Кен Маклауд - Ночные проповеди

• Название: Ночные проповеди
• Автор: Кен Маклауд
• Жанр: Детективная фантастика
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-17-088571-8

Шотландия, недалекое будущее. После войн на Ближнем Востоке, битвы при Армагеддоне и Потопа, атомной бомбардировки Иерусалима и Лос-Анджелеса пришла пора Великого Отчуждения. Первое Просвещение отделило церковь от государства. Второе Просвещение отделило религию от политики. В этом мире функционируют два космических лифта, на орбите добывают энергию, а боевые роботы с высокоразвитым искусственным интеллектом после конверсии пытаются приспособиться к мирной жизни. В этом мире верующие – маргинальное и вызывающее недоверие меньшинство, и теперь кто-то начал за ними охоту. Поначалу детектив-инспектор Адам Фергюсон решает, что виновников надо искать среди групп воинствующих атеистов, оставшихся после Войн за Веру, но когда круг подозреваемых и жертв начинает расширяться, становится ясно, что убийства священников – лишь верхушка айсберга, и, возможно, на кону стоит судьба всего мира.

---

Когда супруги допили пиво, Айла предложила взять еще по одной. Фергюсон согласился вопреки привычке.

Домой они уехали на последнем трамвае.

Фергюсон проснулся в 6:50. Будильник стоял на 7:00. Инспектор полежал еще девять минут. Когда он обнял жену, та пошевелилась, но не проснулась. До семи утра осталась ровно минута, и тогда Адам сел, поставил звонок для Айлы на 8:00 и выкатился из кровати. Инспектор любил утро, когда можно было походить без контактных линз, но перед новостями устоять не мог. Потому инспектор брился, вручную настроив клипфон на «Мировую службу», единственный источник новостей, в котором уж точно убийство отца Мэрфи не попадет на первую полосу. Так, новые проблемы с ориентировкой солет. Еще одна поломка на лифте, задерживаются орбитальные грузы. Объединенная Арабская Республика подняла цену на электричество. В результате слегка просели рынки в Токио и Шанхае.

Побрившись, Адам вставил линзы. За завтраком просмотрел газеты. Прошелся по первым страницам «Геральд» и «Скотсмэн». В «Скотсмэн» красовалась статья Тома Макэя, описывающая дело как возможный теракт, – но без потуг на сенсацию и провокационность. История попала и в «Гардиан», и в «Таймс» – но уже на последние страницы. «Телеграф» выдала самодовольные размышлизмы на тему того, как Шотландия до сих пор полагается на свою полицию, – инспектор сразу вспомнил о работе. Он подключился к НПИИ. Ночные поправки сместили поисковый профиль, но не в ту сторону. Система вздумала запросить ордера на арест для всех, кто был на Истер-роуд в прошлую неделю. Поэтому ее пришлось успокаивать и переналаживать. На местном полицейском жаргоне НПИИ звалась «Паранойя», отчасти потому, что стоило к ней подключиться, как голову заполняли потусторонние голоса, одержимые своими собственными духами. А еще «Паранойя» получила свое прозвище из-за того впечатления, которое она производила на криминальную братию и население в целом. Все, само собой, приписывали ей могущество куда больше реального. Фергюсон вздохнул и просмотрел профиль. Список людей, посещавших отца Мэрфи, еще расширяли и уточняли. Информатор Двинутого Казаха выдал небольшой список возможных подозреваемых, вовлеченных в какое-то странное ответвление готической субкультуры. Остальные люди Мухтара не добыли ничего ценного. Две раненые женщины не придут в сознание еще несколько дней, да и, в любом случае, их будут держать на успокоительных. На одиннадцать у Фергюсона назначена встреча с католическим епископом, доктором Карли. После обеда Фергюсона хотел видеть старший инспектор Мухтар. С ним назначать время бессмысленно – встретится, когда захочет сам.

Фергюсон сунул миску из-под мюсли в раковину, забежал наверх, в спальню – поцеловать все еще спящую жену в лоб – и направился к трамвайной остановке. Она располагалась всего в полусотне метров от двери, время ожидания – одна минута, поэтому Адам не брал с собой зонтик. Когда трамвай, дергаясь и лязгая, покатился вниз, к Толкросс, инспектор уцепился за петлю поручня и наморгал себе сайт Эдинбургского университета, а в нем – подменю Нью-Колледжа.

Некогда тот был главным центром теологической подготовки священников для Шотландской и Свободной церквей. Он остался таковым и по сей день, но желающих учиться там стало гораздо меньше. Колледж шел в ногу со временем, секуляризовался и предлагал больше курсов по истории и философии, чем по теологии. Профессор Грейс Э. Мазвабо преподавала историю церкви в Шотландии и исследовала постреформационный период. В резюме профессора был список ее статей и книг, их названия, на вкус Фергюсона, воплощали собой дремучую невразумительность и банальность эпических масштабов. В краткой биографической справке значилось, что она родилась в Булавайо, Зимбабве. Но после начальной школы продолжила обучение в Шотландии, куда ее родители переехали как христиане, запросившие убежища, – на это указывали даты переезда. Профессор добровольно и бескорыстно трудилась для Совета по делам беженцев, а также значилась как «диакон». В соответствии с политикой официального непризнания название своей церкви Мазвабо не указала.

