Павел Стретович - Вернуться в осень

• Название: Вернуться в осень
• Автор: Павел Стретович
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-045915-5, 978-5-9713-6701-7, 978-5-9762-4319-4

Когда-то его звали Сергеем, и он жил в мире Земля. Он умер, пытаясь спасти от насильников девушку, — и очнулся в чужом, незнакомом мире.

Здесь города и замки задыхаются в смертоносном тумане Pox, a таинственные «мрак-шахты» служат телепортационными вратами…

Здесь люди из последних сил бьются с порожденными Тьмой монстрами — моргами, гоблинами, великанами…

Здесь Сергею предназначено схватиться со Злом, обитающим в самом сердце Роха…

---

За окном смеркалось — в комнате заметно потемнело. Ярким окном, полыхая сменяющимися кадрами и гоняя по стенам причудливые блики цветов и теней, светился экран телевизора. Сергей скосил глаза и посмотрел — что там идет? Упитанный «маде ин не наш», наверное, янки, что-то говорил журналисту. Сзади виднелся ухоженный дом, подстриженный газон с декоративным кустарником, улыбающаяся хозяйка с двумя крепкими малышами. Уголком выглядывал бассейн с голубой водой и плавающими надувными игрушками. Американец в сдвинутых на верх лба солнцезащитных очках жевал жвачку и тоже улыбался: мол, у меня все хорошо, просто о'кей.

Сергей нащупал пульт и выключил телевизор. В комнате сразу стало темно. У него все хорошо… Как-то один священник говорил, что Запад в большинстве своем быстро и на глазах умирает. Духовно умирает. Что смещается понятие ценностей, что на первое место выставляется свое «я», окруженное не деланным самодовольством. Довольному хорошо, ему ничего не нужно, у него все есть. Довольному не нужен Бог. «Трудная дорога ведет в Царствие Небесное, и немногие находят ее…» Путь лишений, страданий и отказов. Может, это и правильно — вряд ли сытый услышит голодного и вряд ли здоровый поймет больного… Путь лишений и страданий…

Сергей закрыл глаза. Мигают мигалками несколько «рафиков» «скорой помощи» и службы спасения, угнетенные, растерянные лица случайных прохожих. Сосредоточенные, застывшие лица врачей — они осторожно достают неподвижных людей из-под покрывающего пол кровавого стекла, в большинстве уже мертвых. Старшенькая Саша пыталась немножко прикрыть Машу, у нее было сильно изуродовано порезами лицо, и она не могла плакать… Она бессильно чуть кривила разрезанные губки и силилась заплакать и не могла… Она была еще совсем маленькой. Сергею об этом с дрожью рассказывал спасатель, не зная, что говорит отцу… Боже, Боже! Как ты мог? Путь страданий для маленькой Саши. За какие грехи?

Сергей сжал зубы и стиснул подушку руками. Он читал, как в ранние века христианства люди мученически гибли за веру многими сотнями и тысячами, часто с детьми на руках. Их травили дикими зверями на аренах цирков и пантеонов, мучили, пытали, сжигали и просто казнили. Чтобы остаться живым, нужно было просто отказаться от веры. Отказывающихся были единицы. Даже среди детей. Это была вера и добровольное мученичество. А здесь? Да и как сравнить несравниваемое? Как вообще можно сравнивать боль утраты и тяжесть потери тех, ближе которых никого нет и никогда не будет? Кто может спокойно рассказать о никогда не утихающей щемящей боли в груди, о «неумолкающих» Сашиных книжках и учебниках, о «зовущих» Машиных санках и детском велосипедике? До сих пор в прихожей, на тумбочке для обуви, аккуратно сложены специальные для катания на горке Машины запачканные джинсики…

Ленка, Сашенька, Машутка. «Лена, почему так больно?» Ленкино лицо, как всегда, немного виновато смотрело на Сергея: «Ты поймешь, Сережа…» — «Что я должен понять, Лена? Я не хочу ничего понимать, я не хочу никого видеть и знать! Я не могу без вас…» — «Потерпи, Сережа, ты сильный». — «Я не хочу быть сильным, я просто хочу умереть…» Лена, с нежностью и грустью взглянув на Сергея, стала отдаляться, постепенно растворяясь в глубине комнаты. «Лена? Постой, Лена! Я еще не все сказал…» На смену Ленкиному лицу пришло другое, с черными глазами и приподнявшимися в немом призыве бровями. «Куда, зачем?» — «Далеко…» — «Кто ты?» — «Твой лучший друг…» — «Ты он или она?» — «Разве ты не видишь? Разве я похожа на „он“?» — «Да нет, просто… Странно все». — «Это только начало». — «Начало чего?» — «Увидишь…» Лицо тоже стало отдаляться, показалась вся фигура, закутанная в темную шаль, только подчеркивающую грациозность изогнутых бедер. Потом в темноте бархатной ночи пропала и она…

Отчаянный женский крик разорвал тишину утопающей в темноте квартиры. Сергей подскочил как ужаленный, туго соображая и протирая глаза. Кажется, успел заснуть… Показалось или кричали?

Со стороны лестницы донеслась глухая возня:

— Стой, стерва! Тихо… Держи ее!

