Владимир Афиногенов - Нашествие хазар (в 2х книгах)

• Название: Нашествие хазар (в 2х книгах)
• Автор: Владимир Афиногенов
• Издательство: Гепта Трейд
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1996
• ISBN: 5-87683-007-0

В первой книге исторического романа Владимира Афиногенова, удостоенной в 1993 году Международной литературной премии имени В.С. Пикуля, рассказывается о возникновении по соседству с Киевской Русью Хазарии и о походе в 860 году на Византию киевлян под водительством архонтов (князей) Аскольда и Дира. Во второй книге действие переносится в Малую Азию, Германию, Великоморавию, Болгарское царство, даётся широкая панорама жизни, верований славян и описывается осада Киева Хазарским каганатом. Приключения героев придают роману остросюжетность, а их свободная языческая любовь — особую эмоциональность.

---

Квадрат окружался двойным рвом, а земля из него использовалась для устройства вала, палатки солдат были кожаными. Каждые ворота обычно охранял центурий, — Василий в виду близости агарян укрупнил стражу.

Тяжёлая конница до двух тысяч «бессмертных» и лёгкая до десяти тысяч всадников тоже располагались здесь, — лошади питались в основном фуражом: трава в лагере вытаптывалась велитами и терзалась телегами, запряжёнными волами, которые доставляли продовольствие. Находились рядом и боевые колесницы и их экипажи: двое возничих на одну…

Задумал также Василий приспособить к колесницам «греческий огонь» — на конце оглобли, разделяющей попарно четвёрку коней, установить сифон с горючей смесью. В предстоящем бою надлежало этой устройство опробовать…

— Думаешь, выйдет из сего что-то путное? — спрашивает возничий по имени Велизарий другого, которого звали Маркианом.

— Думаю, да… Как говаривал в своё время мой тёзка, император византийский, отвечая предводителю гуннов Аттиле: «У меня золото для друзей, а для врагов железо». А у нас с тобой, Велизарий, будет приготовлен огонь для нехристей… Почище железа!

— Дай-то Христос!

— Эх ты — святой Пётр сомневающийся… — незлобиво укорил друга Маркиан.

…На заре в византийском и арабском лагерях молились, собственно, одному Богу, который у первых назывался Саваоф, у вторых — Аллах. Но вспоминали разных Мессий — Иисуса Христа и Мухаммеда, если отбросить территориальные притязания и человеческие амбиции тоже, то войны не на жизнь, а на смерть между этими двумя народами в общем-то шли из-за различий веры в Бога, который един, только ритуалы его почитания разные…

Христиане считали, что сила их поклонения выше и значительнее, ибо перед глазами у них стоял пример самопожертвования во имя Всевышнего и великого могущества мученика за грехи людские… Мусульмане же видели Мухаммеда, несмотря на его всего лишь купеческое происхождение, стоящим выше над остальными пророками — христианскими, иудейскими и над грозным Буддой, статуи которого представлялись им громоздкими, непонятными и ужасными сооружениями…

Ислам, набросивший мрачные покровы на жизнь арабов, не терпел никакой скульптуры, осуждая изображения людей и животных, в последних признавая только волка, которому Мухаммед повелел трогать лишь овцу богача, собачку, спящую семью снами, и кошечку Абу Хирайры, которую погладил сам пророк. Живопись, как таковую, тоже отрицал, заменив её узорами на толстых коврах, резьбой и мозаикой на стенах мечетей, дворцах халифов и эмиров да цветистыми слева направо письменами…

Вот сейчас, только по-разному, помолятся Богу Велизарий и Маркиан, Фархад и его друг, а был бы с ними поэт, и тот, да и ринутся в кровавую схватку, чтобы проломить булавами друг другу головы или снести их мечом с шеи, как тыквы со стебля, выжечь огнём глаза из сифона или же ископытить…

А до того как встретиться в смертельном бою, они чему-то радовались, вспоминая хорошее, говорили о добре; и глаза видели привольно раскинувшееся над суетными лагерями такое прекрасное небо, где обитает Бог — высокий царь света, государь всех существ, царь царей, блеск непременный, красота, сияющая непрестанно, жизнь сверх жизни, свет сверх света, не ведающий изъяна и порока, милость без гнева и ревности… И с такими наивысочайшими именами Бога люди вскоре сцепятся, как дикие хищники, позабыв обо всем человеческом, что возвело пещерного зверя до состояния Высокого Духа…

Велик человек и страшен!

Византийцы из главных и боковых ворот выходили следующим образом: вначале через рвы по дубовым быстроразъёмным мостам переправились боевые колесницы, потом пошли «бессмертные», закованные с головы до ног в железо, за ними — лёгкая конница и далее пешцы, ведомые оптионами, пантекортархами, декархами и лохагами.

И, наконец, из лагеря выехал сам доместик с тысячью экскувиторов и схолариев — солдат отборных воинских и гвардейских центурий — и священники с иконами и хоругвями.

