Даниэль Пеннак - Дневник одного тела

• Название: Дневник одного тела
• Автор: Даниэль Пеннак
• Жанр: Прочая старинная литература
• Год: 2014

---

Из всего этого следует вывод: если воздействовать одновременно на все пять чувств спящего, его можно убить.

* * *

16 лет

Вторник, 10 октября 1939 года

Волосы жирные. Перхоть (особенно заметная, когда я в темном пиджаке). На лице – два прыща (один на лбу, другой – на правой щеке). Три черных точки под носом. Соски набухли, особенно правый, на который к тому же больно надавливать. Боль острая, как будто его пронзают иголкой. Интересно, а как с этим у девочек? За год набрал десять кило и вырос на двенадцать сантиметров (руки тоже стали длиннее, что хорошо для бокса, Манес был прав.) Болят колени, даже ночью. Это – потому что я расту. Виолетт говорила, что, как только это кончится, я начну уменьшаться. Вот мое отражение в зеркале душевой. Я себя не узнаю́! Вернее, у меня такое впечатление, что тот я, который в зеркале, растет сам по себе. Зато мое тело стало для меня предметом любопытства. Интересно, какой сюрприз ожидает меня завтра? Никогда не знаешь, чем тебя удивит твое тело.

* * *

16 лет, 4 месяца, 27 дней

Пятница, 8 марта 1940 года

Этьен утверждает, что брат Делару ласкает себя, наблюдая за нами, когда мы делаем домашние задания. То, чем мы занимаемся под одеялом, он проделывает под столом. Мне это кажется ни нормальным, ни ненормальным, скорее неуместным, хотя такое, несомненно, довольно часто встречается. Мне бы никогда не пришло в голову дрочить на людях, но можно, думаю, допустить, что опасность усиливает получаемый эффект. Этьен говорит, что брат Делару вынимает что-то из портфеля, может быть, фотографию, во всяком случае, не журнал, потому что формат у этого предмета гораздо меньше, чем у «Парижских удовольствий», и что он смотрит на это и тихонько себя поглаживает. Может, так оно и есть, только проверить это невозможно, потому что брат Делару всегда ставит на стол свой огромный портфель, воздвигая таким образом стену между собой и нами. А Этьен все не унимается: Ну да, честное слово – он делает это правой рукой! Смотри! Потому что он правша. Когда ты правша, левой рукой дрочить никак не получится. Слово специалиста.

* * *

16 лет, 5 месяцев

Воскресенье, 10 марта 1940 года

Руар нокаутировал меня, стоя, в углу ринга. Поскольку я не упал, да и веревки меня поддерживали, он не сразу понял, в каком я состоянии, и продолжал наносить удары, пока я наконец не рухнул. Это был мой первый нокаут (надеюсь, и последний). Интересный опыт. Я даже успел оценить «нырок» Руара: как он присел, согнув колени, наклонил торс, изогнул шею, как поднырнул, обходя мою защиту, и вдруг распрямился, точно пружина. Я был еще взволнован, я восхищался им и как раз подумал, что мне конец, когда он снизу вверх заехал мне кулаком в челюсть. Раздалось характерное «чпок» – как будто мозги у меня вдруг стали жидкими. Пока он дубасил меня, я продолжал слышать все, что говорилось вокруг, только ничего не понимал. Он меня вырубил, подумал я. Потому что, находясь в полубессознательном состоянии, мыслил я довольно ясно, даже рассуждал. Посреди остановившегося времени я думал: Отличный удар, просто блеск! Сила такого удара зависит, естественно, от скорости взаимного сближения и веса наших тел. И еще: Впредь не будешь думать, что ты самый быстрый. И потом: Если думаешь, что ты быстрее всех, так и будь быстрее всех. Падая, я понимал, что теряю сознание. Сам обморок длился секунд семь-восемь.

* * *

16 лет, 5 месяцев, 1 день

Понедельник, 11 марта 1940 года

Последствия нокаута. Утром на глаза словно что-то давило изнутри. Как будто их выталкивало из орбит. Днем все прошло.

* * *

16 лет, 6 месяцев, 6 дней

Вторник, 16 апреля 1940 года

Вечером в столовой были крутые яйца с коровьей лепешкой из шпината. Мальмен обратил наше внимание на то, что днем подстригали лужайку. И правда. Он утверждает, что так бывает каждый раз. Я не поверил, что нам дают на ужин траву, как коровам, но все равно слова Мальмена так повлияли на мое восприятие, что вкус этого пюре из отварного шпината показался мне совершенно травяным. Как запах, который витает в воздухе над свежескошенными лужайками. Квинтэссенция растительного вкуса. И я уверен, что до конца моих дней вкус шпината останется для меня именно таким. Каким его сделал Мальмен.

* * *

16 лет, 6 месяцев, 9 дней

Пятница, 19 апреля 1940 года

Брат Делару оглаживает себя почем зря в классе для подготовки домашних заданий. Раньше все необходимое (открытки с голыми дамами) было у него с собой в портфеле. Теперь нет. Когда я позвал его в прачечную, чтобы показать протекающую трубу (протечку подстроил я сам), Этьен их стащил. Бедняга не может даже пожаловаться, что его обокрали. Физиономия у него была совершенно опрокинутая: смесь злости, стыда и подозрения. Мы с Этьеном решили использовать этих дам в своих целях. Целых сто двадцать пять штук! Поскольку в дортуаре всегда могут устроить обыск – под разными предлогами, – мы спрятали их в часовне, куда за ними никто не сунется. Время от времени мы достаем оттуда по одной – каждый свою. И любим ее – единственную нашу любовь. До следующего раза.

