Кира Михайловская - Мальчик на главную роль

• Название: Мальчик на главную роль
• Автор: Кира Михайловская
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1979

Повесть о «трудном» подростке, об отзывчивости и чуткости окружающих его людей — работников киностудии, которые помогли мальчику в решающую минуту жизни.

---

— С этим героем мне предстоит сниматься? — спросил с улыбкой Северцев и снисходительно подал Алёше руку.

Алёша вспыхнул и двинул в Северцева ладонью, которую тот поймал с лёгкостью жонглёра.

— Дай-ка твой эскиз, — сказал я художнику Мите и подозвал Алёшу: — Гляди! Узнаёшь?

Трудно узнать в живой акварели ту сухую декорацию, что выстроена в павильоне. Правда, и в павильоне есть стол, табуретка и даже печка, но, если смотреть со стороны, как они неприютно торчат среди металлических вышек павильона! На эскизе — настоящая изба, и всё в этой избе живо и естественно. Точно так же будет выглядеть эта изба и в фильме. Зритель не увидит вышек, балок и перекрытий, которые видим мы с Алёшей. Не увидит их и тот, кто заглянет в глазок съёмочной камеры. Ведь съёмочная камера видит то же самое, что и зритель. Вернее, зритель увидит то же самое, что видно в глазок съёмочной камеры. Поэтому я предлагаю Алёше:

— Лезь на кран, один глаз закрой, а другим смотри в камеру.

Не успел я сказать это, как Алёша, с необычайным проворством скинув рваный полушубок, вытащил ноги из сапог, залез на кран и заглянул в луну. Он смотрел долго и жадно. Наконец оторвался. Неловкая улыбка кривила рот. А мне казалось, что он не умеет улыбаться. Да он и не умел. Кривая, прилепившаяся сбоку рта не улыбка — подобие улыбки.

— Давай вниз!

Он выпрямился и вдруг сиганул с верхушки крана. Я едва успел поймать его.

— Ты что! Так и камера загреметь может, и сам ногу сломаешь. Что мы тогда матери твоей говорить будем? А?

Алёша хмуро отвернулся и принялся натягивать сапоги и полушубок. Оживление его погасло.

— Для всех перекур. Будем репетировать. Оставьте нас одних, — сказал Глазов.

После перерыва все собираются опять в павильоне. Алёша сидит, словно его прибили к табуретке гвоздями. Глазов удручённо расхаживает вдоль декорации полицейского управления и смотрит себе под ноги.

— Ну что, снимаем? — спросил я у Глазова.

Вместо ответа он только кивнул головой.

Я скомандовал:

— Полный свет!

Один за другим вспыхнули прожекторы.

— Приготовиться! Дайте тишину!

Раздался громкий звонок.

— Мотор! — скомандовал Глазов.

Прогундосили два коротких зуммера. Звукозапись включена.

— Есть мотор, — сказал я и нажал кнопку кинокамеры.

Щёлкнула хлопушка. Алёша вздрогнул.

В лупу кинокамеры я наблюдал за происходящим.

Мальчик сидел на табуретке посреди комнаты, уставившись в пол. Офицер, которого на этой пробе играл Северцев, ходил вокруг него и задавал ему один и тот же вопрос:

— Где Семён? Когда ты в последний раз видел Семёна?

Мальчик смотрел в одну точку и отвечал:

— Не знаю, не видел.

Офицер терял спокойствие. Всё стремительнее кружился он вокруг мальчика, всё настойчивее повторял:

— Ты знаешь. Знаешь.

— Не знаю, — сказал мальчик и посмотрел на офицера.

Тот выхватил пистолет, но, опомнившись, потрепал мальчика по щеке дулом.

— Смотри на меня! — Он приподнял подбородок мальчика, но тот опустил глаза. — Ты пришёл в деревню, чтобы встретить Семёна, не так ли? Ты и к бабке зашёл, чтобы узнать, где Семён. Ну, что тебе сказала бабка? А? Если ты не скажешь, где Семён, мы сожжём деревню вместе со всеми бабками. И с твоей тоже.

— Гад, — произнёс мальчик свою реплику. — Не знаю, где Семён. Ничего не знаю.

— Увести! — крикнул офицер в бешенстве.

— Стоп, — сказал Глазов.

Какая-то неловкость охватила всех. Тишину нарушил Северцев:

— Ну что, ещё дубль?

Алёша проваливался у меня на глазах. Он играл свою роль с какой-то тупостью, равнодушной покорностью. Быть может, его смущала камера. Справедливости ради надо сказать, что даже опытные театральные актёры, впервые очутившись перед камерой, деревенеют и чувствуют себя менее уверенно, чем перед сотнями живых глаз зрителей.

Глазов рванулся к Алёше, будто собирался ударить его.

— Тебя били, понимаешь, били! И не свои, не одноклассники, не ребята, а враги, фашисты. Они хотели, чтобы ты Семёна предал. У тебя от гнева кулаки сжимаются, ты ненавидишь этого человека!

Глазов выходил из себя, метался по площадке, взвинчивал себя, а Алёша наблюдал за ним с холодным любопытством.

