Пьер Бетанкур - Естественная история воображаемого: Страна навозников и другие путешествия

• Название: Естественная история воображаемого: Страна навозников и другие путешествия
• Автор: Пьер Бетанкур
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-367-00990-3

Книга «Естественная история воображаемого» впервые знакомит русскоязычного читателя с творчеством французского литератора и художника Пьера Бетанкура (1917–2006). Здесь собраны написанные им вдогон Плинию, Свифту, Мишо и другим разрозненные тексты, связанные своей тематикой — путешествия по иным, гротескно-фантастическим мирам с акцентом на тамошние нравы.

---

Медузы в чем-то похожи на морских сорок. Они тащат все, что только могут стибрить, подбирают все, что удается найти. То была эпоха парусного флота — история происходит в середине прошлого века, — и столько кораблей дальнего плавания терпело крушения, что медузам не приходилось себя особенно утруждать. И они сносили свои находки Царю медуз, и его дворец превратился в просторную лавку старьевщика, где находило пристанище все, что только можно себе представить: от распятия из моржовой кости до штормовой лампы и спасательного круга, не говоря уж о кованых матросских сундучках, все еще хранящих свои сокровища — слегка выцветшие от частого разглядывания семейные фотографии, какие-то поблекшие цветы, кольцо, хозяйственное, настоящее марсельское мыло. И долгими часами, пока Царь медуз отлучался, со шпагой в руке, по своим делам, девушка обследовала эти сокровища. Просушивала чуть отсыревшие книги, утюжила старые, давно вышедшие из моды платья, которые обожала носить, и перед ярким пламенем, день и ночь пылавшим в просторном камине хрустального дворца, читала в старых школьных тетрадях записанные выцветшими чернилами истории о необыкновенных приключениях, об охоте на кита, о прерванных страстях, которые разворачивались здесь вволю, с силой и неистовством, каковые подчас ее захватывали.

И вот, в один прекрасный день Царь медуз вернулся с лодкой и одним веслом, и девушка поняла, что час пробил. Что недолго будет он еще ее привечать, и если она хочет что-то спасти, действовать надо быстро. Стоило Царю медуз вновь отбыть, как она тут же взяла лодку и весло, и лодка сама собой всплыла на поверхность и заскользила к берегу, и девушка увидела свой дом, и побежала, и постучала в дверь, и ей открыли, открыл отец и заключил ее в объятия и долго, долго целовал: «Моя доченька, моя малышка, я знал, что ты вернешься». Его била дрожь.

И все были тут, три брата, две сестры, матушка, и все ее обнимали, трогали: это и в самом деле она, живая и здоровая, их сестра, их дочь, и они все вместе плакали и смеялись, все было слишком прекрасно. И девушка рассказала им свою историю, как она жила в хрустальном дворце, который сообщался с поверхностью земли двумя вытяжными шахтами, одна для воздуха, другая для огня, во дворце, полном чудес, вместе с Царем медуз, и, скрывая свое беспокойство, она сказала им, что была самой счастливой женщиной на свете и отправилась на их поиски, чтобы они жили все вместе, чтобы впредь ничто не мешало их счастью. И отец и мать посмотрели друг на друга: и были то рыбак и его жена, им вполне хватало их лачуги, слишком поздно было менять свою жизнь, они останутся. И они посмотрели на своих детей, и дети не знали уже, что сказать или что делать, и дети посмотрели на них. Парни совсем не любили медуз: часто они сходились с ними врукопашную и не одну убили. Ни за что на свете, даже за красивые глаза своей сестры, не пошли бы они жить среди медуз на дне морском. Но дочки пребывали в восхищении, и средняя решилась, отпустила руку матери и, бросившись в объятия старшей сестры, сказала: «Я с тобой». И вот они уже снаружи, дверь за ними затворилась, и когда меньшая сестра, несмотря на запрет родителей, отворила ее, она едва успела заметить мчащуюся по морю лодку с одним-единственным веслом.

И с тех пор как они отбыли, никогда больше не возвращались медузы на берег требовать невест для Царя медуз. Все спят спокойно. И только младшая сестра погружается во сне в свою очередь в море, верхом на чудесном весле, которое у них так и осталось, и тоже прибывает в Хрустальный дворец, и сестры ждут и обнимают ее, и пускаются с ней в хоровод, и тот никак не кончается. Пришла ее очередь стать женой Царя медуз и править морем. Скоро отпразднуют ее свадьбу. И уже в старинных сундуках разыскивают платья, и торопятся, суетятся, готовят великий день. И, проснувшись, она плачет, ибо отлично знает, что она меньшая, младшенькая, что родители не разрешат ей уйти и все это никогда не сбудется.

