Борис Никольский - Третья дорога

• Название: Третья дорога
• Автор: Борис Никольский
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1972

Две повести об интернациональном воспитании школьников, о проблемах городского двора.

---

Неизвестно, до чего бы еще я додумался, но, к счастью, кончилось и второе действие.

— Ну как? — спросил отец, внимательно поглядывая на меня. — Нравится?

— Да, — ответил я не очень уверенно.

Мы отправились в буфет и уже допивали свой лимонад, когда я вдруг увидел Осинина. За нашим столиком было одно свободное место, и он пробирался именно сюда. Отец сидел спиной, он еще не видел Осинина, и я хотел сказать: «Вон тот самый тип», но не успел — Осинин уже стоял возле столика.

— Разрешите? — сказал он. — Здравствуйте, Алексей… — и, чуть поколебавшись, добавил: — Николаевич…

— Здравствуйте, — сухо ответил отец.

Теперь я мог как следует разглядеть Осинина. У него было гладкое, округлое, тщательно выбритое лицо — «холеное», как пишут обычно в книгах. Очки в толстой роговой оправе придавали ему серьезное, значительное выражение. Редкие блестящие волосы были аккуратно зачесаны назад.

Осинин присел на край стула, словно готовясь встать тут же, потом взял с вазы бутерброд с копченой колбасой, но не откусил сразу, а держал в руке.

— Ваш сын, наверно, уже сказал вам, что я заходил. Как говорится, визит вежливости, я ведь теперь стал вашим соседом. Да, да, построился в кооперативном доме. Вот и решил по старой памяти…

— Сергей Геннадьевич, — сказал отец, — вы же прекрасно знаете мое к вам отношение. Если я еще раз повторю все то, что уже говорил однажды, думаю, это не доставит удовольствия ни мне, ни вам…

— Люди меняются, — сказал Осинин. — Время идет, и люди меняются.

Отец промолчал. Он искал глазами официантку.

— А ваш сын, — сказал Осинин, — между прочим, гораздо любезнее своего отца.

И он улыбнулся мне.

— До свидания, — сказал отец.

— До свидания, — сказал Осинин.

Какой-то неудачный получился у нас этот поход в театр! И так отец был не в настроении: чувствовал, что со мной что-то неладно, а тут еще этот Осинин…

Но зато я теперь отвлекся от своих прежних мыслей и стал думать об Осинине. Интересно, за что отец так не любит этого человека?

Когда мы возвращались домой, я спросил:

— Пап, а почему ты не хочешь разговаривать с этим… Осининым?

Отец посмотрел на меня и потом сказал:

— Потому что в свое время он поступил так, как не поступают порядочные люди. Понимаешь, он предал человека, которому был всем обязан…

— Тебя? — быстро спросил я.

— Нет, почему же меня? — усмехнулся отец.

— А кого?

— Это длинная и не очень интересная история, когда-нибудь я тебе расскажу ее…

Мне совсем не улыбалось ждать этого «когда-нибудь», мне хотелось все узнать сейчас же, но отец думал о чем-то своем и больше ничего не добавил.

Когда мы подошли к дому, я, конечно, снова вспомнил о ребятах — сидят они у костра, гоняют чаи, поют песни… И в этот момент я вдруг столкнулся с Аликом. Я даже не поверил сначала своим глазам: Алик не сидел у костра и не гонял чаи, а бежал по двору, наверно, торопился в магазин, пока не закрыли.

— Алик! — крикнул я. — Тебя что, не пустили?

— А-а… — Он приостановился на минуту и махнул рукой. — С нашими разве кашу сваришь? У Сереги, видишь ли, тетка приехала в гости, у Лильки зуб заболел… Вот все и рухнуло. Ну, пока! — И он побежал дальше, размахивая авоськой.

А я сразу повеселел.

Выходит, все мои переживания были напрасными. Ну и отлично! Я был уверен, что мысли, которые не давали мне покоя в театре и которых я теперь стыдился, завтра же забудутся — и все опять будет по-прежнему.

Но я ошибся. Так уж, видно, устроена моя голова, что чем больше я старался не думать о чем-нибудь, тем больше думал…

Глава 4. Профессор Колесов

Легко сказать: «Подожди, я когда-нибудь расскажу тебе обо всем…» А если я себе места не находил, так мне хотелось узнать, кто такой этот Осинин и что же он все-таки сделал?

В моем воображении рисовались картины одна ужаснее другой: то мне представлялось, будто он предал кого-нибудь из наших во время войны, и об этом теперь не знает никто, кроме моего отца, а у отца нет никаких доказательств, то я сочинял длинную историю о том, как Осинина послали в разведку, а он испугался, не дошел до цели, а потом доставил командиру выдуманное донесение. Почему-то я был уверен, что история эта наверняка произошла во время войны.

Я несколько раз приставал к отцу, все просил рассказать, но он отшучивался:

— Усмирить собственное любопытство труднее, чем укротить льва, — так, кажется, говорили японцы в древности?

Ничего подобного древние японцы не говорили — я был в этом уверен — просто отец любил придумывать пословицы, когда хотел отшутиться. Иногда такую придумает, что и не отличишь от настоящей!

