Чарльз Буковски - Возмездие обреченных

• Название: Возмездие обреченных
• Автор: Чарльз Буковски
• Издательство: Фортуна
• Жанр: Контркультура
• Год: 2001
• ISBN: 5-900786-55-2

Появление под одной обложкой двух, на первый взгляд, столь разных авторов, как Чарльз Буковски и Джон Фанте, далеко не случайно. Не углубляясь в литературоведческие изыскания (достойные стать предметом отдельного исследования), мы хотим обратить внимание на такой чисто внешний фактор, как сходство и различие их судеб, которые, в конечном счете, оказались тесно переплетены друг с другом…

---

Я писал и ездил на скачки или пил с Сарой, которая — несмотря на то, что весила всего сто один фунт, а я тянул уже на 225 — не отставала от меня ни на стакан. Эта странная личность держала кафе здоровой пищи. Ну, как бы там ни было, а лошадки мои скакали бойко, роман тоже продвигался, и где-то на третьей его четверти мне позвонил Флэкс. Он сообщил, что итальянцы в городе, будут снимать несколько сцен в Венис-бич, и хотели бы встретиться со мной. Я сказал Окей. Назначили время и место. Саре нравилась киношная тусовка. Я был готов к наихудшему: высунь залупу в форточку — и тебя тут же выдернут на мостовую.

Мы припарковались в Западном Голливуде. Сара и я приехали на моей машине, Флэкс со своей воскресной подружкой прибыл на своей.

— Подождите-ка, — сказал я, — мы не можем так идти к ним.

— Почему? — удивился Флэкс.

— А вдруг у них нет ничего выпить?

— Да есть у них.

— Не будем полагаться на случай.

Через дорогу был винный магазин, я сбегал и затарился…

Это была большая комната, по центру составленные вместе столы, покрытые широченной доской. Все были уже в сборе, и среди них Беллини и Гарабалди. Муттон осталась в Италии, она не участвовала в американских сценах. Нас представили. Сплошные итальянцы, большинство из них маленькие и тощие. Кроме Беллини, который был очень короткий и очень широкий, и имел весьма интересное лицо. Гарабалди был в джинсах с бородой, косил под меня, а я приехал чисто выбритый, в пиджаке от «Брукс Бразерс», в новеньких слаксах и сияющих туфлях.

Кто-то передал мне бумажный стаканчик, наполненный белым вином. Я попробовал. Теплое.

— Это все, что у вас есть? — спросил я.

— Да, но его у нас много!

— Черт, но оно же ТЕПЛОЕ! Я не пью белое вино теплым! Вы чего, ребята, охренели?

— Льда! — заорал кто-то. — Принесите льда!

Я раскупорил свою бутылку красного вина, налил себе и Саре и передал бутылку итальянцам.

— Попробуйте немного красного, — сказал я.

— КРАСНОГО! — снова заорал кто-то. — Принесите КРАСНОГО ВИНА!

Беллини сидел напротив и смотрел на меня.

— Чинаски, — закричал он, — давай, кто кого перепьет!

Я засмеялся.

Он закинул на стол правую ногу.

— Какого черта? — удивился я.

— Я так пью.

— Окей, — я закинул левую.

Беллини осушил свой стакан. Я свой. Наполнили и снова осушили. Вечер обещал быть неплохим.

Какой-то итальяшка сунул мне под нос микрофон.

— Мать твою за ногу! — огрызнулся я.

Парень оказался нормальный, он рассмеялся.

Бен Гарабалди стоял рядом со мной. Просто стоял и держал свой стакан с вином. Годом раньше в одном интервью он сказал, что напивался со мной до усрачки. Я полагаю, что это проказы актерского воображения.

— Я видел фильм, в котором ты играл владельца ночного клуба, — сказал я ему. — Неплохо.

— Читаю твои книги, — улыбнулся он.

— Однажды, — продолжал я, — у меня была подружка-скульптор. Она знала одного актера, который знает тебя, и который обещал ей устроить встречу с тобой, чтобы она могла вылепить твою голову. Но я не разрешил ей ввязываться в это дело, откровенно говоря, я боялся, что ты шпокнешь ее.

Он снова улыбнулся. У него была приятная улыбка, полная понимания. И эти глаза. Но он не подходил на роль Чинаски. Слишком скрытный.

Микрофон стоял передо мной, я отвечал на вопросы, трепался и продолжал пить. Итальянцы смеялись, где это и предполагалось. Сара затерялась в толпе, она уже слышала всю мою пургу не один раз. Мы продолжали квасить. Я скинул пиджак и сигаретой прожег дырку на рубашке. Соревнование «кто кого перепьет» не удалось: бумажные стаканчики были слишком маленькие, и мы только и делали, что наливали. Дома я пью из серебряного кубка, в который вмещается целая пинта. Скоро осталось только белое вино и теплое пиво. Я собрал Сару, Флэкса с подругой, и мы слиняли оттуда.

Прошло сколько-то месяцев. Может быть, год. Я закончил роман и почувствовал, что, похоже, на следующий мне не подняться. Ну что ж, это не проблема. У меня оставались скачки, стихи и рассказы.

