Александр Каревин - Русь нерусская (Как рождалась «рiдна мова»)

• Название: Русь нерусская (Как рождалась «рiдна мова»)
• Автор: Александр Каревин
• Жанр: Языкознание
• Год: 2006
• ISBN: 5-89097-068-02

В книге киевского историка Александра Каревина подробнейшим образом рассматривается история создания т. н. «украинского языка»: какие силы, каким образом и при каких обстоятельствах из народных диалектов сотворили язык, удаленный от общерусского языка больше, чем польский.

Феномен «украинского языка» тем более удивителен, что на нем никто, кроме кучки политиков, журналистов и профессиональных патриотов не говорит, но, тем не менее, постоянно декларируется необходимость его насильственного внедрения и защиты от языка общерусского — языка, на котором писали Гоголь, Булгаков, Короленко и даже кумир украинцев — Шевченко.

Автор тщательно исследует вопрос — зачем создавался этот искусственный язык? Стояли ли за создателями «мовы» какие-либо внешние силы, и если стояли — то какие?

Ответы на эти и другие вопросы читатель найдет в книге.

---

Причины этой слабости ясны. Потерпевшим сокрушительное поражение полякам было не до создания «украинского языка». А без их помощи украинофильство оказалось ни на что не способным. Как вспоминал Драгоманов, в разговоре с ним один из главных деятелей движения (Драгоманов не называет его по фамилии, сообщает только, что это один из «важнейших работников» украинофильского журнала «Основа») признался, что когда стало известно о «валуевском циркуляре», активисты украинофильства «не очень печалились по этому поводу, и даже обрадовались, так как книг готовых не было, и они думали избежать позора и наготовить книг» {49}, объясняя пока что их отсутствие запретами со стороны властей. Но время шло, поляки приходили в себя медленно (более-менее оправились они лишь к началу 70-х годов), а без них ничего не получалось. Вот и пришлось прикрывать творческое бесплодие ссылками на давно утративший силу циркуляр.

Несколько большим был срок действия Эмского указа. Официально он утратил силу в 1905 г. Однако, как признавали сами украинофилы, некоторые положения указа остались только на бумаге и на практике никогда не применялись, другие — применялись непоследовательно и фактически были упразднены еще до формальной отмены Эмского акта. «В течение тридцати лет своего существования закон 1876 г., оставаясь, как общее правило, грозой для малорусского литературного движения и притом все усиливая раскаты своего грома и силу удара своих молний, в тоже время фактически, отдельными отступлениями цензорской практики, был в разное время отменен во всех своих частях» {50},— указывал, например, П. Я. Стебницкий. Д. В. Антонович вынужден был констатировать, что запрет на украинские спектакли (наложенный, кстати сказать, не за украиноязычные пьесы, а за устраиваемые на спектаклях украинофильские демонстрации) «фактически не был воплощен в жизнь» {51}. В 1880 г. это положение указа было отменено. В том же 1880 году специальным указом Александра II Императорской Академии наук была основана премия имени Н. И. Костомарова, которая предназначалась для будущего составителя (или составителей) словаря малорусского наречия.

Был запрещен ввоз украиноязычных австрийских книг (также на практике часто не соблюдавшийся), но разрешался ввоз издававшихся в Австрии украинских газет, принималась подписка на такие газеты. Одно время российские украинофилы даже издавали свою газету на украинском языке (официально эта газета считалась приложением к одной из галицких газет и печаталась в Австрии, но редакция находилась в Киеве).

Неплохо обстояло дело и с украинским книгоизданием. Цензура часто пропускала книги, которые должны были бы попасть под запрет (например, переводы на малорусское наречие с русского и иностранных языков, сделанные М. П. Старицким, как раз в то время развернувшим бурную языкотворческую деятельность). Указ запрещал издание украиноязычных научных книг, но, как свидетельствовал уже упоминавшийся Омелян Огоновский, цензоры «не очень цеплялись к авторам, и как бы потакали немного, позволяя печатать иногда научные книжки украинские» {52}. Исследовавший этот вопрос известный литературовед, крупный деятель украинофильства С. А. Ефремов констатировал, что уже в начале 80-х годов выходит «суррогат периодического издания» — два тома сборника «Рада» (1883 и 1884 гг.). Кроме того, «снова прорываются сквозь цензуру популярно-научные издания: „Про обкладки (дифтерит)“ — Ми-ча (1881), четвертое издание брошюры „Дещо про світ божий“ (1882), „Оповідання про комах“ О. Степовика (О. Комарова) (1882), „Про дифтерит або обкладки“ М. Хведоровского (1882), „Земля і люде в Росії“ К. Гамалии (1883), „Про грім та блискавку“ В. Чайченка (1883); проскакивают даже опыты учебников, как „Граматка“ (1883) А. Кониского и „Читанка“ Хуторного-Лубенця (1883)» {53}.

