Лариса Рубальская - Лирика

• Название: Лирика
• Автор: Лариса Рубальская
• Жанр: Поэзия
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-76979-7

Уникальность поэтической и прозаической манеры Ларисы Рубальской состоит в том, что каждое произведение автора – маленькая история любви, в которой заключено много недосказанного. Автор очень точно улавливает ту единственную и неповторимую интонацию, на которую отзывается душа, открытая для настоящего чувства.

---

Правду говорят – в жизни все одно к одному. Так на душе тяжко, а поговорить не с кем.

Мать в Петракове работает целыми днями, писать стала редко, от Ольги отвыкла уже, ведь за все эти годы дочка ни разу не приехала, только фотографии присылает. Сначала Олька хоть звонила иногда, а сейчас перестала – видно, в городе загордилась, крутой стала.

Олька сидела у зеркала, смотрела на себя – красивая, одни глаза чего стоят, да на кого этой красотой смотреть? Волоховский один всю охоту отбил, да еще Али этот, турок несчастный, жизнь отравил. Только сыночек – радость, но он еще маленький, ему всего не расскажешь.

* * *

– Верунь, ты? Ошибся? А я и слышу – голосок не похож. Извините. А вас как зовут? Да не почему спрашиваю, просто так. Я однажды фильм смотрел – так там мужчина номером телефона тоже ошибся, так потом с ошибочной девушкой у него любовь началась. Классный фильм был. Так как зовут вас? Ольга? А я Виталий. Да нет, Веруня – это жена приятеля моего. Они меня сегодня в гости позвали, а я звоню, чтоб сказать, что не приду. Что-то настроения нет. Вернее, не было, а сейчас вдруг появилось. Оля, Оленька, пойдемте вместе! Веруня и Мишка такие классные, они вам понравятся. Ничего не сошел с ума. Да не хочу я про вас ничего знать! Ничем я не рискую. В том фильме же все хорошо кончилось. Сынишка спит? Так разбудите. Втроем поедем. Говорите адрес, я пошел машину заводить.

* * *

Съемочная группа из Москвы ходила по Петракову и ахала: какая натура! Как будто для нашего фильма кто-то специально декорацию построил.

– Все, остаемся. Наберем из местных вспомогательный персонал и через недельку начнем съемку, – немолодой режиссер энергично размахивал руками, отдавая распоряжения. В школе освободили первый этаж – чтоб там группа жила, артистам тоже классы оборудовали так, что они стали выглядеть как номера в гостинице.

Валентину Клыкову взяли реквизитором – костюмы гладить, всякие вещички нужные вовремя подготавливать да еще разные поручения выполнять. Одним словом, всем киношным хозяйством командовать.

Первое время Валька артистов стеснялась, потом привыкла и даже ко многим стала обращаться на «ты». А режиссер, Василий Георгиевич, хоть его великим все называют, такой человек чудесный и простой, и Валька, видно, ему по душе – толковая, быстрая, симпатичная. Так хорошо ее называет – Валюня! Валюнь-Валюнь – целый день только и слышно. Валька крутится, работает и радуется. Как же все волшебно складывается, только жалко, еще месяц, и все уедут.

Съемки затянулись из-за погоды. Зарядили дожди, и пришлось пережидать. А когда съемки закончились, переезд Вальки на работу в Москву был делом решенным. У нее, оказывается, призвание есть – работать с людьми. Василий Георгиевич, режиссер, сказал, что, когда фильм закончит, в титрах будет написано – ассистент режиссера Клыкова Валентина. И на следующий свой фильм он тоже Вальку директором приглашает.

* * *

– Валюнь, – уже и мама так ее называть стала, – езжай, не волнуйся за нас. Галька уже большая, ничего мне с ней не трудно. А тебе жизнь свою налаживать надо. Тем более такая удача. Ты, когда в Москве жить будешь, Ольке-то позвони. Как-никак подружками были. Мало ли что в жизни случается?

Ну и позвонила, как мама советовала, и, услышав: «Валька, приезжай ко мне», – сразу и поехала. Все-все ей Олька рассказала в ту ночь, и о Виталике случайном, и как они с ним к приятелю пошли, и как случилось у нее с ним, – догадалась. И образовалось сразу четыре несчастных человека – Виталий, во всей истории виноватый, Олька сама с разбитым сердцем и Мишка с Веруней – и разводиться не разводятся, и жить по-прежнему не получается. Она и сама этой истории не рада. И тут, как назло, с работой завал. Монахов, помнишь? – всех клиенток переманил, и Олька ничего придумать не может – хоть в петлю лезь.

– Олька, подожди, я сейчас ничего обещать тебе не буду, поговорю с Василием Георгиевичем, может, что-нибудь получится. Он фильм новый затевает, из прежней жизни, и ты, Олька, может, пригодишься костюмы придумывать. Нет, переезжать я к тебе не буду, не сердись. Василий Георгиевич с Надеждой Петровной круглый год на даче живут, у них квартира в Москве все равно пустует, а так я там живу, а заодно и порядок навожу. Знаешь, Оль, я думала, так не бывает – ведь кто они, а кто я? И как родные.