Интересно, а девочки проделывают то же самое с изображениями мужчин? Например, художественно обнаженные тела Христа или святого Себастьяна вызывают у них такой же экстаз?

* * *

16 лет, 6 месяцев, 15 дней

Четверг, 25 апреля 1940 года

К вопросу о груди (женской). Думаю, на свете нет ничего более соблазнительного, более волнующего, чем женская грудь. Мама часто говорила мне: Из-за тебя у меня был абсцесс груди. Она имела в виду то время, когда сама меня кормила. Это был очень краткий период ее жизни, но она говорила о нем так, словно до сих пор, спустя много лет, все еще ощущала его последствия. Первым делом меня заинтересовало (я был совсем маленький), что такое абсцесс. Ответ я нашел в словаре ( скопление гноя в ткани или органе ) и попытался представить себе, как выглядит абсцесс груди. У меня ничего не получилось (представить себе гноящуюся сисю было выше моих сил), но я испытал искреннее огорчение. Мне было обидно не за маму, а вообще за женщин с их грудями. Эта столь трогательная часть их тела должна быть очень хрупкой, уязвимой, если беззубый рот младенца может превратить нежный сосок в гнойный нарыв! Хотя, когда Марианна показала мне свои груди и даже разрешила потрогать, они не показались мне такими уж хрупкими. Наоборот, они были круглыми и твердыми, а широкие, нежно-розовые ареолы сидели на них как камилавка на голове епископа. И поблескивали как перламутровые бутоны. Правда, Марианне тогда было только четырнадцать. Ее грудь еще только формировалась. Судя по открыткам из нашего божественного гарема, с возрастом грудь сильно меняется. Она увеличивается и становится мягче. Ареола, наоборот, как будто уменьшается, соски заостряются и выглядят уже не такими блестящими, зато более мясистыми. Этьен дал мне свою лупу, чтобы разглядеть поближе. Еще они становятся более гибкими и принимают разные формы. Но вот кожа, их кожа, выглядит такой же тонкой, особенно снизу, там, где они крепятся к грудной клетке. Невероятно, чтобы такая прекрасная часть женского тела была наделена какими-то практическими функциями. Что это чудо создано для того, чтобы откармливать каких-то младенцев, которые жадно дергают за него и пускают на него слюни – нет, это просто святотатство! Короче говоря, я обожаю женскую грудь! Во всяком случае, груди наших ста двадцати пяти подружек, то есть все груди всех женщин, независимо от размера, формы, веса, плотности, цвета. Мне кажется, что мои ладони просто созданы для того, чтобы принимать в себя женские груди, и кожа у меня достаточно нежна для их нежнейшей кожи. Пройдет совсем немного времени, когда я наконец проверю это на деле!

* * *

16 лет, 6 месяцев, 17 дней

Суббота, 27 апреля 1940 года

Монтень, Опыты, том III, глава V:

...

«В чем повинен перед людьми половой акт – столь естественный, столь насущный и столь оправданный, – что все как один не решаются говорить о нем без краски стыда на лице и не позволяют себе затрагивать эту тему в серьезной и благопристойной беседе? Мы не боимся произносить: убить, ограбить, предать, – но это запретное слово застревает у нас на языке… Нельзя ли отсюда вывести, что, чем меньше мы упоминаем его в наших речах, тем больше останавливаем на нем наши мысли?» [2]

* * *

16 лет, 6 месяцев, 18 дней

Воскресенье, 28 апреля 1940 года

Когда я довожу себя до оргазма, самое необычное – это момент, который я называю «эквилибристикой»: миг, когда я вот-вот кончу, но еще не кончил. Сперма уже вот-вот готова излиться, но я удерживаю ее изо всех сил. Кольцо вокруг головки члена краснеет, да и сама головка так набухает, чуть не лопается, что я даже выпускаю член из рук. Я удерживаю сперму изо всех сил и смотрю, как вибрирует мой член. Я стискиваю кулаки, веки, челюсти так сильно, что все мое тело начинает вибрировать вместе с ним. Этот миг я и называю «эквилибристикой». Мои глаза вращаются за закрытыми веками, я дышу часто-часто, прогоняя от себя все возбуждающие картины – груди, бедра, ягодицы, шелковистую кожу наших подружек, – и сперма останавливается в своем жерле, останавливается у самого края кратера. Точно, это похоже на вулкан за секунду до извержения. Нельзя, чтобы лава стекла обратно. Она и правда иногда опускается, когда что-то нас вспугнет, например, когда господин Дамб открывает дверь дортуара. А вот это-то и не нужно. Я почти уверен, что разворачивать сперму с полдороги вредно для здоровья. Как только я чувствую, что она начинает отступать, мои пальцы – большой и указательный – обхватывают кольцо, и я пытаюсь удержать ее, кипящую, словно лава, нет, словно древесные соки – настолько член в такие моменты напоминает ветку дерева, напряженную и узловатую! Тут надо соблюдать крайнюю осторожность и четкость, один миллиметр, а то и меньше, решает всё. Член, весь, целиком, становится таким чувствительным, что головка может взорваться от малейшего дуновения, от соприкосновения с простыней. Мне удается удержаться от семяизвержения еще раз, потом другой, и каждый раз – это дивное удовольствие. Но истинное, абсолютное наслаждение наступает в тот момент, когда я уже не могу ничего удержать, и обжигающая сперма, переливаясь через край, течет по тыльной стороне кисти. Ах, что за чудесное поражение! Это тоже совершенно неописуемо – всё это сокровенное, что изливается вдруг наружу, и наслаждение, которое накрывает тебя с головой… Извержение и погружение одновременно! Падение эквилибриста в кратер с расплавленной лавой! Ах! Что за чудо эта ослепительная вспышка во тьме! Этьен говорит, что это – «апофеоз».