Майя Треножникова - Минск 2200. Принцип подобия

• Название: Минск 2200. Принцип подобия
• Автор: Майя Треножникова
• Издательство: Аст
• Жанр: Постапокалипсис
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-086177-4

Человечество настигла ужасная эпидемия: вирус или мутация за считанные минуты превращает в «одержимого» монстра с неимоверными способностями. Одержимым может стать любой — богач и бедняк, праведник и преступник, младенец и старик. Обычным людям почти невозможно уничтожить одержимого. Но есть люди с иммунитетом к заболеванию, зато сами обладающие сходными способностями. Их называют Магнитами за то, что «притягивают» чудовищ, а еще — Гомеопатами, потому что «лечат» медленно восстанавливающийся после катастрофы мир по Принципу Подобия. Магнитом может стать любой — мальчишка из разрушенного поселка Рани Тарк и сын сенатора Целест Альена. У всех магнитов одна судьба: уничтожать монстров и однажды погибнуть. Но что, что появится одержимый, обладающий интеллектом и талантом объединять безмозглых чудовищ в армию — легендарный Амбивалент. Мир обречен?

---

Рони кивнул. Он завернулся в одеяло. Уроженец Северных Пределов или нет, он замерзал от самых незначительных холодов. Целест захлопнул окно, возвратился на свою кровать; на указательном пальце изредка вспыхивало пламя, будто кто-то забавлялся с фитилем свечи.

С Тао они болтали ночами. Иногда тайком притаскивали соседей — и соседок, веселое время. Что можно делать в компании бесчувственного, как рыба замороженная, мистика, Целест представлял слабо.

— Почему ты всегда молчишь? Ты ведь уже не боишься… ну, того что произошло? Все в порядке, а?

Рони улыбнулся. Целест понял это только потому, что вновь запустил крохотный огонек, не крупнее мышиного глаза, — тот описал траекторию, подразнился перед носом мистика и вернулся к создателю.

— Мы теперь на всю жизнь напарники, — напомнил Целест. — И скоро, наверное, «брачная ночь»… в смысле, настоящая охота. Давно одержимых не было, но эпидемия всегда так, то затихнет, то по десять штук в день, а порой и поболе. Мне уже доводилось ловить — удовольствие небольшое, зато уж адреналину на всю катушку. Никаких гулянок не надо.

Тихое дыхание было единственным признаком того, что Целест не пытается вступить в контакт со стенкой — или пульсаром.

— А еще я хочу тебе столицу показать. Ты ведь кроме деревни своей и не видал ничего. У нас есть на что посмотреть… Площади всякие, оперные театры — там вся знать собирается, и я бы торчал, если не Магнитом был… ага, помирая со скуки.

Он рассмеялся.

Целест поймал невысказанный вопрос. Словно поскреблись в подполе мыши, в качестве подпола — его собственный череп. Он встряхнулся, всего лишь на долю секунды, но испугался вторжения мистика. И устыдился этого.

— Э… нет. Я не жалею. Это круто на самом деле, и пользы от нас поболе будет. Слушай, — осенило его, — а я ведь тебя понимаю. Ты и столицу хочешь глянуть, и все такое, только боишься… люди не кусаются, честно. Музеи — ерунда, пойдем в Пестрый Квартал, там не соскучишься. Хочешь — пиво пей, хочешь — на всяких уродов, фокусников и чертей смотри, девки опять же. Весело.

Целест закрыл глаза, растянулся на кровати. Ему чудилось, будто каждая клетка сделалась невесомой, наполнилась пузырьками гелия; еще он мог слышать Рони, хотя тот по-прежнему не произносил ни слова. Мистиковы штучки? Почему бы и нет — у Целеста нет причин опасаться напарника. Разве не давали они клятвы, так похожей на свадебную церемонию: «до смертного часа единое целое».

Очнулся Целест от прикосновения к ладони. Рони пересел к нему и протягивал запасливо стащенное из столовой печенье.

— Рони? Ты… опять меня… того? — печенье пахло корицей. Целест сравнил его с кольцом — яблоко было помолвкой, это — обручальное; ассоциация отозвалась нервным хихиканьем. Целест замотал головой, потер виски. Поддался? Вновь?

— Ты сам, — Рони снова улыбнулся, настойчиво протягивая драгоценную «добычу».

— Я? Но я же…

«Не могу быть эмпатом».

— Спасибо тебе, — внезапно Рони рассмеялся, и Целест подумал: а не наступит ли конец света? — и тоже хмыкнул, сначала тихонько, затем громче; ему поддакнул вновь взметнувшийся к серовато-желтому закопченному потолку пульсар, брат-близнец пропавшего без вести.

— «Брачная ночь». Хорошее название… и да, я хочу, чтобы ты показал мне город.

Целест исполнил обещание. Вечер спустя они вдвоем покинули Цитадель. В карманах Целеста шуршало несколько смятых купюр — совсем немного, он не только не просил денег у отца, но и отказывался от любой помощи родственников; изредка наведываясь в роскошную резиденцию Альена, старался не попадаться на глаза никому, кроме сестры и матери. А сейчас и вовсе направлялся в противоположную от дома сторону. В Пестрый Квартал.

