Ян Дрда - Знамя

• Название: Знамя
• Автор: Ян Дрда
• Издательство: Иностранная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1953

Сборник произведений Яна Дрды с интересом прочтут советские читатели, в нем они найдут нового героя — активного борца за социализм, увидят и конкретнее представят, как в странах народной демократии, в частности в Чехословакии, новая жизнь побеждает силы старого мира.

---

— Недерланд, Недерланд, Холланд! — нетерпеливо повторял он, пока они не поняли. Куртки на всех промокли насквозь, но стволы винтовок были заботливо укрыты непромокаемыми плащами. Ребята разделили между собой краюху черного хлеба. Кто-то, наперекор дождю, скрутил цыгарку из вонючего самосада. Она пошла вкруговую, и все затягивались с жадностью. С мужчинами остались здесь я три женщины; они сидели съежившись, сложа руки на коленях, словно просительницы.

— Пошли бы вы по домам, нечего вам болтаться здесь! — накинулся на них худой черный парень.

— Не тронь их, пусть остаются, это же наши бабы! — прикрикнули на него сразу трое. Черный засмеялся и сплюнул, но потом сказал с тоской:

— В такой постели жена ни к чему!

Франта Кроупа, запахнув пиджак, молча оглядывает берег Влтавы. Он вспоминает о другой реке, о бронзово-смуглых женщинах с волосами цвета ночи. О боевых подругах, приносивших патроны и еду в окопы у реки Мансанарес. «Недерланд, Недерланд», — твердит широкоплечий блондин рядом с Франтой. «Испания, Испания», — вспоминает Франта славный город Мадрид. Восемь лет, минувших с тех пор, не изгладили воспоминаний. Хромота и пневмоторакс в легких — вот его награда. И шесть лет ему пришлось скрываться, убегать от этих коричневых сволочей. А все же его не поймали. Когда он, туберкулезный, хромой калека, пришел сегодня на баррикаду вместе с другими, полицейский Бручек отдал ему честь.

— Ага-а, заядлый большевик, и вы тут?

Франта рассмеялся.

— Ну и гонялись же вы за мной, пан Бручек, помните?

— Еще бы! — сказал удовлетворенно Бручек, — только тогда вы бегали как заяц! И сколько же человек участвовал на своем веку в демонстрациях!

Франта полез в карман за портновским мелом и нарисовал на крыше опрокинутого трамвая — задней стены баррикады — серп и молот.

— За это тогда по роже били, а?

— Ну, били, — вздохнул Бручек. — Много глупостей делали, что верно, то верно…

И они передавали друг другу окурок — пан Бручек, Франта Кроупа и товарищ «Недерланд».

Это началось в половине десятого.

На среднюю баррикаду, пригибаясь, прибежала девушка в форме трамвайных служащих.

— Послушайте, ребята, из больших домов передают вам, что гитлеровцы спускаются садами к реке.

Взгляды устремились к другому берегу. Ра-та-та-та, ра-та-та-та… — ритмично застучали автоматы на первой баррикаде. Значит, товарищи уже знают… Одиночные винтовочные выстрелы, резкие, как щелкание бича, прощупывали кустарник. А затем снова промежутки глубокой тишины, словно и те и другие собирались с духом. Бручек задумчиво потянулся, взялся за винтовку и пробурчал:

— Надо туда пойти… там одна молодежь! — И он уже бросился к узкой щели сбоку баррикады. Франта схватил его за руку.

— Подождите, пан Бручек, скоро и до нас дойдет!

Бручек повернул назад с таким мрачным видом, словно его обидели, сунул сжатые кулаки в карманы полицейского плаща и заворчал:

— Шесть лет ждал этого дня, а теперь и пострелять не дадут.

Трамвайщик, наблюдавший за врагом в бинокль, неожиданно выругался. Товарищи поразились его бледности, когда он обернулся к ним.

— Скоты — сказал он надломленным голосом, — гонят на нас два танка!

Кудрявый взводный первым увидел их. Два стальных чудовища, укрываясь среди прибрежных домиков, приближались к мосту. Глухое рычание моторов нарастало, когда им прибавляли газу. Стволы орудий, словно указательные пальцы, были направлены прямо сюда, на его груду досок, на его десятерых мальчишек.

— Ребятки, сейчас начнется настоящее веселье! — сказал он им с усмешкой. Он понял, что это конец.

— Ребятки, может, придется поворачивать оглобли. А может, уже и не придется!

Мальчишеские руки потянулись к рукояткам гранат. На всякий случай.

— Погодите, не разбирайте все, — остановил один из защитников баррикады. Он вынул из кармана бечевку и связал вместе десяток гранат.

— Им меня еще не видно, а?

Он прополз вдоль баррикады, прижимая к груди связку. Всем остальным было ясно, куда идет Ярда. Нет, гитлеровцы его еще не видели. Он полз по грязной дороге, потом скользнул, как змея, в поросшую травой канаву. И даже не простился с ними. Все были бледны и дрожали. Впервые в жизни смерть протянула к ним руку. А тот впереди. Ярда, бывший семиклассник, а теперь токарь, — так же он боится, как и мы?