Фергюсон вышел из трамвая на середине Принсес-стрит, перешел улицу и обнаружил Лодыря, сидящего на ступеньках портика Национальной галереи. Дождь прекратился, но небо по-прежнему застилали облака. Пока инспектор и роп шли к Маунду, небо потемнело, но затем стало светлеть.

– Странно, – заметил Лодырь. – Частичное затмение должно было быть на двадцать секунд длиннее.

– У них наверху проблемы, – сообщил Фергюсон. – Сообщали в новостях.

– Да, – подтвердил Лодырь и, как показалось инспектору, погрузился в размышления, ища информацию в сети. – Именно так. Проблемы. А теперь о ковенантерах…

– Мы будем на месте через две минуты, – предупредил инспектор, начиная подъем.

– Я постараюсь покороче.

К тому времени, как робот окончил рассказ, напарники поднялись наверх и оказались во дворе колледжа. Перед ними возвышалась статуя бородатого мужчины в просторном берете и длинной мантии, поднявшего правую руку, а левой прижавшего к груди книгу.

– Джон Нокс. Ковенантер?

– Нет, – ответил Лодырь. – Он был раньше. Джон Нокс – реформатор.

– А похож на революционера.

– Верно. Он и есть революционер.

Фергюсон хотел картинно пожать плечами, но вспомнил шесть самых неприятных месяцев своей юности – и передернулся по-настоящему.

– Да, у меня и так зуб на это место, – пробормотал он.

– Я договорился с местным начальством, – сообщил робот, явно желая сменить тему разговора. – Пойдем в офис профессора Мазвабо?

– Она уже там? – спросил инспектор, надеявшийся перехватить ее по пути на работу.

– Да.

– Что ж, пошли.

Лодырь повел его – вверх по ступенькам в конце двора, по длинным коридорам и лестницам, вдоль вереницы портретов суровых мужчин в черных одеждах и белых воротниках. Профессорская дверь была закрыта. Фергюсон постучал.

– Войдите!

Мазвабо – строгая стройная женщина немного за тридцать – возилась у чайника, стоявшего на подоконнике.

– Здравствуйте, – сказала она, хмурясь. – Вы кто?

– Детектив-инспектор Адам Фергюсон, полиция Лотиана и Пограничья, – он показал удостоверение. – Доброе утро, профессор.

Она кивнула, отвернулась, налила воды в кружку с растворимым кофе и села за стол. Затем указала инспектору на потертое кресло по другую сторону стола.

– Садитесь, пожалуйста. А этой, э-э… вещи необходимо… э-э…

Профессор не договорила.

– Присесть? – закончил мысль Фергюсон, улыбаясь. – Нет. Ему и так удобно.

– Быть здесь? – закончила мысль профессор.

– Боюсь, что да, мэм.

– Мне неприятно его присутствие.

– Считайте меня записывающим прибором, – предложил Лодырь. – Чем-нибудь вроде камеры на штативе.

Мазвабо отхлебнула кофе, разгладила бумаги на столе. Фергюсон молча наблюдал за этими попытками собраться с духом. Наконец профессор посмотрела на полицейского.

– Итак, инспектор, чем я могу помочь вам?

– Для начала вы могли бы объяснить, почему вы сообщили епископу Сент-Андруса, что ему может грозить опасность.

– А вы могли бы объяснить, почему считаете, что это сделала я?

– Полиция Файфа передала нам то, что им сообщил епископ.

– Вот в чем дело. А я уже заподозрила, что вы прослушиваете телефоны.

– Вовсе нет. Мы можем продолжить? Несколько секунд Мазвабо смотрела в окно, вздохнула, затем снова посмотрела на инспектора.

– Хорошо, продолжим. Вы когда-нибудь слышали о конгрегации Третьего ковенанта?

– Я слышал о ковенантерах. И о двух ковенантах. Разве был третий?

Мазвабо растерялась на мгновение.

– …Знаете, в восемнадцатом веке часть камеронцев и в самом деле подписала… – Затем профессор улыбнулась и махнула рукой. – Да забудьте, это историческая частность. У конгрегации Третьего ковенанта с камеронцами – ничего общего. Это, можно сказать, новое движение. И очень маленькое. Полагаю, это попросту секта. Она считает, что образовавшиеся после Английской революции государства: Британия, Британское содружество и США – особым образом соединены с Богом посредством Национального ковенанта, а также Торжественной лиги и Ковенанта. Британия, Британское содружество и США были и остаются народами, связанными Ковенантом.

Вы, кажется, удивлены, – добавила профессор после паузы.

– Я не совсем понимаю, почему они считают договоры, подписанные в 1630 и 1640-х годах, действительными до сих пор?

– А как считать их недействительными, если их все еще соблюдают?

– Их можно расторгнуть.

– Именно! Они не утрачивают силу сами по себе. И это также относится к договорам с Богом, касающимся людей, которые их заключали, и всех их потомков и преемников.

– Я не считаю себя связанным договорами, которые подписали мои предки.

– Позволю себе усомниться, – заметила Мазвабо. – У Господа на это может быть иной взгляд. И у судьи тоже, если уж на то пошло. Ваша работа как полицейского регулируется Великой хартией вольностей, Арбротской декларацией, Биллем о правах 1689 года в такой же степени, как и конституцией Республики Шотландия – которую, кстати, вы не подписывали.