поступкам.

— Жука за что мякнули?

— Думаешь это мы?

— Тут и прикидывать нечего, сожительница его видела, как он за угол дома прошел, потом «жига» ваша туда юркнула — и Руслана не стало.

— Побазарим, раз такое дело. Припылишь ко мне часиков в десять. Ленка с ребятишками в Читу уедет, один я в квартире буду. Посидим, побухтим не торопясь.

От жары на березке трубочкой свернулись листья. На подоконнике распахнутого окна зала дружелюбно повиливал лохматимой хвоста прохожим сенбернар. Все приходящее уходит. Возникает ниоткуда и пропадает в никуда. Подтверждая эту истину, душные сумерки медленно втягивал в себя знойный день, превращая его в дождливый вечер. Ослепительно длинная молния фыркнула в небе над Первомайском. Испугав Линду, разбудив Олега и сыпанув на зеленый поселок дождем с градом, Илья — пророк не надолго притих.

«Девять сорок», — потянулся, хрустя хрящами, Святой и, сполоснув морду, накинул поверх тенниски походную, из плащевой ткани синюю ветровку.

— Линда, я по делу отчаливаю. Не теряй меня и не вывались, смотри, на улицу.

Щенок понимающе мотнул вислыми ушами и снова лег на подоконник. Плохая погода распугала любителей тяжелой атлетики и в огромном, пустом помещении спортивного зала бряцал металлом блинов один Воробей.

— Эй, культурист!

— А-а, это ты, бандит. Под столом сумка, в ней все твое. Правда, не задаром.

Наплечную кожаную кобуру Олег сразу надел под ветровку. На дне сумаря, завернутый в тряпку, лежал двенадцатого калибра обрез, смастыренный из новой двустволки.

— Сколько за все?

— Семнадцать штук. Оперативку-то почто сразу нацепил, пестик, что ли имеешь?

— Откуда, Саня? Огурец в ней таскать буду.

— Не доверяешь мне?

Святой отломил деньги и придавил их к настольному календарю общей тетрадью.

— Воробей, я сматываюсь.

— Торопишься?

— Паренька одного в гости жду.

— Всего хорошего, шлепай.

В коридоре Олег сунул «ПМ» под мышку и, пошевелив корпусом, взмахнул руками: «Удобную штуку менты придумали».

Дождь, катая по асфальту градинки, барабанил веселее. По направлению к его дому вышагивала высокая сутуловатая фигура в черной болоневой куртке с капюшоном на голове. «Кажется, Беспалый», — свистнул Святой. Женька обернулся и, заметив его, стоящего на лестнице под козырьком здания, побежал.

— Льет, как из ведра, я до тебя рулю.

— Планы чуть изменились. Шагнем в «Кристалл», до моей хаты пока доберемся, промокнем.

— Мне все равно.

И они рванули в ресторан. Отряхнувшись от влаги небесной, устроились ближе, к эстраде.

— Хряпать будешь?

— Нет, и тебе не советую.

— Что так?

— «Ханкой» уколешься?

— Готовая?

Беспалый светанул два заряженных шприца.

— Аида в туалет, вмажемся и потолкуем?

— Нина?! — подозвал официантку Олег, — чай с лимоном, покрепче и погорячее.

— Ужинать будете?

— Спасибо, все равно, — чуть было не сказал, что выблюем, Святой — шоколад есть?

— Имеется.

— Две. Пять минут спустя, обжигаясь горячим напитком, Женька жаловался Олегу.

— Я на положении в поселке, вся шпана подо мной. Что прикажу — сделают, но понта никакого. Колются, траву курят целыми днями. Ничего серьезного с ними не замутишь, все без денег сидят. Как освободился, так вот в этих лантухах — и брожу до сих пор, — потеребил он лежащую на коленях курточку. Возьми меня на делюгу, оденусь хоть по-человечески. Перед женой стремно, за детский садик заплатить нечем, а бывает, что дома и жрать нечего Хорошо, что ее родственники нас подкармливают немного.

— Ты ведь с Костей на дело не пойдешь?