Через пять минут все было кончено. Они видели, как Ярда выпрямился и со всей силой швырнул связку гранат под вздымающиеся гусеницы! Удар сотряс воздух. Пламя вырвалось, лизнуло переднюю стенку танка, взметнулось вверх и охватило чудовище огненными клещами.

— Ура! — восторженно вырвалось у них.

Они видели, как тело Ярды медленно, цепляясь за кустики ромашек, покатилось вниз к реке. Как раз туда, где в дни его детства они катали бочки.

Другой танк отошел.

Взводный оглядел свою девятку, бледную, взволнованную, но невредимую.

— Хочет кто-нибудь уйти, ребята?

Все молчали. Словно приросли к месту, только искали глазами тело Ярды там внизу, под откосом, у самой реки, где волны лижут камни. Он лежал головой к воде, словно утолял жажду.

От средней баррикады к ним пробралась связная — молоденькая трамвайщица, с тяжелыми черными косами, уложенными низко, на самой шее. Она вынула из кармана термос и подала его взводному.

— Вот вам чай. Погрейтесь, ребята. Больше ничего не нужно?

Взводный притянул ее к себе и заглянул ей в лицо красивыми, дерзкими глазами.

— Мне бы еще один поцелуй, на счастье!

Впервые с самого утра все засмеялись. Бесхитростно, искренне, по-мальчишески. И один за другим робко обнимали ее, и между всеми она справедливо поделила поцелуи, как святое причастие.

На десятом поцелуе немцы открыли огонь из орудий.

Палят. Палят. Палят.

Высокие бетонные столбы разбитых вчера фонарей ломаются пополам. Асфальт брызжет из-под рвущихся снарядов. От убогих хибарок за рекой отлетают куски крыш. Надрывный, точно волчий, вой терзает слух. Франта Кроупа и товарищ Недерланд, Бручек и еще с десяток товарищей лежат, укрывшись за баррикадой. Для разговоров времени нет.

Они ощупывают затворы винтовок. И при этом знают, что они бессильны против этой адской пальбы. Трамвайщик с театральным биноклем не сводит глаз с первой баррикады, хотя стекла бинокля запотели от дождя и жаркого мужского дыхания.

Огонь уже стягивается к первой баррикаде. Реветь хочется от жалости! Там, в ста метрах впереди, взлетают в воздух щепки. Бетон моста крошится под ударами снарядов. А потом подымается дым, легкое облачко сероватого жертвенного дыма.

Деревянная баррикада горит.

— Назад! Товарищи! Назад! — кричит трамвайщик в промежутках между взрывами. И та малютка там, Власточка. Сколько раз он жалел ее за то, что она принуждена выполнять работу трамвайщика. Он видит ее черные волосы, которые ему так часто хотелось погладить.

— Назад!

Но никто не слышит. Никто не отвечает.

Два часа горел этот костер, беспрерывно засыпаемый градом гранат. Потом все рухнуло, распалось в прах.

Путь на мост был открыт.

Пожар за спиной озаряет мрак ночи.

Там горят оклады. Горят жилые дома и вблизи, и дальше, в городе. Во тьме полыхают пурпурные знамена.

Франта и Недерланд, Бручек и трамвайщик, интеллигенты и рабочие, стоя, на коленях, лежа, не покидают своих огневых позиций. Счет изменился. Теперь — мы первые.

Но во тьме перед ними и на мушках их винтовок никого нет. Быть может, зверь залез в берлогу? Зализывает раны или лежит притаившись? А может быть, боится темноты, под покровом которой насытился кровью?

Кто знает…

Влтава плещется о быки моста. Она совсем иная, чем славная река Мансанарес. И тем не менее похоже. Мадрид и Прага. Тогда, в мае тридцать восьмого года, когда Франта возвращался на родину с простреленной ногой, — это было ясно. Уже тогда было ясно. Мы еще схватимся с ними. Франко, Гитлер и эсэсовцы, вся эта сволочь — из одного змеиного гнезда.

Сладкозвучные имена обесчещенных женщин: Консолацион, Долорес, Мануэла, нежные тельца разорванных шрапнелью детей, сонная тишина белых домиков, разрушенных бомбами. И пулеметы, несущие смерть, — пулеметы вместо колоколов и кастаньет.

Товарищ Недерланд, кажется, дремлет. Дремлет стоя, сжимая руками автомат. Или он тоже думает о своей стране?

Франта, Кроупа думает вместе с ним и за него, будто перелистывает детскую книжку с картинками. Ветряные мельницы, коровы с тяжелым выменем, лодки на спокойных каналах, тюльпаны. Такова Голландия в представлении Франты. И вдруг вода, потоки мутно-коричневой воды, омывающей плодородные пласты, морской воды, ядовитой от солей, заливают картину. Так фашисты хвастали в кинокартинах. Так они уничтожили родину товарища.