В 1890-х годах в России действовали уже четыре издательства, специализировавшиеся на выпуске украинских книг. Особенно большой размах приняла издательская деятельность Б. Д. Гринченко в Чернигове. С 1894 по 1901 год он издал более 50 названий книг, по 5—10 тыс. экземпляров каждого названия. Помимо собственных сочинений, Гринченко издавал произведения Т. Г. Шевченко, М. М. Коцюбинского, Е. П. Гребенки, П. А. Грабовского, Ю. Федьковича и др., а также «целый ряд научно-популярных работ — по медицине, технике, истории, естествознанию» {54}. «Украинских книжек выходит у нас много: изданы сочинения Марка Вовчка, Кулишевой (имелась в виду Ганна Барвинок, вдова П. А. Кулиша.— Авт.), поэтов Крымского, Чернявского, Свидзинского, Руданского, „Літературний збірник“ в Киеве и множество популярных книжечек» {55},— сообщал в частном письме от 13 января 1903 года И. С. Нечуй-Левицкий.

Таким образом, в период так называемых «гонений на украинское слово» выходили и художественные, и научные, и популярные книги, и даже учебники на украинском языке. Другой вопрос, что вся эта печатная продукция не пользовалась спросом. Тот же Б. Д. Гринченко, распространявший украинские книги через книжный склад черниговского губернского земства, пошел на открытый конфликт с женщиной, занимавшей должность директора книжного склада, поскольку та жаловалась, что издания на украинском языке плохо продаются и не хотела связываться с их распространением как с делом заведомо убыточным. «„Бабушку Марфу или за Богом молитва, а за царем служба не пропадает“, хвалебные „жизнеописания“ царей: Петра, Екатерины II, Николая I, безграмотные „Песенники“ и всякий другой лубочный и нелубочный мотлох она хотела иметь в книжном магазине, так как такие книжки и рисунки давали большую прибыль, а украинскими книжками брезговала, потому что с них выгода маленькая» {56},— возмущалась позднее М. Гринченко, жена и соратница украинского деятеля.

Используя свои связи в губернской земской управе, Б. Д. Гринченко принялся откровенно выживать несговорчивую директрису. И ведь добился своего: женщина вынуждена была уволиться, а на ее место взяли «сознательную украинку» (все это происходило во время «гонений на украинское слово»!). После такой замены украинские книжки, конечно, не стали продаваться лучше, но легальное прикрытие для своей пропагандистской деятельности украинофилы получили.

В том же Чернигове, когда в феврале 1897 года на заседании комиссии по народному образованию губернского земства рассматривался языковой вопрос, председатель комиссии, симпатизировавший украинофилам Рудановский, признался, что лично «накупил кипу малорусских книг Гринченко и еще какого-то Харьковца и передал в школу. Но, по отзыву учительницы, они мало читаются» {57}. Практически о том же свидетельствовал ярый украинофил Д. И. Багалей, возглавлявший в 1890-е годы издательский комитет «Общества грамотности» в Харькове. Комитет издавал книги в основном на русском языке и только несколько брошюрок выпустил по-украински. В «Автобиографии», написанной уже в советское время да еще в период оголтелой украинизации, Багалий, как и положено украинскому деятелю, объяснял малое количество изданных его комитетом украиноязычных книжек все теми же «гонениями на украинское слово», но тут же проговаривался: «Русский язык господствовал в изданиях комитета еще и потому, что среди населения Харьковщины — даже сельского, и ее городов, особенно таких больших, как Харьков, был значительный процент русских и тех, которые называли себя „русскими“, то есть, получив русское школьное образование, читали и писали литературным русским языком, несмотря на то, что сами или родители их и деды были украинцами по происхождению» {58}. Пытаясь затушевать неблагоприятную для «национально сознательных» деятелей картину, Багалий пишет только о «значительном проценте» русскоязычного населения, но каков был этот процент, видно из изданий возглавляемого им комитета: из 95 книг — 90 напечатаны на русском языке и 5 — на украинском {59} (причем украиноязычные книги печатались лишь из «идейных» соображений, а не потому, что на них был спрос).

Непопулярность украиноязычной печатной продукции можно проиллюстрировать и на примере распространения Библии (во многих крестьянских домах это была единственная книга). Известно, сколько крокодиловых слез было пролито украинофилами по поводу того, что из-за запрета властей украинские крестьяне не имеют возможности читать Священное Писание «рідною мовою». В украинской прессе живо описывали, как ждет не дождется этой возможности сельский люд, как страдает из-за ее отсутствия. При этом указывали на подготовленный еще в 1860-х годах украинский перевод Евангелия, который не был издан из-за наложенного властью запрета. Такой перевод действительно был подготовлен Ф. С. Морачевским. И действительно был признан Святейшим Синодом не нужным народу, что дало украинофилам повод для жалоб на «притеснения». Правота Синода выяснилась позднее. Как свидетельствует известный украинский деятель Ю. Липа, «когда это Евангелие было напечатано в 1906 г. — оно не имело большого успеха» {60}.