— Понял? — спросил наконец Глазов. — Попробуем ещё!

Зачем только Глазов тратил силы! Он мог ничего не говорить вовсе, и Алёша продолжал бы повторять с той же тупостью: «Не знаю, не знаю». Он теребил ушанку так, словно ждал, когда, наконец, его отпустят домой. То, что он выделывал со своей ушанкой, было единственным живым местом во всём куске. И напрасно Северцев испепелял Алёшу глазами, напрасно толкал его пистолетом — расшевелить его он не мог… Таким же был и третий, и четвёртый дубли.

— Ладно, — сказал Глазов. — Спасибо. Всё.

Небольшой перерыв — и снова работа.

Алёша стоял около павильона один, словно о нём забыли. Он всё ещё был загримирован и одет.

— Давай в павильон! — закричал ему подошедший администратор, которого, несмотря на солидный возраст, всё называли Петрушей.

Алёша очнулся.

— Никуда я не пойду, — буркнул он.

— Как это не пойдёшь! — возмутился Петруша. — А ну не рассуждать!

Алёша нехотя поплёлся следом за Петрушей.

В павильоне Балашов, в эсэсовской форме, хорошо пригнанной к его плотному телу, в тонких шевровых сапогах, хищной, пружинистой походкой подошёл к Алёше.

— Не узнаёшь меня, Алёша? — спросил он. — Ты меня где-нибудь видел?

Алёша пристально посмотрел на Балашова.

— В каком-нибудь кино ты меня видел?

— Нет.

— Он меня не помнит, — сказал Балашов, повернувшись ко мне. — Он хороший человек, и мерзавцы не запоминаются ему.

— Запоминаются! — вдруг просиял Алёша. — Вы у Кириллова в третьей серии чемодан украли.

— Верно! — обрадовался Балашов. — Украл. Но неужели ты меня помнишь? Ты правду говоришь? Послушай, он меня помнит. Эй, Глазов, этот мальчик помнит меня. Ай да молодец! А как я потом дрался, ты помнишь? Помнишь, как я Кириллова оттузил?

— А вы по-настоящему дрались?

— Попробуем, тогда узнаешь.

И он ловким взмахом руки сбросил с Алёшиной головы ушанку. Алёша на мгновение опешил, а потом скинул полушубок и, подойдя к Балашову, неожиданно ударил его по корпусу кулаком. Балашов крякнул и принял защитную стойку. Он выдерживал град ударов, не уклоняясь, давая возможность мальчику избить гестаповца, и вдруг ловким приёмом перехватил Алёшу чуть ниже пояса и уложил его на пол.

— Сдаёшься? Сдавайся, тогда отпущу.

Алёша молчал. Балашов прижал его ещё сильней.

— Сдаёшься?

Алёша побагровел, но молчал.

— Перестань! — сказал я. — Чего пристал к человеку!

Балашов стукнул ладонью Алёшу по спине и отпустил:

— Молодец! Заметьте, он не сдался. Но вот уж в следующий раз я с ним разделаюсь!

Разгорячённый, взъерошенный Алёша поправлял одежду.

— Давайте снимать! — крикнул Глазов.

Когда все заняли свои места и зажёгся свет, он скомандовал:

— Мотор!

Сцена повторилась. Но выглядела она совсем иначе. В ней появилась свобода и раскованность.

Балашов преобразился на глазах. Он подошёл к мальчику и заглянул ему в лицо. Голос его звучал мягко, вкрадчиво. Расслабленная улыбка скользила по губам. Алёша смотрел на него со скрытой яростью. Глаза его блестели. Он ещё не остыл от драки.

— Нет! — крикнул он и вскочил с места.

Он как будто хотел бежать, но большая рука Балашова пригвоздила его к табуретке. Балашов тихо засмеялся:

— Посмотри на меня.

Он уговаривал мальчика, он гипнотизировал его своим бархатным, властным голосом, он не грозил сжечь деревню, он только пошутил насчёт деревни и бабки, но леденящая эта шутка заставила Алёшу сжаться. Долгая пауза, казалось, заключила в себе все колебания мальчика.

— Гад, — прошептал он наконец со всей силой ненависти.

Я выключил мотор. Глазов, не ожидавший такого преображения Алёши, не двигался с места. Даже равнодушный ко всему пожарник с интересом уставился на Алёшу.

— Ну как?.. — неуверенно спросил Балашов, оглядывая присутствующих. Он снова превратился в доброго толстого человека. — Как? — повернулся он к Алёше, будто Алёша мог что-нибудь сказать ему.

— Дубль! — пришёл в себя Глазов.

Мы сделали ещё два дубля, и Глазов поздравил всех нас: мы нашли актёров!

— Благодарю вас, вы свободны, — сказал Глазов всем, кто был в павильоне, и подошёл ко мне: — Ты действительно нашёл его случайно?

Я подтвердил это и добавил несколько подробностей своей погони за мальчиком. Глазов смеялся, его ассистенты, привлечённые нашим разговором, подошли поближе.

— А где Алёша? — спросил я, оглядевшись.

— Переодевается, наверное.