Кен Фоллетт - Мир без конца

• Название: Мир без конца
• Автор: Кен Фоллетт
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-066175-6, 978-5-271-31221-2

Англия. XIV век.

Время начала Столетней войны, эпидемии чумы, блеска и роскоши двора Эдуарда III и превращения небольшой страны в самую могущественную державу Европы.

Эпоха — глазами четырех персонажей…

Когда-то двое мальчишек и две девочки росли на узких улочках города, славного своим легендарным собором…

Теперь им предстоит пережить «эпоху перемен», которые постигнут Англию.

Один добьется власти и могущества — и дорого за это заплатит…

Другой будет странствовать по свету — и вечно тосковать по дому…

Третья испытает весь ужас столкновения с всемогущей Церковью…

Четвертая попытается вопреки ударам судьбы найти счастье…

Но сейчас — никто еще не знает, что и кому сулит будущее.

Масштабная историческая сага Кена Фоллетта продолжается!

---

— Я сделал все, что мог, — медленно произнес Иосиф. — Она исповедала свои грехи.

Исповедала грехи! Керис хорошо знала, что это означает, и заплакала. Отец вытащил из кошелька шесть серебряных пенни и дал монаху.

— Спасибо, брат. — Голос его был хриплым.

Когда Иосиф с Савлом ушли, монахини вновь поднялись наверх. Алиса села к отцу на колени и спрятала лицо у него на плече. Керис заплакала, прижимая к себе Скрэп. Петронилла велела Татти убрать со стола. Гвенда смотрела на все широко открытыми глазами. Все молча сидели за столом и ждали.

4

Брат Годвин был голоден. На обед он съел несколько ломтиков печеной репы с соленой рыбой, и ему не хватило. Монахам на стол почти всегда ставили соленую рыбу и слабый эль, даже не в постные дни. Конечно, не всем братьям: аббат Антоний питался куда лучше. А сегодня у него особый обед, так как он ждет мать-настоятельницу Сесилию. Сестры, которые, кажется, всегда имели денег больше, чем братья, раз в несколько дней забивали свинью или овцу и обмывали тушу гасконским вином.

Годвин обязан был прислуживать за столом — нелегкая задача, когда у тебя урчит в животе. Он поговорил с монастырским поваром, проверил жирного гуся в печи и кастрюлю с яблочным соусом, стоявшую на огне. Попросил у келаря кувшин сидра из бочки и взял из пекарни один ржаной хлеб — кража, так как по воскресеньям ничего не пекли. Затем достал из запертого буфета серебряные тарелки и кубки и поставил на стол в зале дома аббата.

Настоятель обедал с настоятельницей раз в месяц. Мужской и женский монастыри существовали отдельно, каждый имел собственную территорию и источники доходов. И настоятель, и настоятельница подчинялись епископу Кингсбриджа и совместно пользовались собором и некоторыми другими строениями, включая госпиталь, где братья исполняли обязанности врачей, а сестры — сиделок. Так что темы для разговоров у них находились: соборные службы, гости и больные госпиталя, события в городе… Антоний часто пытался переложить на Сесилию расходы, которые, строго говоря, следовало делить пополам: стеклянные окна в здании капитула, кровати для госпиталя, покраска собора, — и та всегда соглашалась.

Однако сегодня скорее всего будут говорить о политике. Вчера Антоний вернулся из Глостера, куда ездил на две недели хоронить короля Эдуарда II, потерявшего в январе трон, а в сентябре — жизнь. Матери Сесилии хотелось узнать все сплетни, причем сделав вид, что она выше этого.

Годвин же хотел поговорить с настоятелем о своем будущем. Он караулил момент с самого возвращения аббата и уже отрепетировал речь, но ему пока не представилась возможность ее произнести. Надеялся, что сможет поднять нужный ему вопрос сегодня после обеда.

Антоний вошел в зал в тот момент, когда Годвин ставил на буфет сыр и чашу с грушами. Аббат казался постаревшим Годвином. Оба высокие, с правильными чертами лица, светло-каштановыми волосами и — как все родственники — с зеленоватыми глазами, в которых поблескивали золотые пятнышки. Антоний встал у камина — в комнате было холодно, в старом доме все время сквозило. Годвин налил дяде кружку сидра. Аббат сделал несколько глотков.

— Отец-настоятель, у меня сегодня день рождения, — произнес монах. — Мне исполнился двадцать один год.

— Верно. Я очень хорошо помню, как ты родился. Мне было четырнадцать лет. Производя тебя на свет, Петронилла визжала как кабан, которому в кишки попала стрела. — Антоний поднял кубок за здравие Годвина и ласково на него посмотрел. — А теперь ты уже мужчина.

Тот решил, что подходящий момент настал.

— Я провел в аббатстве десять лет.

— Неужели уже так много?

— Да, сначала в школе, потом послушником и вот монахом.

— Боже мой.

— Надеюсь, я не опозорил свою мать и вас.

— Мы оба очень гордимся тобой.

— Благодарю вас. — Годвин сглотнул. — А теперь мне хотелось бы поехать в Оксфорд.

