Сергей Антонов - По дорогам идут машины

• Название: По дорогам идут машины
• Автор: Сергей Антонов
• Издательство: Кировское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1953

---

— Больной Бедирханов, не спите? — раздался голос Анны Михайловны.

— Нет. А что?

— К вам гости.

— Пусть войдут…

Гостем оказался Муса Мусаев, заместитель Мирзы на время его болезни.

— Почему плохое настроение, мастер? — спросил Муса.

— Я вижу, ты хочешь улучшить его. Ты пришел рассказать мне содержание какой-нибудь картины?

— Не сердись. Мы же знаем, что если принести тебе хорошие вести — ты сразу поправишься на килограмм. А если вести будут плохие — на килограмм похудеешь.

— Значит, плохо на участке?

Муса с минуту поколебался и решительно проговорил:

— Плохо, мастер. С 3019-й плохо.

— Я так и знал. А что?

— Верхняя вода пошла.

Мирза зацокал языком.

— Да, от такой вести можно похудеть и на три килограмма… Ну, а 62-я? Штуцер пятнадцатимиллиметровый поставили?

— Поставили, но не вчера вечером, как полагалось, а только сегодня утром.

— Почему так?

— Опять Тажетдинов подвел. За Тажетдиновым сильно смотреть надо, мастер. Прекрасно работал парень, сам знаешь, но вот уже месяц как портится. Заболел равнодушием к делу.

— Да, я заметил. Это скверная болезнь.

— Я сегодня утром говорил с ним. Но мои слова, кажется, не действуют, к ним он уже привык. Если так будет продолжаться, советую тебе лишить его премии за этот месяц…

— Подумаю, Муса. Но как все-таки 62-я? Лучше со штуцером?

— Очень хорошо, мастер. Давление стало колебаться в пределах 30—32 атмосфер, и дебит увеличился на две тонны.

— А 97-я?

— После того, как поставили малогабаритный лифт, 97-я омолодилась. Дебит увеличился почти вдвое, а расход воздуха уменьшился больше чем в четыре раза. Надо порадовать заведующего, это совсем свежие новости.

— Слышишь, как трещит кровать, Муса. Это я поправляюсь.

Муса рассмеялся, протянул руку. Мирза хлопнул по ней в знак дружбы и расположения.

Было уже поздно. Парторгу, как его ни удерживал Мирза, пришлось уходить.

Вот достаточно полный отчет об одном дне, проведенном Мирзой в клинике.

Хотя нет, это не все… Приходила еще какая-то черноволосая девушка, красавица, судя по документу, предъявленному дежурной, студентка первого курса медицинского института. Она принесла Мирзе горячий бозбаш, который так и остался несъеденным; она гладила руку Мирзы, а о чем они говорили — я не знаю, потому что девушка сидела близко-близко возле Мирзы и шептала ему что-то так тихо, что Анна Михайловна, которая рассказывала мне об этом дне, ничего не могла расслышать.

6

Наутро после того, как Мирзу положили в больницу, не успевший ни минуты поспать Николай Артемович был уже у «амбара» (так называется резервуар, в который сливают из скважин нефть). По расчетам заведующего промыслом, на выкачку воды, залитой в скважину при проверке ее на герметичность, требовалось 10—12 часов, не больше. Сейчас 3019-я начнет давать нефть.

Николай Артемович склонился над отверстием в крыше «амбара», через которое хорошо видны были концы труб, идущих от скважин.

Вот из левой трубы непрерывно течет тонкая, как из самоварного крана, густая струйка — это дает нефть спокойная 99-я скважина. Вот из другой трубы бурно выбивается желтая жидкость — это 10-я дает смесь воды с нефтью — эмульсия. Вот третья труба — из нее рывками извергается такая же эмульсия и газ — это работает нервная 89-я.

А вот и труба 3019-й. Ровным потоком течет в канаву зеленоватая вода. Николай Артемович долго стоит и смотрит на эту воду, и чем дольше смотрит, тем становится сумрачней: нефти нет, и Николай Артемович начал уже догадываться о том, что произошло.

Для того чтобы это стало понятно и читателю, придется снова, теперь уже, пожалуй, в последний раз, сделать небольшое техническое отступление.

Как уже говорилось, после окончания бурения в скважину опускается так называемая эксплоатационная колонна, состоящая из стальных труб. Естественно, что наружные стенки труб не вплотную прилегают к грунту. Между колонной и землей остается свободное пространство большей или меньшей величины. Может случиться, что вода из горизонтов земли, лежащих выше нефтеносного слоя, начнет стекать вниз между стенками колонны и грунтом и, как говорят нефтяники, «заглушит» нефть.

В этом случае, при выкачивании вместо нефти пойдет «верхняя вода». Чтобы этого не случилось, горизонты земли всегда изолируются друг от друга: в пространство между эксплоатационными трубами и землей нагнетается цементный раствор. Он заполняет все промежутки и, затвердев, образует вокруг трубы нечто вроде плотного каменного чехла, сплошную цилиндрическую заслонку.