Я тоже хотел ему в ответ придумать какую-нибудь пословицу, — мол, нечестно так мучить человека, раз уж заикнулся, так договаривай, — но выходило как-то нескладно, сразу видно — собственного изобретения…

Впрочем, мучаться, изнывать от любопытства мне пришлось недолго.

Дня через три после нашего культпохода в театр к нам пришли гости, папины сослуживцы: Галина Аркадьевна — она работает младшим научным сотрудником — и лаборант Миша Мельников. Миша высокий и ужасно худой. Он похож на школьника-десятиклассника, хотя уже успел кончить университет. Галина Аркадьевна зовет его Мишенькой, и его, по-моему, это всегда сердит, ему, наверно, хочется, чтобы его называли по имени-отчеству. Я его понимаю, мне бы, конечно, тоже хотелось.

Вообще и Галина Аркадьевна и Миша — это не настоящие гости, потому что даже здесь, у нас дома, они все время говорят о своих лабораторных делах, о каких-то опытах, схемах и приборах. Я ничего не понимаю в этих разговорах и потому ухожу на кухню и кипячу чай или варю черный кофе так, как меня учил отец. Иногда помочь мне прибегает Галина Аркадьевна. Она называет меня «друг мой Колька» и расспрашивает о школе, об учителях, расспрашивает, какие танцы мы танцуем у себя на вечерах и какие песни сейчас в моде, а потом, когда мы возвращаемся из кухни, вздыхает и говорит отцу:

— Подумать только, даже не верится, что я тоже была такой же. Как быстро летит время! — Но говорит она об этом с удовольствием, по-моему, ей очень нравится, что время летит так быстро. — Алексей Николаевич, — спрашивает она, — вы хотели бы вернуться в детство?

— Хотим мы этого или не хотим, — смеется отец, — а впасть в детство нам еще предстоит в старости…

Когда приходит Галина Аркадьевна, он и шутит и смеется чаще, чем обычно.

— Нет, вы знаете, у нас все было как-то по-другому, — говорит Галина Аркадьевна. — Я помню, когда пошла в восьмой класс в сорок шестом году, у меня даже пальто не было, я целый год в ватнике ходила, и ничего, не стеснялась… А теперь моя племянница целый скандал устроила, что ей какие-то там особые чулки не купили, — у всех девочек есть, а у нее нету…

Не знаю, может быть, в восьмом классе Галина Аркадьевна и правда ходила в ватнике, но теперь чуть ли не каждый раз она появляется у нас в новом платье, и платья у нее, по-моему, одно красивее другого. И сама Галина Аркадьевна кажется мне очень красивой — если бы я не знал ее и встретил на улице, я бы никогда не подумал, что она — научный сотрудник, кандидат биологических наук и делает опыты на лягушках, крабах и крысах, — я бы, наверно, принял ее за артистку.

— Друг мой Колька, ты тоже небось модничаешь? — спрашивает она и смеется. — И за девочками уже ухаживаешь? А? Или еще нет? Ага — покраснел! Ну, значит, да…

За вечер она умудряется задать мне кучу вопросов. Я даже не успеваю на них отвечать. А когда уходит, в комнате, в коридоре еще долго плавает едва ощутимый, легкий запах духов, и мы с отцом почему-то и разговариваем и ведем себя так, словно в квартире есть еще кто-то третий…

И мне кажется, что когда-то, очень давно, это уже было — и легкий запах духов, и женские шаги в коридоре, мне даже кажется, что я отчетливо помню смеющееся лицо молодой женщины — моей матери. Но это неправда. Когда умерла моя мама, мне только-только исполнилось полтора года, все говорят, что не могу я ее помнить…

В этот раз я не дал Галине Аркадьевне накинуться на меня с вопросами. Как только мы остались в кухне вдвоем, я спросил первым:

— Галина Аркадьевна, а кто такой Осинин?

— Осинин? Сергей Геннадьевич? Кандидат биологических наук и порядочная свинья. Достаточно?

— Нет, а почему мой отец его так не любит?

— Странно было бы, если бы он его любил, — усмехнулась Галина Аркадьевна. — Это довольно давняя и длинная история…

Я уже испугался, что сейчас она добавит: «И я расскажу ее тебе как-нибудь в другой раз», но Галина Аркадьевна села поудобнее на кухонную табуретку и продолжала:

— В твоем возрасте полезно знать, что люди, нас окружающие, бывают не только благородными героями. Так что навостри уши и слушай. Я в те времена была студенткой, кончала первый курс, а отец твой и Осинин были аспирантами, оба были учениками профессора Колесова, продолжателями его дела, его сменой и так далее и тому подобное, как это принято говорить в подобных случаях. По-моему, тогда же появилась их первая совместная работа — статья в солидном научном журнале, подписанная тремя фамилиями: Колесов, Овсянников и Осинин. И Осинин и твой отец очень гордились тем, что их фамилии стояли рядом с фамилией Колесова. Как-никак, а профессор Колесов — это имя звучало! Доктор биологических наук, лауреат, заведующий кафедрой, член-корреспондент, короче говоря, ученый с мировым именем. К тому же он был разносторонним человеком: мастер спорта по теннису, любитель музыки — ни один хороший концерт в Филармонии без него не обходился, знаток живописи. Студенты любили его, на его лекциях всегда было полно народу. Так что Осинину и твоему отцу многие завидовали — работать с таким ученым!