Оксфорд уже давно являлся центром наук — богословия, медицины, права. Священники и монахи ехали туда получать знания и обучаться искусству ведения диспутов с преподавателями и друг с другом. В прошлом столетии ученые объединились в университет, и король пожаловал ему право принимать экзамены и присваивать ученые степени. Кингсбриджское аббатство имело в Оксфорде свою обитель — Кингсбриджский колледж, где могли вести монашескую жизнь и одновременно учиться восемь человек.

— В Оксфорд! — повторил Антоний, и на его лице проступило беспокойство, даже отвращение. — Зачем?

— Учиться. Ведь от монахов ждут именно этого.

— Я ни разу в жизни не был в Оксфорде и, как видишь, стал настоятелем.

Это, конечно, так, но Антоний проигрывал по сравнению с другими братьями. Некоторые монастырские должности, например ризничего, казначея, получали выпускники университета, они же становились врачами. Бывшие студенты быстрее соображали и поднаторели в диспутах, и аббат иногда выглядел на их фоне не лучшим образом, особенно на заседаниях капитула. Годвин стремился научиться мыслить по принципам несокрушимой логики, приобрести ту же уверенность и превосходство, которые наблюдал в оксфордцах, и не хотел становиться таким, как дядя. Но сказать этого не мог.

— Я хочу учиться.

— Зачем учиться ереси? — презрительно спросил Антоний. — Оксфордские студенты подвергают сомнению само церковное учение!

— Чтобы лучше его понять.

— Бессмысленно и опасно.

Годвин задумался, зачем аббат делает из мухи слона. Настоятель никогда не выражал беспокойства по поводу ереси, да и сам соискатель никоим образом не собирался подвергать сомнению принятую доктрину.

— Думал, вы с матерью имеете на меня виды, — нахмурился он. — Разве вы не хотите, чтобы я нес достойное послушание, а когда-нибудь, может статься, удостоился чести быть и настоятелем?

— Возможно. Но для этого тебе вовсе не обязательно уезжать из Кингсбриджа.

«Ты просто не хочешь, чтобы я слишком быстро вырос и обскакал тебя, а кроме того, вышел из-под влияния», — внезапно осенило Годвина. И как это он раньше не подумал о возможных препятствиях?

— Но я не собираюсь изучать богословие.

— Что же тогда?

— Медицину. Ведь у нас госпиталь.

Антоний надул губы. Молодой монах нередко замечал такое же выражение лица у матери.

— Монастырь не сможет за тебя заплатить, — вздохнул дядя. — Ты понимаешь, что одна книга, бывает, стоит целых четырнадцать шиллингов?

И о деньгах Годвин не подумал заранее. Он знал, что студенты могут брать книги на время, причем даже не целиком, а только нужные страницы, но это не главное.

— А нынешние наши студенты? — спросил он. — Кто платит за них?

— Двоим помогают семьи, одному — сестры. Мы платим за троих, но это предел. Если хочешь знать, два места в колледже пустуют из-за отсутствия средств.

Годвин знал, что у аббатства материальные затруднения. Но с другой стороны, оно имеет тысячи акров земли, мельницы, рыбные садки, леса, получает немалые доходы с кингсбриджского рынка. Молодой монах не мог поверить, что дядя откажет ему в деньгах на учебу. Возникло чувство, будто его предали. Антоний, наставник и родственник, всегда выделял его среди остальных монахов, а сейчас делал все, чтобы помешать племяннику.

— Врачи приносят монастырю деньги, — заспорил честолюбец. — Если не обучать молодых, то, когда старики умрут, аббатство может обеднеть.

— Господь все устроит.

Антоний часто спасался этими доводящими до бешенства словами, в которые сам не верил. Несколько лет назад сократились доходы аббатства от ежегодной шерстяной ярмарки. Горожане просили Антония дать денег на ее благоустройство — палатки, отхожие места, павильон для заключения сделок, — но настоятель постоянно отказывал, ссылаясь на бедность. А когда родной брат Эдмунд предупредил, что ярмарка может захиреть, ответил: «Господь все устроит».

— Ладно, тогда, может, Господь даст денег, чтобы я поехал в Оксфорд.

— Может, и даст.

Годвину было очень обидно. Он так хотел уехать из родного города, подышать другим воздухом. В Кингсбриджском колледже придется подчиняться все той же монастырской дисциплине, но все-таки он будет подальше от дяди и матери, а эта перспектива весьма заманчива. Монах решил не сдаваться:

— Мама очень огорчится, если я не поеду.

Антоний смутился. Он не хотел навлекать на себя гнев грозной сестры.

— Тогда пусть молится, чтобы нашлись деньги.

— Может, мне удастся их найти.

— И как же ты намерен искать средства?

Молодой человек судорожно подыскивал ответ, и вдруг его озарило.

— Я могу взять пример с вас и попросить мать Сесилию.

Вполне реальная возможность. Годвин не любил Сесилию, робея перед ней так же, как перед Петрониллой, однако на настоятельницу сильно действовали его любезность и обаяние. Может, удастся убедить ее дать деньги на обучение подающего надежды молодого монаха. Антоний растерялся. Годвин видел, как дядя ищет повод отказать. Но аббат уже заявил, что все упирается в деньги, и теперь ему сложно взять свои слова назад.