— Нет.

— А я без него, как без рук. Он хоть и мент бывший, но дерзок и в этом ему не откажешь.

— Послушай меня еще минутку, — стал заезжать с другой стороны Беспалый, — в Чите на положении Культурный, он попросил меня Первомайск поднять. У нас в поселке восемь магазинов, я имею в виду коммерческие, барыги — нос в табаке поживают. Один только «Юникс» по-моему, всех нас прокормит. У меня шпаны море, у тебя банда крепкая, давай объединимся? Пора коммерсантов загнать туда, где им и положено по жизни сидеть.

«Ханка» слепляла веки и приятно тошнотворила. Обмакнув дольку лимона в сахар, Святой запихал ее в рот.

— Оружие у вас какое?

— Пока вообще нет.

— Дело поправимое, — успокоил он Женьку, — мы на деляну собрались, вернемся, замутим.

— Вместо меня Кота берешь?

— Его.

— Дай тогда монет, я вообще на мели.

Восьмого августа на машине Рыжего банда шныряла по Чите. Объект для работы снова выбирал Олег и опять осторожно. У комка по улице Бутина он неожиданно встретился с Весной.

— Здорово, Паха.

— Привет, Святой! Эдьку я иногда мельком вижу, а ты где тыришься? Говорят в Краснокаменске?

— В Первомайске.

— А-а, знаю. Рядом с городом. Что тогда редко навещаешь родные улицы?

— Часто, Паха, часто. Чем занимаешься сейчас, воруешь или рэкетсмен?

— Крутил наперстки на рынке, а теперь вот у Калины в бригаде. Крыши делаю, этот магазинчик мой.

— Личный, что ли?

— Да нет, ты что! Смотрю, чтобы на него кроме нашей кодлы больше никто не наехал.

— Вроде как охраняешь?

— Вроде так. Ты-то как бываешь?

— В артели вкалываю, в Иркутской области.

— Хорошо зарабатываешь?

— Меньше тебя конечно, но на жизнь хватает.

— А как тюрьма, мать родная?

— От нее конечно никуда не денешься, — в улыбке поднялась верхняя губа Олега.

— Весна! — окликнули его в форточку комка.

— Не обижайся, Святой, я побежал.

В два часа мясо — молочный магазин, вытолкнув из себя последнего покупателя, закрылся на обед и, приткнув «жигуленок» между сараев проходного двора, подельники шутя и не особо торопясь, направились к нему.

— Братан?

— Че?

— Грузчиков в такой лавке парочка, наверное, трудится, на тебе они на тебе и Косте. Я с Лехой остальными займусь.

— Мне что делать?

— Ты, Вовка, самое главное никого не убей. Ни за тем мы туда идем, а орать можешь сколько душе угодно. Кот, выдерни с его обреза патроны на всякий пожарный.

Выбив ногой доску в заборе, первым в безлюдную ограду продмага нырнул Эдик, за ним остальные. Надев маску, Олег вытащил пистолет и, передернув затвор, почесал стволом переносицу.

— Шустрее, — поторопил он приятелей.

— Все, — наконец натянул шапочку до подбородка Ветерок и поднял лежавший на ступеньке деревянного крыльца обрез. Святой потянул ручку двери на себя.

— Вот, кобылы, изнутри закрылись. Рукояткой «шабера» он остервенело забарабанил в ставень прикрытого окна и через минут из-за глухой двери откликнулись.

— Кто там?

— Свои!

— Кто «свои»?

— Много будешь знать, скоро состаришься.

— Пожарная инспекция, — впрягся в диалог Костя.

Вдруг все услышали, как в отворенные магазинные ворота, натужно урча мотором, вползает грузовик. Словно по команде приятели сдернули маски и двинули ему на встречу. Костя, не успевший затолкать обрез по куртку, просто убрал руку за спину. Свой шпалер Рыжий опустил в гачу штанов и теперь ковылял, как подстреленный. Леха матерился и даже плевался. Братья на весь двор безудержно хохотали над пережитым, и тем, что происходило сейчас.