В вертикально расположенных скважинах нагнетание цементного раствора не представляет таких затруднений, как в скважинах наклонно направленных. Здесь обычно эксплоатационные трубы ложатся на вогнутую земляную стенку, и цементному раствору трудно проникнуть во все пустоты. Бывает, что цементный раствор не может залить и некоторые водоносные горизонты.

Именно это случилось на 3019-й, и вода из верхних пластов стала стекать вдоль стенок колонны к забою, заглушила нефть и толстой грязной струей поступала теперь в канаву.

Николай Артемович набрал воды для анализа и с хмурым лицом зашагал в распределительную будку пятой бригады.

В то утро на вахте стояли Женя Маркарьян и Сакине Алиева.

— Сакине, — сказал Николай Артемович, — по-моему, 3019-я дает верхнюю воду. Я еще не уверен в этом, но надо быть ко всему готовым. Анализ покажет точно. А ты, Сакине, когда после вахты придешь домой, попроси отца от моего имени, чтобы он зашел и посмотрел, как исправить положение.

— Отец больше суток был занят на четвертом промысле, — отвечала Сакине. — Он только что пошел отдыхать. Но я скажу.

Сакине пришла домой часов в десять утра, сдав вахту. Отец спал. Он заснул, вероятно, совсем недавно, потому что на краю стула, возле кровати, в пластмассовом мундштуке еще дымилась папироса. Гюль Бала спал спокойным сном усталого человека.

За последние сутки ему пришлось много сделать.

На одной из буровых в то время, когда поднимали трубы, произошла беда. Поднятая почти до верха стометровая часть стальной колонны сорвалась и с огромной скоростью полетела на дно скважины. Пролетев больше километра, две тонны стальных труб ударились о дно. Можно себе представить, как их покорежило! Долго возились люди, пытаясь извлечь изуродованные трубы, опускали ловильный инструмент: труболовки, метчики, шлипсы, — но ничего не выходило. Трубы изогнулись, помялись, и отъединить их одну от другой было невозможно. Мастера, работавшие на ликвидации аварии, отчаявшись, написали акт о том, что извлечь трубы не удастся — скважина пропала.

Начальник прочитал акт и сказал:

— Пусть Алиев подпишет, тогда поверю.

Бумагу принесли Алиеву. Но у старого мастера не поднималась рука подписывать такие акты. Скважина стоит миллион рублей. Подписать бумагу о выводе ее из строя — значит расписаться в растрате миллиона, принадлежащего народу.

Гюль Бала отправился на злополучную скважину. Он начал с того, что опустил в нее «печать» — тяжелый груз со свинцовой плоскостью на конце. Потом он вытащил «печать». На свинце получился четкий отпечаток верхнего торца упущенной колонны. Гюль Бала долго изучал отпечаток, стараясь по едва уловимым особенностям его представить, как расположены трубы. Наконец он пришел к заключению, что извлечь колонну целиком — дело безнадежное. Привезли труборезку, и Гюль Бала начал отрезать трубы и извлекать их небольшими кусками. Это была длительная, сложная, кропотливая работа…

И вот теперь, вернув государству миллион рублей, после двух суток труда, Гюль Бала, отец Сакине, спал.

Тихо тикали ходики. Погасла папироска на стуле. Солнечное пятно упало на щеку отца, а он уткнулся в подушку рыжеватыми усами, и руки его с тяжелыми пальцами кажутся сейчас беспомощными, как у ребенка.

Пятьдесят лет работают эти руки на нефтяных промыслах, пятьдесят лет не просят покоя. Чего только не приходилось им делать!

Сакине хорошо помнит рассказы отца о его молодых годах.

Бывало так — мастер садился в кресло возле вышки и, вытянув ногу в блестящем сапоге, говорил, обращаясь к Гюль Бала: «Снимай». Отец снимал сапоги. «Мой», — говорил мастер, и Гюль Бала мыл мастеру ноги горячей водой, взятой из ближайшей паровой машины (тогда еще не было электрических двигателей).

Сакине смотрит на отца и вспоминает его рассказ о том, как в 1913 году была объявлена забастовка и ни один рабочий не вышел на промыслы. Отец, вместе с другими рабочими, ходил по улицам, следил, чтобы на промыслы не пробирались штрейкбрехеры. Однажды вечером отец увидел сутулую фигуру торопливо направлявшегося в Биби-Эйбат человека. «Ты куда?» — окликнул его отец. «Домой иду», — сказал человек, пугливо озираясь. Отец подошел к нему вплотную. «Зачем ты врешь? Хлеб в кармане — значит, работать идешь. Мы бастуем, от голода умирают наши дети, а ты работать идешь!»