Владимир Лидин - Друзья мои - книги (Заметки книголюба)

• Название: Друзья мои - книги (Заметки книголюба)
• Автор: Владимир Лидин
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1966

Я расскажу просто о встречах с книгами - моих личных встречах, иногда радовавших, иногда разочаровываюших, но всегда в той или иной степени приоткрывавших многое, о чем не знает ни один библиограф в мире, потому что это ТВОЯ личная встреча. Надо рассказать и о том, как рождается страсть к собиранию книг... "Книги, как и друзей, надо избирать глубоко, по душевной склонности, памятуя, что именно книге свойственно особое постоянство: любимая книга никогда на изменит и вернется именно в ту минуту, когда человек особенно нуждается в поддержке," - так пишет в статье к своей книге В.Л. Лидин. Заметки книголюба посвящены истории книги, собирателям и издателям книг, чтению и выбору литературы, отношению к книге великих русских писателей и многому другому.

---

Так, на углу улиц Огарева и Горького вспомнили мы с Александром Александровичем Шухгальтером и книжную Москву поры моего детства и первые опыты - литературные и книжные.

- Что ж,- сказал Александр Александрович,- приятно, что в свою пору я поощрял вашу охоту к книге... конечно, я не мог предполагать, что вы со временем станете писателем, но вы были так юны тогда и так любили книгу, что я всегда старался что-нибудь припрятать для вас.

Десятилетия, разделявшие нас, отошли куда-то в сторону, я увидел Шухгальтера с копной черных волос, распространяющим, возможно, и нелегальные издания,- может быть, штутгартовские или женевские издания Ленина - а он, наверно, видел меня в ученической курточке.

Любовь к книге прививается с детства. В доме должны быть книги, они освещают жилище. Книге предназначено быть спутником человека. У меня есть книги, сохранившиеся еще с поры моего раннего детства, это мои поверенные, сердечные друзья, мои наставники. Книжный шкаф в комнате - это не просто собрание книг, пусть даже отлично изданных, это то, с чем живешь, что учит и ведет за собой. Ведь даже в гости приглашаешь именно тех, с кем испытываешь потребность общения; а что толку, если вокруг будет полно людей, с которыми и говорить не о чем. Книги, как и друзей, надо избирать глубоко, по душевной склонности, памятуя, что именно книге свойственно (10) особое постоянство: любимая книга никогда не изменит и вернется именно в ту минуту, когда человек особенно нуждается в поддержке.

1920-Й ГОД

У меня сохранились два редчайших номера журнала под странным названием "Содрупис". Отпечатаны они на машинке, вышли в количестве трех экземпляров, с иллюстрациями от руки. Название несколько пародирует сокращения, бытовавшие в двадцатых годах: "Содружество писателей".

Я беру в руки эти единственно уцелевшие экземпляры, и передо мной возникает книжная Москва первых лет революции... В Леонтьевском переулке, ныне улице Станиславского, в маленьком помещении, где находилась впоследствии редакция журнала "Знамя", писатели впервые стали за книжный прилавок. Времена были трудные, бумаги не хватало, но не только бытовые условия, а и потребность быть близко к книге дали жизнь одному из самых примечательных начинаний: книжным лавкам писателей. Первая такая лавка, открывшаяся в Леонтьевском переулке, и носила название "Книжная лавка писателей". За ее прилавок встали образованнейший литературовед, переводчик и исследователь творчества Бальзака - Б. А. Грифцов, страстный, горьковского образца, почитатель книги писатель Александр Яковлев и еще несколько других литераторов, в том числе писатель Борис Зайцев. В каком-нибудь книжном собрании хранится и поныне, наверно, целая библиотечка рукописных книг, выпускавшихся писателями в одном-двух экземплярах, зачастую с авторскими иллюстрациями. Я вспоминаю "Похвалу березовым дровам", написанную на бересте, ее автором (11) был М. А. Осоргин; рукописные сборники стихов Ф. Сологуба, Андрея Белого, К. Липскерова, А. Глобы; книжки с аппликациями, загадочными картинками и не одну рукописную поделку А. Ремизова, к чему он был склонен всегда с его знанием рукописных книг семнадцатого или восемнадцатого века, украшенных киноварными буквицами и росчерками. Я жалею, что не сохранил этих рукописных книжечек первых лет революции, хотя многие из них были у меня в руках. В музее книги, который когда-нибудь будет основан в Москве, можно было бы выставить одну из таких книжечек с тиражом в два экземпляра рядом с современной книгой, которой уже тесно иногда и в полумиллионном тираже.

Но тогда эти книжечки выходили. Тогда в Леонтьевском переулке была Книжная лавка писателей, а на Тверской, рядом с Московским Советом,-книжная лавка "Содружество писателей", за прилавком которой стояли подслеповатый профессор-литературовед Ю. И. Айхен-вальд, философ Г. Г. Шпет и пишущий эти строки. Мы стояли в шубах и шапках, потому что помещение не отапливалось, а за нашими спинами теснились на полках до потолка книжные сокровища - все, что революция вытрясла из помещичьих усадеб или великокняжеских дворцов в Петрограде. Мы переворачивали страницы, дуя на них, потому что книги были каляными от холода; мы познавали прелесть общения с книгой, этим знаменосцем культуры, возвещавшим уже в те времена, когда только начали ликвидировать неграмотность, рождение нового читателя.