Элен

Странные нравы островитян

По незапамятной традиции мужей у островитянок несколько. Тщетно европейские миссионеры читали проповеди о достоинствах моногамии, ничто не могло заставить местных женщин отказаться от этого священного обычая. Так они и выходят за покупками в сопровождении двух-трех на редкость предупредительных мужей, готовых взвалить на себя корзины, как только вырастет гора покупок. Ко всему прочему прекрасный, здоровый вид, резвая ножка, игривая коленка, заманчивая грудь, смешливый ротик и тот прямой, будь то пылкий или холодный, взгляд, который лучше, чем любые рассусоливания, дает понять, что о вас думают. Итак, на приятнейшем из островов все шло бы лучше некуда — без хетагуров. На первый взгляд, совершенно мирные птицы, размером с нашу ласточку, хетагуры чувствуют себя в своей тарелке, лишь сидя на голове у мужчины, где они ничтоже сумняшеся чуть ли не назначают свидания и где из веточек и обнаруженных прямо на месте волос даже начинают вить гнезда. Чуть-чуть слюны и земли помогает сцементировать конструкцию, и вот они уже радуются вполне приемлемому обиталищу, в котором самочка вскоре сможет снести яйца. Все это, само собой разумеется, с согласия носителя, почтённого и, кажется, польщенного тем, как им располагают, — которому придется приноровиться к весьма необычному образу жизни. Предстоит ходить размеренным шагом, чтобы не потревожить мать, что высиживает сверху яйца. Постоянно держаться выпрямившись, предпочтительно не в помещении, стараясь быть в пределах досягаемости для бьющегося над пропитанием семейства самца. И вот уже чувство ответственности истачивает черты островитянина — озабоченный лоб, скупая улыбка, обрывистые слова, — он зажат между женой и птицами и не знает, обо что биться головой, чтобы исполнить свои обязанности. Между ней и ими постепенно устанавливается своего рода соперничество, ревность, так что впору задаться вопросом, осталось ли у того, у кого голова занята гнездом, место в сердце для женщины. Хетагур не допускает иного, женщина тоже, и, не объявляя в открытую войны — ибо островитянин без гнезда почитается за человека ветреного и непутевого, на такой неосмотрительный шаг, как ему довериться, не пойдет ни одна женщина, — каждый заботится о своей вотчине и старается уступить другому как можно меньше.

По счастью, хетагуры — птицы перелетные, и с наступлением зимы становится заметно, что островитянин обретает некоторую независимость, разглаживаются морщины на его челе он даже пускается в сентиментальные приключения или просто-напросто отсыпается, чему наконец-то нет никаких препятствий. Многие, побрив череп наголо, как яйцо, дабы избежать всяких связей, распоряжаются гнездом, как им заблагорассудится, другие же, самые «упертые», вбили себе в голову дожидаться своих гостей и продолжают красоваться с пустыми гнездами, залогом того, что вернутся их хозяева и вместе с ними весна.

Островитянка, очень опрятная, очень чистоплотная, постоянно плещущаяся в водах рек и ручьев, чтобы ополоснуться, хотя и одета очень коротко — простой, тонкий под стать талии шнурочек проходит ей между ног, — не приемлет птиц в доме. Она обожает их на голове у мужчины на улице, но у себя дома не желает. Ни за что на свете. Перед тем как зайти в дом, гнездо следует снять; отсюда и этакие чуланчики, которые можно видеть вывешенными на дверях домов: каждый мужчина прячет туда свое гнездо. Итак, с непокрытой головой, если не с улыбкой на губах, следует островитянин за женщиной, тогда та хочет ввести его в свой узкий круг. Он оказывается в компании старых завсегдатаев, ее мужей, тоже с непокрытой головой, эти-то давным-давно и думать забыли о гнездах и носа наружу не кажут. И постарается смешаться с ними по ходу одной из тех нескончаемых ночных бесед, настоящих ораторских поединков, которые могут продолжаться до самой зари и только победитель которых — остальные чаще всего засыпают — последует за женщиной до самого конца.

«Я был действительно растерян», — признался мне приятель-журналист, он остановился у одной островитянки и стал свидетелем такого собеседования; по его словам, устав от потока удачных реплик, которыми он был уже сыт по горло, он в конце концов попросил разрешения отправиться на боковую.

Здесь следует заметить в скобках, что птицы никогда не располагаются на голове у чужестранцев: те, дабы укрыться от жгучего солнца, зачастую носят шляпу, в любом случае выставляя себя в роли некой разновидности пугала. Принимавшая же моего приятеля островитянка страстно желала его шляпу. «Я не мог понять почему, — продолжал он. — И каждый вечер, когда мы собирались — она вступить в полемику с новым кругом обожателей, а я подняться к себе в комнату, — я пытался ей объяснить, что если она соблаговолит на минуту прервать свои ораторские утехи ради приватной беседы со мной, то ее дело будет в шляпе. Она принимала мои предложения с громким хохотом, как нечто совершенно бестактное, и, притворно посылая мне поцелуй, шла общаться с претендентами на ночь. Мое пребывание там подходило к концу — это был последний вечер, — когда, отведя меня в сторону, она сказала: „Жди меня, я приду вместе с ними, и мы сможем продолжать беседу, пока ты будешь делать со мной что захочешь.