Благородство и изысканный вкус прививаются тяжко, а выветриваются быстрее нашатыря: маленькие полутемные пивные, будто выдолбленные в каменных нишах старых домов, привлекали Целеста более роскошных ресторанов, да и кислое с запахом несвежей капусты пиво втрое вкуснее марочных вин; с простыми гражданами — рабочими, мелкими торговцами и чиновниками, даже с ворами и проститутками Пестрого Квартала всегда найдется о чем поболтать, а братья по крови — пресны и скучны, как утренняя каша в столовой…

Целест скинул мантию Магнита и отправил ее в дупло развесистого ясеня. Целест подозревал, что о тайнике знают абсолютно все, причем не одно поколение, но до сих пор укромное место надежно скрывало шалости и побеги. Рони послушно повторил за ним, оставшись в потертом полосатом свитере и аккуратно залатанных на бедре джинсах.

— Магнитов боятся, — объяснил Целест. — Ну, понимаешь… все-таки «нелюди». А так никто и не поймет, на лбу же у нас не написано!

Рони пожал плечами: тебе виднее.

Забор смыкался вокруг Цитадели и сада литерой «U»: медные ворота метров шесть высотой — треугольные, с завитушками и литыми изразцами, а далее — монолит-камень, хмурый, черно-серый, как мантии Гомеопатов, камень. И вроде бы нельзя покинуть крепости — только своевольные яблони да вишни протягивают тяжелые от плодов ветви за пределы гранитной тюрьмы.

Но кто остановит Магнитов?

Целест завис в полуметре над землей, прикидывая, хватит ли телекинетических сил перекинуть двоих; жестами объяснил: придется лезть, дальше помогу. Рони отрицательно мотнул головой. Целест скрипнул зубами, но отступать поздно — подхватил напарника за руку, тот был много тяжелее обычно поднимаемых предметов, Целест с усилием закинул его на забор. Рони неуклюже уцепился за кромку, перевалился до половины на городскую сторону. Он закусил губу: от резкого «прыжка» его тошнило.

— Вниз, — скомандовал Целест, вновь пытаясь удержать, отпустил в каких-нибудь десяти сантиметрах, но Рони плюхнулся не изящнее тюка с мукой. Целест вздохнул: он слышал прежде, мол, мистики скверно владеют собственным телом.

— Ты в порядке? — Не хватало, чтобы напарник вывихнул ногу, к примеру. Или сломал что-нибудь.

Рони поднялся, подул на оцарапанные ладони, отряхнул влажную грязь с коленей:

— Да. Пойдем.

— Вперед! — просиял Целест ярче солнышка — даром, что вечер хмурился и сыпал первым мягким снегом. — Виндикар, столица Мира Восстановленного, ждет нас!

Дивен город Виндикар, сиятельная столица империи Эсколер. Точно из обломков помятой и опаленной скорлупы — разрухи, пожаров и наводнений, из мертвенного праха старой Европы, из мраморной крошки и битого стекла, вылупился он, отбросил грязную и неказистую скорлупу, расправил черно-алые крылья.

Отстроенный после эпидемии, Виндикар ныне напоминал лоскутное покрывало — люди всех наций и вероисповеданий стекались в оплот цивилизации, то отражалось в нарядах, говоре, архитектуре. Китайские пагоды соседствовали с викторианскими «колониальными» особняками, по соседству с вычурным барокко можно было наткнуться на поджарый хромированный хай-тек, и все они по стойке «смирно» вытянулись перед сооружениями не самыми высокими, но самыми значимыми: Сенатом, Цитаделью Гомеопатов и Лабораторией. Мелькали аляповатые вывески, пестрые рекламные щиты мелькали разноцветным неоном — специальные батареи подзаряжать нанимались за сходную плату Магниты-воины; Целест собственноручно постарался для господина Доррета, владельца табачной фабрики. Оплачивал Доррет заядлому курильщику половину — деньгами, половину — натурой.

— Моя работа, — не удержался и похвастался Целест, указывая спутнику на растянутую в пол-улицы рекламу. Реклама изображала роковую брюнетку, одетую практически исключительно в витки серебристого табачного дыма, кой попутно являлся для девушки главным источником наслаждения — во всяком случае, если судить по ее лицу.

Рони открыл рот, чтобы напомнить о запрете использовать ресурсы Магнита не по назначению, но промолчал, конечно.

Вдоль пасмурных улиц тянулись вереницы багряных огней, город казался залитым не то закатом, не то отблесками пламени. Красный считался цветом Виндикара, злые языки вспоминали старое значение — символ проституции, но вне кухонь — или приватных вечеринок с камином и сладким ликером — так шутить не рисковали даже аристократы. Злой язык и потерять недолго, а власть Сената — справедлива, но строга. У черно-багряного города имелись не только крылья, но и стальные когги, зоркий орлиный глаз и острый клюв.

Целест и Рони миновали Площадь Семи — Целест рассказал три легенды о непонятных «Семи», в каждой упоминались разные личности. То повешенные за крамольные стихи поэты, то бунтовщики, сожранные дикими зверями, то вообще одержимые.

Рони едва поспевал за длинноногим и быстрым Целе-стом, затем не выдержал и осторожно потянул за рукав. Целест сбавил ходу.

По площади и прилегающим улицам мелькали вытянутые, похожие на серебристых и золотых рыб мобили. Рони, уроженец «скорлупы» — Северных Пределов, испугался их поначалу и закашлялся, когда одна из золотых рыбок обдала его зловонным бурым дымом.