На Большой Никитской, ныне улице Герцена, помещалась Книжная лавка работников искусств, за прилавком которой стояли искусствоведы Р. Виппер и П. Эттингер, а на Арбате в Книжной лавке поэтов- Сергей Есенин, беспомощный и неприспособленный к этому делу;

впрочем, ему помогали весьма расторопные поэты-имажинисты. За прилавком другой книжной лавки на Арбате величественно высился Валерий Брюсов, на Моховой сутулился Н. Д. Телешов, в книжной лавке "Природа" скромно стоял профессор Н. К. Кольцов, в книжной лавке "Школа и знание" - педагог Н. В. Тулупов.

По временам в лавку "Содружество писателей" приходили Есенин с поэтами А. Мариенгофом или В. Шершеневичем; в руках у них были тоненькие книжки стихов, (13) изданные ими самими и распространявшиеся ими же. У меня хранится "Исповедь хулигана" Есенина с его надписью, сделанной застывшей от холода рукой именно в этой книжной лавке. Мы мерзли за прилавком, но испытывали радость от близости к книгам. Я был к ним близок еще и потому, что работал в комиссии, разбиравшей накопленные книжные сокровища в национализированных букинистических магазинах. Со свечой в бутылке, ибо не было света, в подвалах с лопнувшими от мороза радиаторами отопления и полузалитыми водой, разбирали мы книги, многие из которых пополнили книжные хранилища библиотек имени В. И. Ленина и Коммунистической академии... Известный книговед, составитель книги "Крылатые слова" Николай Сергеевич Ашукин, покойный литератор Владимир Павлович Ютанов, писатель А. А. Тришатов и я - мы выходили после рабочего дня на зимние холодные улицы Москвы, по которым жители волокли на салазках топливо и у продовольственных магазинов стояли очереди, мы выходили ослепленные книгами, побывавшими у нас за день в руках, хранившимися иногда в тайниках. Мы разворошили владения Гобсека, где оказались - был такой случай - "Евгений Онегин" с личными поправками Пушкина, экземпляр "Жития Ушакова" Радищева, редчайшие эльзевиры, первопечатные книги Ивана Федорова, Андроника Невежи, братства Успенской церкви во Львове...

Мы учились ценить книгу, мы учились любить ее, и этих первых уроков в голодные, трудные дни революции я никогда не забуду: я узнал биографии множества книг, биографии столь же поучительные, как и биографии отдельных выдающихся деятелей.

Маленькая комнатка позади книжной лавки "Содружество писателей" служила и складом и своего рода писательским клубом: я помню за овальным столом и писателей старшего поколения - Андрея Белого или Федора Сологуба, и скромных, еще безвестных в ту пору А. С. Неверова и Ф. В. Гладкова, и смуглого, несколько восточного облика, поэта Константина Липскерова, и красивого, с пасторским лицом писателя Георгия Чулкова, и совсем простодушного, когда он появлялся один, Сергея Есенина, и вечно торопящегося куда-то, всегда всюду запаздывавшего Андрея Соболя... Кто только не побывал за этим столом, в кругу книг и с обязательным самоваром, ретиво (14) раздуваемым издателем

Г. Б. Городецким, который ведал торговыми делами лавки!..

Несколько книг, приобретенных в ту пору, имеют свою историю. Проходя как-то по Пречистенке, ныне улице Кропоткина, я увидел на приступочке подъезда одного из домов сельского попика самого канонического вида: в соломенной шляпе, с красным носиком в прожилках и даже с ленточкой в косичке. Перед попиком стояла раскрытая бельевая корзина, в ней были книги. Книги были прекрасные, в сафьяне и марокене, с золотым тиснением и большими инициалами на крышках: "Н. ф. М.". Я купил тогда у попика изумительного Некрасова издания 1869 года и еще более изумительные три тома "Сто русских литераторов" издания Смирдина в зеленых с золотом шагреневых переплетах. Откуда к попику попали книги из библиотеки богача и собирателя Н. фон-Мекка? Но кто тогда знал, откуда и как появляются на свет божий книги? Впрочем, на мой вопрос, откуда у него эти богатства, попик наставительно ответил:

- Бог послал.

Собирая книги - теперь уже много лет,- я и поныне дивлюсь иногда, как попала ко мне та или другая книга, и радуюсь, что она сохранилась у меня, прочно вошла в собрание и тем самым спасена. Так составилась у меня коллекция первых изданий книг Чехова и его современников, с которыми он дружил или был в переписке; об этом я расскажу особо.

(15)

ПЕРВАЯ КНИГА

Однажды, еще совсем юным, я зашел в некое книжное капище на Никольской улице. Капище это было сумрачное, с проулками в глубину, сплошь заставленными книгами, и нельзя было даже представить себе, что владелец знает, где и что у него находится. Высокий, весь какой-то размашистый и неистовый по виду человек стоял у конторки. Покупатель в моем лице показался ему явно нестоящим, и он даже не повернул голову в мою сторону.