Владимир Афиногенов - Нашествие хазар (в 2х книгах)

• Название: Нашествие хазар (в 2х книгах)
• Автор: Владимир Афиногенов
• Издательство: Гепта Трейд
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1996
• ISBN: 5-87683-007-0

В первой книге исторического романа Владимира Афиногенова, удостоенной в 1993 году Международной литературной премии имени В.С. Пикуля, рассказывается о возникновении по соседству с Киевской Русью Хазарии и о походе в 860 году на Византию киевлян под водительством архонтов (князей) Аскольда и Дира. Во второй книге действие переносится в Малую Азию, Германию, Великоморавию, Болгарское царство, даётся широкая панорама жизни, верований славян и описывается осада Киева Хазарским каганатом. Приключения героев придают роману остросюжетность, а их свободная языческая любовь — особую эмоциональность.

---

«Плохо читаешь… Иначе бы увидел в них ненависть!» — про себя воскликнула печенежская дева, но, превозмогая себя, улыбнулась и стала изображать страстную гетеру, но с одной только целью — как можно скорее доиграть эту роль до конца.

«О, Гурк! Кажется, получилось; он мешком свалился и захрапел… Теперь я попробую то, что находится в этой вазе», — Деларам подошла к окну, вытянула руку, предзакатные лучи заиграли на золотых узорах вазы. Дева начала потихоньку кушать варенье, вдыхая лёгкий пряный запах наркотического снадобья.

В белом яблоневом весеннем саду, пронизанном солнечными лучами, она зрила себя в окружении милых русоволосых служанок с васильковыми глазами, а рядом сидела и плела венок из ромашек черноокая Айша; любимица доплела его и водрузила венок на голову госпожи. Поверху, по бокам, внизу плавали облака, похожие на стаю белых лебедей, и сквозь разрывы в дымчатом тумане сияли звезды. На каждой стояли голенькие дети, и кто- то шепнул на ухо печенежской девы: «Это души безвинных усопших…» — «А разве может человек умереть безвинным?…» — спрашивала Деларам.

А потом она, взявшись за руки с Айшой, взмывала к этим звёздам; сердца женщин сладостно трепетали в полете, теплота и небесная синь окутывала их тела, — и каждая звезда улыбалась госпоже и служанке, и задорно смеялись ангелы-дети…

И вот она снова в саду — звучит сладостная упоительная музыка, Деларам пьёт золотистое вино, и у неё начинает легко кружиться голова… Ах, бог Гурк, вот где настоящее блаженство!..

И тогда появляется он сам, бог Огня и Солнца, в красных лучах: на голове у него алмазная корона, он в хитоне, усыпанном рубинами, прежде называвшимися балангусами, которыми врачуют сердце, мозг и память человека. На ногах Гурка сандалии с маленькими крыльями, в правой руке бог держал жезл, в левой — драгоценный камень абастон…

Гурк протягивает его Деларам и говорит:

— Если зажечь, он никогда не потухнет, подобно блуждающему огню, который называют «перо саламандры». Он содержит внутри сырую густоту, благодаря чему огонь не гаснет… Зажги его, не бойся, и будет гореть до тех пор, пока в душе твоей клокочет пламя безудержной страсти. Страсть твоя — любимая Айша и то, что берёшь из вазы. Мужчины не в счёт, они вызывают неприязнь и отвращение. Грубые скоты, жаждущие крови и чужих смертей…

— Бог, ведь ты тоже мужчина?

В ответ прозвучал громкий смех, от которого опал белый цвет в саду, — сделалось вокруг всё зелёным и ясным.

— Я бог над всеми, я выше всех… Поэтому я не то и не другое… — сказал Гурк. — Зажги абастон!

И камень вспыхнул ярким огнём, ожёг пальцы Деларам, и она проснулась.

О, как противно возвращаться в действительность: смятые покрывала, скомканный халат тудуна. И он, по-прежнему храпевший во сне… Деларам хотела кликнуть Айшу, но вспомнила, где находится, проглотила тягучую слюну, заглянула в вазу — пусто, полизала языком донышко… Чуть полегчало.

«Не могу видеть этого борова!»

Менаим за последнее безмятежное время, так как никто не нападал, не тревожил крепость набегами, ожирел, заимел большой живот и безобразную толстую шею.

Деларам села возле окна и стала дожидаться, когда наместник проснётся.

«Как верно, как верно! Беды идут от мужчин, и все мои беды от них… Начиная с того, что убит был отец, и как меня, почти девочкой, привезли в Киев… И в тринадцать лет сделали наложницей… И сколько слез я потом пролила! А теперь за поруганную плоть и душу я буду мстить!»

