Ани Чоинг Долма - Меченая

• Название: Меченая
• Автор: Ани Чоинг Долма
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Мама, как и все буддисты, считала, что каждое действие непременно будет иметь последствия — в этой жизни или в следующей. Что все наши перерождения влияют на настоящее, да и оно является лишь очередным звеном цепи. И мне очень хотелось верить в то, что в следующей жизни ее щедро вознаградят за доброту и понимание.

В маминой душе нет бунтарства. А в моей есть.

Это часть моей натуры. Я не хочу подчиняться. Не хочу быть рабой мужчины или превращаться в тупое безропотное животное. Лучше умереть, чем всю жизнь зависеть от того, с какой ноги встало существо, которое ничем от тебя не отличается, если не считать штуки между ног и права получать образование. Я смотрю на маму и понимаю, что мне не нужна такая жизнь. Мама говорит мне о любви, а я чувствую, как с каждым днем в сердце растет ненависть. По утрам я приношу отцу чай, днем таскаю воду для его работы, вечером мы ужинаем вместе — и чувствую, что больше не могу терпеть. Меня пугает его союз с мамой, поскольку в нем я вижу свое будущее. Кому отец решит отдать меня в жены? Не хочу, чтобы меня, как маму, выдали замуж за человека, годящегося мне в отцы, который будет обращаться со мной как со служанкой.

Внутри меня с каждым днем росла сила, душившая желание быть хорошей дочерью, которая чтит своих родителей и во всем их слушается.

И мама это прекрасно понимала. В плохо освещенной кухне она прижимала меня к своей теплой груди, плакала — и в промежутке между двух ее слезинок случился решительный поворот в моей судьбе. Наверное, я всю жизнь копила для этого силы и храбрость. Я просто спросила маму:

— Зачем ты вообще вышла замуж? Это самое ужасное, что может случиться.

— Не плачь, милая моя, не плачь…

— Я не хочу жить, как ты, не хочу становиться рабой мужчины, которому наплевать на мои желания, на мои чувства, который обращается со мной, как с вещью, и бьет, как животное! Я этого не вынесу!

— Но тебе же не обязательно это делать…

Мама на мгновение замолкает. Никак не решит,

стоит говорить или нет. Я пристально слежу за ее губами.

— Я слышала об одном буддийском учителе, который живет недалеко отсюда, в монастыре. Все отзываются о нем очень уважительно. Тебе нужно как–нибудь к нему сходить… И сказать, что хочешь стать монахиней.

Монахиней? Такая идея никогда у меня не возникала, и сейчас это было подобно яркой вспышке озарения. Конечно! Если я стану монахиней, то не буду рабой мужчины — потому что никогда не выйду замуж! Я обрету свободу, недоступную женщинам, вступившим в брак… До сих пор я терпеливо сносила улары судьбы, не задавая вопросов. Дни шли непрерывной чередой, и я почти не думала о своем будущем. Но вдруг мама слегка приоткрыла мне дверь в лучшую жизнь — и я воспользуюсь своим шансом. Честно говоря, мама и сама не понимала, как ей раньше не приходила в голову подобная мысль. А я тут же ухватилась за эту идею. Стать монахиней — для меня единственная возможность спастись. Поэтому надо все хорошо обдумать, ведь у меня нет права на ошибку.

Для начала необходимо найти деньги. Когда приходишь к буддийскому учителю, надо принести ему какое–нибудь подношение, естественно, сообразуясь со своими средствами. Это и традиция, и дань уважения. Я хочу, чтобы учитель понял, как для меня важен разговор с ним. Итак, с завтрашнего дня я начну потихоньку откладывать деньги. Единственный способ — утаивать часть сдачи при покупке молока (каждое утро я покупаю три бутылки на всю семью). Так, по монетке, мне удалось собрать полную копилку. Но как–то раз папа заметил коробочку с монетками, схватил ее, потряс — и решил оставить себе. Это несправедливо! Я была вне себя от ярости! И упрямо начала собирать деньги снова. Но на этот раз я прячу их куда надежнее. Мама, как бы случайно, дает мне больше денег на покупки, так что после похода на рынок у меня всегда остается несколько монеток. Я прячу их, а мама не спрашивает, куда они делись. По прошествии нескольких недель у меня уже достаточно денег. В конце концов, неужели учитель не поймет, что я всего лишь маленькая девочка.

И вот я наконец готова. Просыпаюсь до рассвета, чтобы приготовить отцу завтрак. Потом отправляюсь помыться к фонтану. На улице холодно, из–за мусорных ящиков за мной наблюдают две бродячие собаки. Дрожа от холода, я возвращаюсь домой и тихо–тихо — родители еще спят — надеваю белое платье, которое мне дали в школе для спектакля по случаю окончания учебного года. Я выбрала это платье, потому что белый цвет символизирует чистоту. Затем убираю волосы при помощи старой резинки (такой еще сумки перевязывают). Учитель должен сразу увидеть, что я настроена серьезно. Буддийские монахи спокойно ходят по улицам и покупают продукты на рынке, совсем как обычные люди. Может быть, он меня уже видел в нашем квартале (и если это было в тот раз, когда я гналась за мальчишкой, мне нужно непременно исправить произведенное впечатление).

