Светлана Бондаренко - Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1978-1984

• Название: Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1978-1984
• Автор: Светлана Бондаренко
• Издательство: ПринТерра-Дизайн
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-98424-157-1

Эта книга продолжает серию «Неизвестные Стругацкие» и является пятой во втором цикле «Письма. Рабочие дневники». Предыдущий цикл, «Черновики. Рукописи. Варианты», состоял из четырех книг, в которых были представлены черновики и ранние варианты известных произведений Аркадия и Бориса Стругацких, а также некоторые ранее не публиковавшиеся рассказы и пьесы.

---

Наибольшая привлекательность Вашей повести — это обычное течение жизни, в которое вклиниваются поначалу тоже обычные происшествия. Ну, что странного в том, что принесли заказ из «Гастронома», или что с запиской жены приехала ее подруга и поселилась на несколько дней? Вроде бы — ничего. В такого рода событиях, постепенно нарастающих, приводящих почти к ужасу, — самое настоящее напряжение и, на наш взгляд, занимательность жанра фантастики. При этом только в этой повседневности, похожести, узнаваемости существования героев и состоит настоящий контакт читателя-зрителя, его способность сопереживать, применять к себе сходные обстоятельства и — вместе с героями делать выбор, чрезвычайно существенный для нашего с Вами современника.

Как же, по нашему мнению, и на чем Вы должны строить сюжет? Так, как в повести: Малянов проходит через сумму испытаний, всё более и более серьезных, и в конце концов признает себя побежденным. Почему? На этот вопрос не дает полного ответа и повесть. Это предстоит придумать. Телеграмма о сыне — как нам кажется, прием запрещенный: вероятно, каждый поступил бы так же. Может быть, это любовь? Только не в виде развлечения с женщиной-вамп (тут-то Малянов должен устоять, иначе его не стоит пугать дальше), а с собственной женой Ирой. Ведь бывают же, согласитесь, случаи, когда муж и жена любят друг друга (последнее утверждение мог бы сделать Вайнгартен!). И, наверное, сложно и даже мучительно подвергать опасности любимого человека, даже если он согласен эту опасность с тобой разделить.

Теперь о героях. Наибольших усилий потребует от Вас главное действующее лицо — Малянов. Здесь Вам тоже предстоит придумывать и писать много заново. Происходит это оттого, что в повести Малянов выступает в роли рассказчика, даже, скорее, автора «рукописи, найденной при странных обстоятельствах». Самоирония, заключенная в прозаическом тексте, норма и пики его душевного состояния не могут без изменений, трансформации перейти в драматургическую форму. В настоящем варианте сценария это очень заметно: Малянов превратился в маловыразительную фигуру, лишенную глубины натуры. За таким героем, согласитесь, следить неинтересно.

Предстоит еще и еще раз продумать, что все-таки за силы действуют на вполне земных героев. Назовите их, как Вам только понравится (одно ясно, что это никакая не земная организация — тут следователь Зыков, его краткие действия могли бы недвусмысленно дать это понять). Но, как нам кажется, из разнообразных догадок, вполне закономерных тогда, когда герои только стараются прийти к какому-то предположению, в финале должно прийти однозначное решение: это то-то и то-то.

Во время обсуждения было высказано много частных соображений, о которых Вам расскажет редактор в личной беседе.

Учитывая большой объем предстоящей работы, а также то обстоятельство, что Вы, Борис Натанович, еще далеко не оправились от тяжелого заболевания, мы предоставляем Вам большой срок для завершения сценария — до 25 сентября с. г.

Уверены, что работа будет успешно завершена, желаем Вам обоим только доброго здоровья и еще раз здоровья.

Главный редактор 1-го творческого объединения Ф. Гукасян

Редактор С. Пономаренко

АН в это время решает не работать более с Андреем Тарковским.

Из: Тарковский А. Мартиролог

<…>

8 мая 1981

Был у Аркадия Стругацкого. Решили бросить «Ведьму».

А. говорит, что плохо себя чувствует, что ложится в какой-то кардиологический институт, где ему, «конечно, не разрешат работать». Жалко мне его; но и он вот уже четыре месяца морочит мне голову. Плохо себя чувствует, но пьет и еще хочет добиться толка в работе. Не будет толка, конечно.

<…>

«Ведьму» буду писать сам.

NB. «Ведьма»: Калягин должен быть бедный, оборванный, небритый, жалкий и счастливый (никто не понимает почему).

<…>

5 июня 1981

<…>

Мне почему-то кажется, что А. Стругацкий не случайно расторг со мной рабочее содружество. Ему показалось, видимо, что общение со мной им чем-то угрожает. Никогда не забуду, как он примчался ко мне выяснить денежные свои (наши) дела, когда узнал, что у меня инфаркт.

<…>

Письмо Бориса брату, 15 июня 1981, Л. — М.

Дорогой Аркаша!