Пешцы, хорошо зная своё место в строю, быстро образовали фалангу с глубиной в двадцать шеренг. Сомкнув щиты и выставив копья (причём древки заднего ряда лежали на плечах переднего), они теперь составляли подвижную «стену», отличающуюся чрезвычайной силой удара при атаке и огромной сопротивляемостью при обороне.

Варда и другие военачальники немало удивились, когда Македонянин отдал распоряжение впереди пехоты расположить тяжёлую конницу и конных лучников, обычно их ставили на флангах. Сейчас же там занимали позиции боевые колесницы и пращники. Логофет подъехал и выразил сомнение в правильности того, что делает доместик… Василий ответил:

— Твоё место, Варда, среди «бессмертных»… Поторопись к ним!

У Варды сверкнули злобой глаза, что не ускользнуло от взгляда Македонянина. И Василий подумал: «Придёт время, и ты окажешься, чванливый гордец, среди самых настоящих смертных…»

До сведения экипажей колесниц и пращников довели, чтобы они были внимательны при занятии боевого порядка, так как ночью, скрытно от противника выкопали «волчьи ямы» и замаскировали.

Гвардию и отборные части Василий оставил в резерве. Воины тяжёлой конницы впервые видели приготовления неприятеля, так как они происходили теперь у них на глазах: очень расторопно заняла своё место первая линия арабов, состоящая из манёвренной, хорошо вооружённой конницы. Зачастую решал исход боя «Утро псового лая», а вторая линия лишь закрепляла победу… Поэтому она только подтягивалась.

Фархад, схоронясь за плетёным щитом с козырьком, но держа наготове арбалет, спросил своего друга:

— Ты видишь впереди византийской пехоты закованных в железо всадников?

— Вижу, но этого не бывало… Что нам ещё приготовил новый доместик?

— Посмотрим… Подождём…

Но ждать и смотреть долго не пришлось, ибо почти одновременно у византийцев и арабов взыграли боевые трубы, и конница агарян лавиной бросилась вперёд, по мере скачки образуя знаменитый полумесяц, острые края и утолщённая середина которого, как топор палача, были нацелены, как всегда, на фалангу пешцев, но встретила крепкий щит из железа катафрактов и хорошей выучки «бессмертных»…

Зоркие глаза Василия отыскали Варду, отчаянно рубившегося в первых рядах, охваченного приступом дикой злобы не столько на врага, сколько на Македонянина. Он яростно сносил головы агарян, и те падали, как червивые яблоки. Доместик позавидовал силе и умению сражаться этого уже в годах человека. И негодование на него начало смягчаться.

Велизарий сегодня в битве исполнял роль возничего и, натягивая вожжи до онемения в кистях, еле удерживал нетерпеливую четвёрку лошадей, которых пугал непонятный предмет на оглобле. Когда кони сорвутся с места, их охватит азарт дикой скачки, и они уже не будут обращать внимания не только на сифон, но и на то, как он станет изрыгать горящую серу…

Маркиан со щитом и длинным копьём стоял в колеснице и спокойным взглядом созерцал происходящее. Спокойствие и уверенность находящегося рядом друга действовали на Велизария облагораживающе.

Конница агарян уже развеяла «бессмертных», несмотря с их стороны отчаянное сопротивление, но натиск её заметно ослабел. На это и рассчитывал доместик византийцев. Но встретившись с фалангой, арабы будто удвоили мощь; к ним на подмогу пришли ещё конные лучники, которые стали расстреливать отступающих всадников тяжёлой конницы и плотно насели на пешцев. Под зелёными знамёнами ислама, с громкими непрерывными криками «Алла! Алла!» агарянам удалось расстроить первые ряды византийцев, но тут Македонянин дал знак пращникам, и те с обоих флангов буквально закидали наступающих камнями и железными зубьями…

Вскоре арабы оправились, сомкнув плотнее конные ряды, и с копьями наперевес снова ринулись в атаку.

— Скоро и наш черед… — сказал Маркиан.

— Не лошади, а звери! — воскликнул Велизарий.

Но нет, момент вступления в сражение боевых колесниц ещё не наступал. Варда сумел перегруппировать силы и с боков мощно ударил по лучникам всей тяжестью железа и длинных копий.

Звон мечей, сабель, щитов, копий, дротиков и предсмертные стоны витали над полем боя; дико ржали лошади, копытили упавшие на землю тела раненых и убитых, вырывая из них куски мяса острыми подковами. Разлетались на части черепа, — тесно становилось: кони тёрлись боками друг о друга и грызлись между собой, пешие, срывая с седел всадников и подминая под себя, кололи их, плотно отжимая от себя острие меча, так как взмахнуть им было невозможно…

Сражение затягивалось, но перевес пока оставался на стороне арабов, и Фархад с другом уже подумывали над тем, что им сегодня не придётся в нём участвовать…

Всадники, составляющие края полумесяца, напоролись на «волчьи ямы», и много лошадей и наездников остались лежать с поломанными хребтами и ногами. Казалось бы, негоже христианину радоваться в такой момент, но восторгом наполнилась грудь Велизария при виде поверженных, хотя он знал, что они испытывают жесточайшие муки… Лишь на ум, словно в оправдание, приходили давным-давно сказанные слова: «Христос терпел…»