Громко зазвенело, рассыпаясь на осколки, стекло. Послышался топот ног, гулко хлопнула чья-то дверь и снова крик:

— Кто-нибудь! Помогите…

Сергей бросился в прихожую, на ходу натягивая спортивные штаны. Сосед снизу, что ли, набрался? Но до такого еще не доходило… Опять загремело, затем звучный удар по лицу и срывающийся плач:

— Да есть тут кто-нибудь…

Сергей открыл дверь и выскочил на площадку, на ходу оценивая ситуацию…

Этажом ниже, прислонившись к раскрытой двери, сидел в дупель пьяный сосед, закрыв залитые глаза и ничего не соображая. На втором от Сергея лестничном пролете двое добро датых парней с покрасневшими то ли от натуги, то ли от выпитого лицами пытались заломить отбивающиеся руки и затащить назад женщину или девчонку — в суматохе не разберешь. Они что, с ума сошли? Видимо, новые собутыльники соседа. Девчонка, видимо, еще ценила свою девичью честь и яростно сопротивлялась, вырывая руки и пытаясь освободиться от обхватившего ее за пояс. Старая как мир история… Ветер с улицы через разбитое окно колыхал, приподнимая порывами, тюлевую занавеску. Сергей начал спускаться.

— Шалава…

Оба услышали звук открывшейся наверху двери и подняли головы вверх, держащий за пояс на миг ослабил захват. Произошла заминка, девчонка вырвалась и, перепрыгивая через ступеньки, сиганула за спину Сергея как за единственную загоревшуюся надежду.

— Что же ты, дуреха, не знаешь, к кому можно ходить?

— Я не думала… Что они до такого… — Голос казался хриплым от слез.

— Зайди в квартиру и вызови милицию.

Что есть хуже разгоревшейся мужской блудливой похоти? Неполученное удовлетворение часто толкает пьяные и «двинутые» головы на самые гнусные и извращенные поступки.

— Гнида…

Наверху захлопнулась дверь его квартиры и, прости ей, Боже, два раза провернулся дверной замок.

— Паскуда… Да я же тебя вместо нее…

Сразу быстро завертелась приостановившаяся было из-за появления Сергея пленка событий. Ближний любитель зеленого змия, вспотевший, округлив ошалевшие от ускользнувшей добычи и неудовлетворенной похоти глаза, бросился по ступенькам к Сергею. Первый раз он его отбросил за счет преимущества находящегося выше. А вот во второй удар вложил удовольствие и все спокойствие уставшего от жизни и поэтому не боящегося любых неурядиц и ситуаций человека.

Резко откинувшаяся назад голова заставила хозяина потерять равновесие и плашмя рухнуть на пол межэтажной площадки. Громко упала и покатилась по полу чудом оставшаяся стоять на подоконнике разбитого окна банка-пепельница.

Второй, как это часто бывает, оставшись в одиночестве и разом протрезвев, начал медленно отступать вниз:

— Ты это… Погоди-ка…

Недоведенное до конца дело часто меняет вектор удачи на противоположный. Сергей переступил через ногу слабо шевелящегося ближнего и, оценивая расстояние, приготовился к еще одному броску. Зашевелился сосед, подтягивая ноги и пытаясь встать, — начал приходить в себя.

Подъезд молчал, испуганно взирая закрытыми дверями и наверняка не спавшими, прилипшими к глазкам жителями. Телефон в дежурной части милиции, наверное, принял уже не один взволнованный звонок… По внезапно округлившимся от испуга глазам уже трезвого второго Сергей понял, что сзади что-то происходит. Он резко обернулся и… охнул от пронзившей его бок режущей боли. Первый, не вставая с колен, порезанными в кровь руками успел с размаху всадить ему сзади, под ребра, острый осколок разбитого стекла.

Сергей прислонился к стене и, закрыв глаза, начал медленно опускаться по стене на ступеньки. Снова стекло…

Лестница, стены, налитые злобой и ужасом глаза убийцы начали размываться и исчезать, как рисунок гуашью, который попал под дождь. Сверху неровной завесой опускалась темнота. Где-то далеко впереди, смягчая наливающуюся темень, поблескивали и перемигивались звезды. Сначала десятки, потом сотни больших и ярких звезд… Он уже не видел и не слышал, как где-то там, за пологом ночи, двое протрезвевших собутыльников с удивлением и ужасом оглядывали лестничную клетку:

— Где он… Это же не халява, он только что лежал здесь…

На забрызганной кровью лестнице, кроме них двоих да еще не совсем пришедшего в себя соседа, никого не было. Страх перед необъяснимым подавил пылавшее буйство мести и похоти, в голосе первого появилась паника:

— Он же… Прямо на глазах! Линяем отсюда!

Чувство ирреальности, как врачующая заботливая рука, окружило и приподняло в невесомость затухающее сознание Сергея. Вот и все. Как оказалось все просто… Вокруг быстро сгущалась бархатная ночь. «Лена! Я скоро буду с тобой…» Откуда-то издалека, за десятки километров и часов, как отголосок воспоминания, донеслись слова чернобрового: «…У тебя пустое сердце, Путник. В нем нет ничьей любви». Марут, отбывающий свое наказание ангел. Или демон? «Неправда, Марут. У меня есть кого любить!» Это скорее не голос, а мысли, неторопливо текущие одна за другой. «А людей? Других людей. И… Его?» — «Это все высокие материи, Марут. Заоблачные дали…» — «Твоя семья, Путник, именно в заоблачных далях. И без любви, которая всегда в сердце, туда нет дороги…»