Солнце едва начало пронизывать лучами облака, когда я вышла за порог нашего дома. Из древнего монастыря уже доносятся звуки гонга и песнопений. Мне кажется, что я ощущаю все вокруг яснее, чем обычно, словно мои чувства стали в десять раз сильнее. Я до сих пор могу описать каждый камушек, лежавший на дороге, по которой я шла. Словно во сне я прохожу сквозь красную с золотом дверь, украшенную росписью, которая изображает всех буддийских богов. Я иду по этим камням в тысячный раз — ив первый. Спрашиваю у молоденького монаха, где я могу найти Йамгона Конгтрула Ринпоче, знаменитого учителя, о котором мне рассказывала мама. (Не знаю, довелось ли ей с ним встретиться, но до нее точно дошли слухи о его доброте и мудрости.) Монах молча указывает мне на главное здание. С отчаянно бьющимся сердцем я разуваюсь, как того требует традиция, и неторопливо иду по длинному коридору. Вот наконец передо мной дверь в комнату для молитв. Я делаю глубокий вдох — и вхожу. Учитель действительно здесь, сидит на коврике, рядом с ним — его помощник. В руках у него хрустальные mala — тибетские четки; бусины перебирают во время чтения мантр. Его губы едва движутся, в отличие от щек, которые слегка надуваются, словно он что–то жует. Помимо него в комнате находятся еще примерно десять мужчин и женщин; они стоят или сидят и ждут, пока он окончит молитву. Они тоже пришли поговорить с Йамгоном Конгртулом Ринпоче. Я тяжело вздыхаю: очевидно, мне придется ждать довольно долго, а ведь меня почти трясет от нетерпения. Сажусь на колени в стороне от двери; когда учитель будет готов, он меня увидит.

Я замечаю, что учитель с любопытством поглядывает на меня. Потом шепчет что–то на ухо своему помощнику, тот смотрит на меня и делает знак приблизиться (при этом он сгибает указательный палец наподобие крючка, чтобы притянуть меня, как рыбу). Подходя к Йамгону Конгртулу Ринпоче, я кланяюсь три раза — это традиционный символ почета и уважения, — а затем опускаюсь на колени перед учителем. Опустив голову, я протягиваю ему заранее приготовленный khata — белый шелковый шарф. Передавать его обязательно надо на вытянутых руках, повернув ладони к небу. Обычно khata вручают в знак добрых намерений. А еще белый шелковый шарф символизирует чистоту и уважение. Через минуту я решаюсь посмотреть на учителя. Он кажется мне очень красивым; у него круглые очки в металлической оправе, раскосые, как у китайца, глаза, гладкая, чистая кожа, сильные руки с длинными пальцами и желтая шелковая рубашка. Он буквально излучает мягкость и чистоту. На первый взгляд ему не дать больше тридцати лет. Малышка, ты откуда? Ты еще слишком маленькая для того, чтобы прийти ко мне совсем одна. Тебе что–то нужно?

Йамгон Контртул Ринпоче выглядит очень добрым. Я чувствую себя удивительно важной, значимой, хотя меня, конечно, и пугает такое внимание. Внезапно я забываю обо всем: об обязательных формулах вежливости, о том, как надо правильно обращаться к учителю. Я бы с радостью укутала в одеяло красивых фраз мое обращение, но оно срывается с моих губ, словно просьба о помощи. Так что я сразу перешла к самой сути:

— Я хочу стать монахиней!

Мой голос не дрожит. Слова звучат как утверждение. Йамгон Конгтрул Ринпоче смотрит на меня с улыбкой, потом переглядывается с помощником, словно кто–то только что рассказал им веселую шутку. И мне приходится сдерживаться изо всех сил, чтобы не повернуться и проверить, не сидит ли за мной еще один ребенок, корчащий рожи. Краем глаза я замечаю, что на учителе новые кожаные сандалии. Я уверена, что он надел их в первый раз. Наверное, недавно разбогатевший старейшина нашего квартала передал их ему в качестве подношения во время последнего визита. Мне хочется, чтобы и учитель сегодня обновил что–то в этом мире.

— Я правда хочу стать монахиней!

Я искренне верю в свои слова, и все это прекрасно видят. Словно во сне, я наблюдаю за тем, как Йамгон Конгтрул Ринпоче достает из–за спины маленький красный мешочек и вытаскивает оттуда серебристые ножнички. Потом наклоняется ко мне и одним движением срезает прядь волос. Я знаю, что этот обряд символизирует отречение от мира тех людей, которые решили посвятить себя религии. Но я не чувствую, что меня чего–то лишили, напротив, мир впервые открылся мне во всей своей свободной красоте. От волнения я теряю голос. Учитель отворачивается к стене, закрывает глаза и начинает читать молитвы. После короткой церемонии он показывает мне, что пришло время освободить место.