Потом я стал получать письма, в них разные люди сообщали, что фильм «Песни суицидника» снят, и его показывают в Италии. Дальше стали поступать слухи, что его крутят в Германии, затем во Франции. Мне рассказывало о нем много всякого народа — те, кто видел его. Писатель, блядь, всегда остается в жопе. Кто он, этот писатель, в конце-то концов? Писатель — как шлюха. Ею пользуются, а потом забывают. Они думают, чем больше писатель страдает, тем лучше пишет. Дерьмо на лопате. Страдания, как и все остальное, в больших количествах убивают. Бегство от страданий — вот что делает писателя великим. Это чувство так сладко, что и читателю делается приятно.

Ну, да ладно. В конце концов фильм объявился в Голливуде, в открытом кинотеатре на Мелрос. Телефон начал звонить. Надрываться. Но Беллини или Гарабалди не звонили, трезвонили кинопрокатчики или их друзья. Их была целая банда. Один парень, киножурналист Бенджи, все хотел взять у меня интервью. Он позвонил в восемь утра.

— Нет, Бенджи, никаких интервью…

— Но это сделает фильму рекламу!

— Я не рекламирую кино. Тем более, я слышал, что фильм говно.

— Нет, фильм блеск! Классное кино! Я задам вам всего несколько вопросов о книге «Песни суицидника», об истории ее написания. Это здорово поможет…

— Черт бы тебя побрал, Бенджи, я дважды говорил тебе, что работаю по ночам, и поэтому раньше двенадцати мне не звонить!

— Но к двенадцати вы уже на скачках!

— Я все сказал.

Отбой…

Я разобрался, как работает механизм кинопроката. По крайней мере, в моем случае. Кинопрокатчики покупают права, скажем, на показ в Англии — или в Америке, или в Европе — у кинопроизводителя. Затем они стараются распихать картину но кинотеатрам, чтобы отбить свои затраты. Все, что получается сверх вложенных денег — их выигрыш. И с него начисляется процентная ставка. Такая схема показалось мне слишком эксплуататорской и рискованной.

И вот как-то днем явился ко мне кинопрокатчик, с ним Бенджи и еще трое. Звали его Джордж Блэкман, он был из Нью-Йорка, а мне нравятся парни из Нью-Йорка, когда я встречаюсь с ними в Сан-Педро, вот в Нью-Йорке я перед ними тушуюсь. Блэкман был крупный мужик в сером костюме и при галстуке, и Бенджи тоже был в сером костюме и тоже при галстуке. Я знаю этот сорт людей, ботинки у них всегда слегка пошарпаны, а кончики воротничков топорщатся. Подружка Блэкмана была ангел, ангел с совершенно белыми волосами. Лицо ее выглядело на всю тысячу лет, зато все остальное тянуло годков на девятнадцать. Это называлось: «добиться успеха». Они все отлично справились с намеченной целью, и теперь обзавелись непробиваемым шармом, и я понятия не имел, что мне с ними делать. Они приволокли галлон дрянного пойла в кувшине с ручками, я убрал его в кладовку и выставил своего красненького. Сара у меня любознательная, она вывалила на гостей ворох вопросов, что было мне на руку, я мог оставаться в стороне и наблюдать. Всякие дела у этих деятелей сопровождаются выпивкой, обжираловкой, иногда наркотой и, как следствие, расслабухой, и несмотря на то, что где-то высоко над их головами всегда витает призрак страха и отчаяния, им кажется, что они здорово устроились, и теперь оттягиваются.

— Вы имеете проценты с этой картины? — спросил меня Блэкман.

— Разумеется, только не спрашивайте меня: проценты это с нетто или с брутто. Я не знаю.

— Хорошо, — согласился Блэкман, — я не спрашиваю.

Потом мы все загрузились в их автомобили и покатили на пристань, в местечко, где держали живых крабов и небольшую кухню. Мне понравилось это место, потому что там толклись рабочие с дока. К счастью, немногие яппи могут набивать брюхо, когда им заглядывают в рот. Мы разгуливали вдоль чанов и разглядывали крабов.

— Так, — толкнул я Блэкмана, — когда увидите самого хорошего краба, кликните парнишку, он отнесет его на кухню.

Каждый выбрал себе краба по вкусу, и мы уселись за стол, поджидая блюда и попивая пиво. Кто — то подсунул мне под нос диктофон. Это был Бенджи.

— Скажите что-нибудь, — скомандовал он.

— Окей, кто за все это платит?

— Блэкман.

— Отлично. Тогда слушайте: мы все в тисках обстоятельств, и, стараясь выкрутиться из них, мы становимся уродами.

— Вот как?

— Вот так. Всегда найдется какой-нибудь сукин сын, который попытается заставить вас пахать на него задарма, и ему наплевать — кто вы и что вы. Хуже того: он бы охотно прикончил вас.

— Да?

— Да. Это всеобщий заговор, и для отдельного человека ничего не значит. Такие глобальные вещи редко имеют значение…

— Да? А что же имеет значение?

— Что по-настоящему имеет значение, так это всякие мелочи, такие, как вода в радиаторе вашего авто, вовремя подстричь ногти на ногах, не оказаться без туалетной бумаги или запастись резервными лампочками, ну, и всякое такое.