Жозана Дюранто - Индийская красавица

Скачивание начинается... Если скачивание не началось автоматически, пожалуйста нажмите на эту ссылку.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Описание книги "Индийская красавица"
Описание и краткое содержание "Индийская красавица" читать бесплатно онлайн.
Жозана Дюранто — современная французская писательница и литературный критик. В романе запечатлены быт и нравы семьи на протяжении более сорока лет — от начала XX века. В центре произведения образ сельской учительницы, главы семейства, Маргерит.
В книге показан распад старой патриархальной морали в условиях современного западного «общества потребления».
В Корбее ей пришлось познакомиться с родителями некоторых учеников. Она встречалась также — очень осмотрительно — с коллегами.
А потом ей представили в один прекрасный день Эдуара Греве.
10
Не будь мне заказано вторгнуться здесь, разорвав и без того прерывистое повествование, я вынуждена была бы признаться, что существую, я — пишущая это, и я — дочь Жана: да, то само дражайшее дитя, о котором уже шел разговор выше.
Это отступление врезается в мою книгу, падая, как ни странно, с высоты аристократического дома в Сен-Жерменском предместье, где я, по правде сказать, пребываю лишь временно в это благословенное лето. Я обитаю здесь благодаря восхитительно безлюдному августу месяцу и только ради того, чтобы написать «Индийскую Красавицу», что долго было моей мечтой, прежде чем стало планом, а затем, сейчас, задачей.
Сегодня воскресенье. В Париже никогда не было лета прекрасней. Вообще такого лета не было нигде. И наверняка — никогда.
Расскажу ли я в другой книге, как мне повезло, как неповторимо чудесно это время, которое отдается, чтобы быть прожитым в настоящем — и о котором, увы, писать придется в меланхолическом прошедшем времени? Пока же что-то подгоняет меня рассказать о далекой уже истории Маргерит и ее детей. Сама не знаю что.
Ибо, в конце концов, хотелось бы мне понять, кому на самом деле принадлежат эти воспоминания о событиях, которых я не пережила и о которых в ту пору даже не догадывалась. Мне трудно было бы объяснить, каким образом создалось у меня примерное представление о них, с большим, правда, опозданием.
Унаследовала ли я коллективную память этой семьи, точно так же как получила от нее определенный набор физиологических и духовных склонностей. Или же я, незаметно для себя, внимательно прислушивалась, связывая между собой кучу сведений, проскальзывавших в разговорах взрослых, редко обращающих внимание на присутствие ребенка? В этом последнем случае я наследница не семьи, но только ребенка, которому, по совести, не подходит, на мой взгляд, говорить от первого лица, как я это позволяю себе делать сейчас.
В те далекие времена, когда та, что еще не была мною, мирно разглядывала картинки — неподвижная бессловесная статистка на сцене театра, — она, без сомнения, впитывала в себя реплики, которыми обменивались настоящие актеры. Так стены и мебель дома, впитывая запахи, вбирают страсти, оставаясь долгое время их немыми свидетелями. Мне доводилось попадать в комнаты, где нельзя было не ненавидеть друг друга, потому что все предметы, по долгой привычке, источали ненависть, воспринятую некогда, вмешиваясь тем самым, от имени прошлого, известного им одним, в нынешнюю жизнь новых обитателей.
Сейчас, когда возраст мне подсказывает, что настала пора вытянуть сеть, я нахожу в ней прежде всего не мои собственные воспоминанья, но воспоминанья других людей, многих из которых уже нет в живых.
Я принимаю их как нечто свое, привычное: как свои привычные тени. Но, заглядывая еще глубже, различаю мифологию, предшествующую моему пробуждению, предшествующую моему сознанию. То, чем я могла стать в жизни, уходит корнями в эти предания, для меня доисторические.
Дети не судят то, что их непосредственно окружает, что их окружало всегда. Нередко удивляются — и напрасно — сообщническому молчанию ребятишек, которых мучат родители: но причина здесь в том, что они не осознают исключительности своего положения. Поэтому и не жалуются. Их, напротив, удивляет, когда они встречаются с детьми, не столь несчастными, как они сами. Потому-то их палачи и стараются избежать каких-либо возможностей сравнения.
Вот и я в десять лет ничуть не удивлялась причудливости той планетарной системы, солнцем которой была Маргерит. Почтительно листая альбом семейных фотографий, я ни разу не задалась вопросом, кто же был начисто отсутствующим отцом этих детей с улицы Франклина. Я, очевидно, приняла как нечто само собой разумеющееся, что бабушки замуж не выходят, что они никогда и не бывают замужними. Я, должно быть, думала, что во времена, для меня невообразимые, когда моя бабушка была молодой, еще вовсе не придумали замужества.