* * *

Ничего себе! Оказывается, половину фильма будут снимать в Париже! Давайте быстренько все по две фотографии на загранпаспорта – Валюнь, завтра с утра в посольство французское дуй, визу надо быстро оформить, – Василий Георгиевич, как всегда, энергично махал руками.

В списке съемочной группы, выезжающей в Париж, значилось – ассистент режиссера Клыкова Валентина. Потом артисты, помощники, операторы, осветители, а в конце художник-костюмер – Внукова Ольга.

* * *

– Сенечка, мальчик мой, внучок мой сладкий, какой ты большой, ну иди к бабушке. Олька, да он на деда, отца твоего, так похож! Радость ты моя ненаглядная! – Олька слушала маму и чуть не плакала. Какая же я дура, думала она про себя, чуть не потеряла все это – и городок родной, и всех-всех-всех.

– Мам, а давно новый клуб-то в Петракове построили? Сегодня концерт у вас? Ой, пойдем, а? И Сенька с нами, и Валька с Галькой и с малышами всеми, и с мамой тоже придут. А потом все чай пить у нас будем!

* * *

Галька и Арсений сидели чинно между бабушками и хлопали изо всех сил, когда завклубом Толик объявил: «А сейчас наши московские гости – шоу-группа «Девочки-припевочки» – Внукова Ольга и Клыкова Валентина – перед вами выступят».

Олька да Валька, девочки-припевочки, будущие парижанки фиговы, пели песню о том, что бывает такая женская дружба, которой ничего помешать не может. По куплету – то Олька, то Валька, а припев – вместе!

Вечер был, сверкали звезды…

Красиво как начиналась эта песенка! А дальше – грустно-грустно.

…На дворе мороз трещал.
Шел по улице малютка,
Посинел и весь дрожал…

Почему это мама такую песню выбрала напевать мне перед сном? Сядет рядом, руку на одеяльце, и давай про малютку. А я зажмурюсь и отвернусь, чтоб никто не видел, что я, засыпая, плачу – так мне этого малютку жалко. Посинел, бедный, дрожит.

Один раз спросила маму, почему этот малютка один идет, такой малютка. А мама говорит – наверно, он сиротка. Я не знала, что такое сиротка, а спрашивать не стала – и так страшно, а вдруг еще страшней будет?

И так вечер за вечером. Я уж без этой песенки и спать не ложилась. Каждый раз, замирая, слушала и думала: а вдруг в этот раз сами собой слова песенки изменятся, и малютку кто-нибудь согреет, накормит, и он, краснощекий и довольный, уснет себе под лоскутным одеялом, а рядом стоит огромная клетка с попугаем красного цвета, и попугай тоже спит.

Но время шло, а слова песенки не менялись, и вечер был, и сверкали звезды, и малютка шел, шел, шел.

Я так к нему привыкла, такому синенькому и одинокому, а заодно привыкла к чувству жалости, и она во мне живет всю мою жизнь. А малютки попадаются на моем пути так часто, как будто все откуда-то знают про ту грустную колыбельную песенку.

При чем тут логарифмическая линейка? И кто теперь вообще помнит о таком устройстве – что-то там выставляй, двигай, совмещай. Вот именно это у Ленки никак не получалось. И получалось при этом, что ни о каком институте и мечтать не стоит, если даже такая ерунда и та не по уму.

Но можно ведь туда пойти, где извлекать квадратные корни необязательно. Например, в педагогический, на учительницу начальных классов. Мама, правда, не советует – застрянешь в бабском коллективе, личную жизнь не устроишь, да и зарплата копеечная. Но зато поступать легко – там в приемной комиссии мамина старая подружка тетя Лиза, она Ленке поможет нужные очки набрать.

Бесперспективность личной жизни нарисовалась уже на приемных экзаменах. Одни девчонки, почти все некрасивые, какие-то дурынды на вид. Конечно, красавицы все в театральные рванули, а красавцы – на физиков или в журналистику. Ну вот среди этих дурынд Ленка как Жар-птица засияла и без тети-Лизиной помощи студенткой оказалась.

Правда, на вечернем отделении – надо было обязательно идти работать, денег в семье маловато, а молодой Жар-птице надо время от времени оперенье менять.

В машбюро НИИ кроме Ленки работали еще две девчонки: Тома – Белая Мышь и Люда – Ворона Однокрылая, так их Ленка сразу про себя назвала и была права, потому что Тома была абсолютная блондинка с белой-белой кожей, розовыми веками, малюсенькими глазками, всегда в белой кофточке, а голосок – еле слышный. Вернее, не слышный просто так, а только когда она разговаривала по телефону. А делала она это каждый час и задавала тихо один и тот же вопрос: ну как там диспепсия?

Ленка вначале даже не знала, что диспепсия – это понос и рвота, которые напали на Томиного сынка Андрюшку. И все пять дней, пока Ленка работала в машбюро, Тома этот вопрос задавала и задавала не сбиваясь, как часы. Вместо боя курантов на Спасской башне – как там диспепсия?