Вот собрался наконец тебе написать, хотя писать, собственно, по-прежнему не о чем. Вот получил давеча деньги из «Знания» — 821 ряб. Извещение из ВААПа пришло насчет чеков из ФРГ, Франции и США всего на 512. Если умножить на 4.6, получается вполне приличная сумма…

Кстати. Просьба. Свяжись-ка ты с ВААПом и попроси их выяснить, где экзы следующих изданий:

Это — для начала. Пусть выяснят.

В остальном бездельничаю. Вяло занимаюсь сценарием зМЛдКС. Пишет его Петя Кадочников, а я только даю ЦУ. Однако же вот-вот придется-таки приводить в движение руку мастера. Жутко неохота! Сценарии все эти заср… Романы надо писать, а не сценарии! Правда, кто их будет печатать?

Тут при слухе о твоем переезде все страшно оживились и начали строить планы. Я имею в виду собратьев по секции во главе с Евгением Павловичем[112]. Я, правда, все их восторги сразу же охладил, сказавши, что всё это вилами по воде… Разумеется, мне не поверили. Представляю, какое разочарованное «У-у-у!» сейчас раздастся! А может, ты все-таки потом соберешься с духом и займешься этим делом снова — не спеша, спокойненько, хладнокровно… Как врач советовал моему соседу по палате: «Половой акт? Да, можно… Но, знаете ли, так — спокойно, без эмоций…» Съехаться бы надо. Это, понимаешь ли, объективная необходимость.

Слушай, а нельзя пустить подзаголовком к ОуПА — «Дело об убийстве»? Я был бы очень рад. А?

Как там Мирера? Манин? Ревич? Процветают, небось, без всяких стенокардий! Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить! Ужо, даст бог, приедем к вам числа 11-го — всех повидаем. А может, и НЕ повидаем. А посидим на кухне, попивая чаек (коньячок?) и почесывая языки…

Ладно.

Обнимаю тебя, твой [подпись]

P. S. Леночке и Машеньке — привет!

Письмо Аркадия брату, 22 июня 1981, М. — Л.

Дорогой Боря!

Получил твое письмо от 15.06.

Особых новостей нет. Жара удручающая, все полуголые и потные. Занят тем, что вяло переругиваюсь с т/о «Экран» Центрального телевидения. Не желаю я писать им новый сценарий по бредовым разработкам моего режиссера, а платить они должны 30 августа, а приказ на запуск в режиссуру уже есть, и там вялая паника, а у меня вялое неудовольствие. Впрочем, подробности при встрече.

С ВААПом по экзам связываться бесполезно. Во-первых, пробовал и безрезультатно и раньше, во-вторых, Бела всё еще болеет, когда выйдет — никто пока не знает. Ясно только, что выяснять они ничего не будут. По такой-то жаре! Да ты что?

Насчет нашего переезда в Ленинград. Объективная-то она необходимость есть, да мне ее не одолеть. Здоровье, братец, не то. А я понюхал здесь, чем это пахнет — контейнеры, упаковки, да там еще ремонт, да здесь еще бумаги грязные всякие, и жаждущие хари… Нет, не судьба.

Мирера в ажитации по поводу рождения у Лидки ребенка.

У Манина жена в больнице.

Ревича не видел года два, а Танька тоже в больнице <…>.

Словом, приезжайте, как пожелаем, так и будем. Чаек, коньячок и всё, что потребуется.

Насчет подзаголовка к ОуПА спрошу, но вряд ли. Оформление-то давно готово и утверждено.

Обнимаю, жму, твой [подпись]

Приветы Адке и Андрею.

28 июля 1981 года датированы наброски статьи АБС для «Литературной газеты», но не были тогда опубликованы.

АБС. «Собратья по перу, издатели, читатели…»

<…>

Нам частенько говорят:

— Знаете, мой сын без ума от ваших книг. Все как есть прочитал. Сам я эту фантастику не люблю, но вот сын!..

Считается, что это комплимент. И одновременно — героическое признание, вызов на откровенность. «Сам я эту фантастику не люблю…» — «Да, да, я тоже, знаете ли, больше люблю зазорные открытки смотреть и кошек мучить…»

Впрочем, мы радуемся. Сын все-таки без ума. Или там дочь. Прогресс, ребята, движется куда-то понемногу[113].

Вообще, у нас впечатление, что если бы не эти сыновья и дочери, нас бы не издавали. Представляется такая картина. Сидит у себя дома за ужином издательский работник, превеликого ума человек, с хроническим гастритом от воздействий Госкомитета по печати. Пьет он чай и жалуется внимательной супруге:

— Нынче Стругацкие рукопись принесли. Экие наглецы! Давно ли я за порнографию выговор получил, так теперь только Стругацких мне и не хватало…

И тут подает голос сын — длинноногий, в очках и с сигаретой, — лениво листавший «Огонек» в углу на диване.

— Прости, старик, но ты — дубина. У нас в классе (а еще лучше — на курсе, а еще лучше — в цеху) все от Стругацких без ума. И если ты посмеешь их не издать, я тебе…