Перевела взгляд на одну из стен сераля, — на хорезмийском ковре висели сабли и кинжалы. Покосилась на тудуна, который продолжал храпеть, гадко оттопыривая полные слюнявые губы. И злоба захлестнула Деларам, нет, даже не на него, Утешителя, — вообще: ярая, дикая злоба… Менаим олицетворял сейчас собою всё то горе и все напасти, которые обрушились на неё лавиной с неотвратимостью лютого рока… Пока мысли печенежской девы не оформились, но после сна, когда увидела самого Гурка, возжелавшего, чтобы она зажгла «перо саламандры», ничего не просившего, из глубины её сознания неясными наплывами пробивался вопрос: «Может, и не надо было приносить в жертву ту русскую юницу?…»

Деларам подошла к настенному ковру, сняла острый, как наконечник стрелы, кинжал, крадучись сделала несколько шагов по направлению к Менаиму, но тут же отбросила кинжал в сторону и, зарыдав, закрыла лицо руками: чувствовала, как из сердца уходили последние остатки жизни, а с опустошённым сердцем не мстят… К тому же, видимо, Менаим находился под покровом Шехины[209]. Это его и спасло…

Кинжал упал на пол, ничем не покрытый, булатная сталь издала громкий звук, — он да ещё и рыдания девы пробудили тудуна от сна. Протёр глаза и сразу всё понял, позвал стражу.

Когда о случившемся известили Чернодлава, тот криво улыбнулся… Наверняка, даже оставаясь от Деларам на расстоянии, он воздействовал на неё посредством внушения поднять руку на Утешителя, который им никогда не был…

Деларам в ожидании казни заточили в темницу, находящуюся в подвале воинского гарнизона.

Первые дни не давали ни есть, ни пить, — но это было не самое страшное: не давали зелье, отчего у Деларам случались припадки, заканчивающиеся жуткой ломотой во всём теле; она кричала, звала на помощь — бесполезно, никто не отзывался и не приходил…

Через три дня ей принесли кувшин с водой. Трясущимися руками она обхватила его и, проливая себе на грудь, жадно стала цедить влагу, пробивая ставшую комом в горле горькую слюну.

«О, Гурк, благодарю, не дал умереть!»

Но желание принять зелье было так велико, что она после очередной ломоты впала в беспамятство. Сколько оно длилось, Деларам не могла сказать, а очнувшись, несмотря на ужасную головную боль, почувствовала, как сознание понемногу прояснилось, но не до конца воспринимая, почему она находится в этой душной без окон темнице с сырыми стенами и таким же полом, устланном камышовой соломой, по которой днём и ночью сновали, производя противный треск, крысы… Но узницу они пока не трогали.

О существовании Деларам будто снова забыли. Но о ней помнил шаман; он задумал иное, намного значительнее, чем уничтожить наместника её руками — поручение кагана он лучше осуществит сам…

Вскоре на сайгачной охоте Менаима, увлёкшегося погоней за резвым животным и далеко оторвавшегося от телохранителей, нашли в дождевой вымоине со стрелою в спине. А первыми нашли его разведчики сотника Алмуша, которые вместе с тудуном принимали участие в поиске и преследовании степных антилоп…

Отодвинулись засовы на кованых дверях темницы, и по повелению Чернодлава, возглавившего воинский гарнизон Саркела после гибели наместника, полуживую Деларам извлекли на свободу.

Но на свободу ли?!

* * *

Не получив от болгарского царя поддержки, Дир часть войска во главе с Ратибором и Умнаем отправил по суше в Киев, а сам на диерах, купленных вместе с гребцами у наместника в Варне, вышел в Понт Эвксинский. На каждом корабле он разместил по сто воинов, — диеры были последней постройки, внушительные по размерам. Пришлось хорошо раскошелиться… Нанять кормчих.

И вот, когда корабли стали огибать выступающий в море мыс, похожий на двугорбого верблюда, за которым высились крепостные стены Сурожа, Дир собрал в просторной каюте близких людей и поведал свою задумку:

— Вы знаете, что походная казна наша полупуста. Если не сказать больше… Чтобы её пополнить, предлагаю подойти к берегу и взять приступом город… Мне говорили, что в нём процветает купечество и есть богатые храмы…

— Да, княже, ты прав… Это ромейский город. Богатых купцов много и храмов тоже, и в этом убедился ещё за сотню лет до нас новгородский князь Бравлин. Я не советую расходовать силы, они нам сгодятся для взятия Саркела. Крепость сия — крепкий орешек, и чтобы взломать её, много трудов потребуется, — сказал Светозар.

Дир хмыкнул, но промолчал. Отпустил собравшихся, вышел на палубу, всмотрелся в мощные каменные сооружения, вплотную примыкающие к морю. Подошёл Еруслан, кивнул в сторону Сурожа, промолвил:

— Воевода прав, княже… Возни много тут, к тому же, наверняка, там всё наготове, соглядатаи не преминули передать о нашем водном пути…

— Хорошо, позови Светозара.

Когда воевода явился, Дир, улыбаясь, спросил:

— О каком новгородском князе давеча ты баял?

И Светозар рассказал, как повоевал Сурож Бравлин и как дружина пограбила город и окрестности, вытащила из храмов золотые и драгоценные вещи, и как сам князь стал разорять церковь святой Софии, но тут лицо его обернулось назад…

— Как это?

— Шея свихнулась, не повернуть… Говорят, христианский Бог наказал… И только когда Бравлин повелел вернуть пленных и всё отнятое у жителей Сурожа и священников, лицо его встало на место. И Бравлин, увидев сие чудо, окрестился…