Путая времена и эпохи, я не могла не утвердиться в этом убеждении, читая свою любимую графиню де Сегюр. Ибо и эта бабушка описывала мир детей, воспитываемых исключительно женщинами: г-жа де Флервиль, г-жа де Розбур в силу власти, данной им от бога, принимали все решенья самостоятельно — точно так же как и моя бабушка. Постоялым двором Ангела Хранителя — как ни далек он был от аристократических замков — также повелевали две женщины, без мужей. А я сама? Разве не проводила я весь день в обществе мамы, если только не шла на урок к Маргерит? Эпизодические появления отца — вечером, в воскресенье, — казались мне чем-то отдаленным, и следует признать это, как бы второстепенным. Когда он сердился, заставляя маму плакать, мне хотелось, чтобы он исчез на краю света, наподобие забавных морских офицеров графини де Сегюр, исчезавших в океане и отправлявшихся на десять или двадцать лет на какой-нибудь остров обучать татуированных дикарей тонкостям нашей цивилизации.
Я не только легко обходилась без своего неведомого деда, но и моя тогдашняя логика нисколько даже не восставала против этого странного отсутствия. Мне ничего не было известно об условиях, необходимых, чтобы произвести на свет человека или животное. Маргерит, прародительница-одиночка, представлялась одной из тех очевидностей, которые не возбуждают вопросов.
И разве пастор по четвергам не говорил нам на уроках закона божьего, что земля и вода, небесные светила, мужчина и женщина обязаны своим существованием плодотворящему замыслу одной-единственной воли? Порожденная Богом, по его образу и подобию, Маргерит скромно проявила себя, присовокупив к чудесам творения двух моих дядей, двух моих теток и моего отца. Тут не было никакого чуда, и мне не приходилось тревожиться о практических обстоятельствах этого благоговейного подражания.
Поэтому я ничуть не удивлялась ни семейной истории, которую знала (не догадываясь, что я ее знаю), ни ее невосполнимым пробелам. С удивлением, с неведомым дотоле чувством странности я встретилась много позже, когда, оторвавшись от того, во что верила, окончательно отдалившись от того, что было моими корнями, я на расстоянии оказалась, напротив, способной ощутить их исключительность, приобретшую наконец в моих глазах оттенок экзотики.
Чтобы охватить в совокупности родной пейзаж, мне понадобилось отдаление во времени и в пространстве. И все же я не могла претендовать на то, что ясно различаю все подробности запоздало открывшейся панорамы: правда не любит выдавать свой сокровенный ключ, возможно, именно поэтому ее так трудно воспроизвести. Роман, как правило, пытается ублажить нас, пряча эту неясность: в романе все слажено, подогнано, устроено в соответствии с организующей волей автора, который как нельзя лучше связывает между собою всю гамму причин и следствий. Все объясняется, у всего есть свое название, свой четкий порядок. Правда, напротив, смущает нас своими темнотами, в которые нелегко проникнуть. И все же, как она ни загадочна, в правде для меня заключена некая сила внутренней взаимозависимости или взаимообусловленности, которая возвышает правду над любым вымыслом. Как часто я обнаруживала тщетные усилия какого-нибудь сочинителя романов приукрасить, приодеть, причесать правду! В самом простейшем случае пляж подменяется горным курортом, врач — адвокатом, действие переносится лет на десять назад или вперед — и вдруг замечаешь, что все разладилось, ибо первоначальные данные были связаны между собой невидимыми узами, узами самой жизни, которая не любит замены и приживления чужих органов и мстит тем, что организм их отвергает. Стоит даже самому Марселю Прусту превратить Альбера в Альбертину, как замутняется прозрачность текста, его кристально чистое звучание.
Потому-то и к этим воспоминаниям, пусть они, как я уже сказала, и решительно не мои собственные, я не могу, не вправе что-либо прибавить. Зато я без всяких колебаний оставляю за собой возможность время от времени стыдливо прикрыть Ноевым плащом наготу одного из этих персонажей, которые все сообща, в итоге являются авторами автора.
…Ноев плащ весьма необходим семьям, читатель не может с этим не согласиться. Я имею в виду любой семье. Ибо, независимо от того, стоит или не стоит в ее центре какая-нибудь Маргерит, во всякой семье в той или иной степени есть нечто безумное. Для подтверждения этой печальной истины каждому достаточно представить себе семейные торжества, вроде свадеб и похорон: такого рода церемонии редко обходятся без скандалов, весьма симптоматичных, в которых не всегда наименее безумны отсутствующие (независимо оттого, уклонились ли они по собственному желанию или были отринуты по воле племени). Потому-то мне и доведется еще благоговейно согрешить умолчанием. Ну и что? Я ведь не клялась на Библии говорить всю правду.
Подписывайтесь на наши страницы в социальных сетях.
Будьте в курсе последних книжных новинок, комментируйте, обсуждайте. Мы ждём Вас!
Похожие книги на "Индийская красавица"
Книги похожие на "Индийская красавица" читать онлайн или скачать бесплатно полные версии.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
Отзывы о "Жозана Дюранто - Индийская красавица"
Отзывы читателей о книге "Индийская красавица", комментарии и мнения людей о произведении.