Измайлов Андрей - Белый ферзь

• Название: Белый ферзь
• Автор: Измайлов Андрей
• Издательство: Локид
• Жанр: Триллер
• Год: 1996
• ISBN: 5-320-00042-1

Неузязвимых не бывает. Даже если ты достиг совершенства в единоборствах Востока…Но незавидна участь тех, кто рискнул уязвить подлинного сэнсея, пытаясь втянуть его в собственную игру. Даже если противник неуловим, не видим, не победим. Даже если воин изначально в цугцванге – любой ход ведет к поражению. Как знать, как знать…

---

Сиделка Света окончательно сникла. Даже утишила дыхание, прекратив возмущенно пыхтеть.

Колчин тоже молчал, нагнетая тишину. И поймал- осознал – в кухне тоже тихо. Неуемная доселе Алабышева… притаилась? Шкодливая то была тишина. Сродни внезапной тишине в детской: значит, точно какую-то пакость претворяют в жизнь – пол чернилами красят или занавески режут на пеленки для куклы.

Выстрел!

В кухне хлопнул выстрел. И тут же звон разбитого осыпающегося стекла. И через до-о-олгую секунду – стеклянный взрыв внизу, в «скверике». И – бабий визг снизу же: «Уби-и-или! Заре-е-езали!».

Да. Не дай мне бог сойти с ума. Уж лучше посох и сума.

Алабышева таки располосовала себе руки – не букетными шипами, так торчащими осколками выбитого окна.

Визжала («Уби-и-или! Заре-е-езали!») не она, визжала жиличка, перед носом которой просвистел клыкастый кусок стекла и разбрызгался в ничто, в мелочь буквально под ногами – в сантиметре, в двух. Визжала постфактум – ее даже не поранило, не посекло. Уф! А сделай она шаг, пол шага вперед?! Вот и визжала – страх нагнал и окатил.

Сиделка Света опередила Колчина и ворвалась на кухню. И не потому, что превзошла реакцией сэнсея ЮК. Наоборот. Колчин среагировал на два хода вперед и уже вполне сознательно позволил девице оторваться от него на ход – он мгновенно восстановил воображением, что и как могло грянуть на кухне. Потому и не поспешил. Только из невредимого комнатного окна отнаблюдал: как там внизу? убили? зарезали? Кричит – значит, цела жиличка. Просто испуг. И на том спасибо. Иначе пришлось бы застрять надолго. А так – пусть каждый занимается своим занятием: сиделка пусть отрабатывает немалую плату за опеку- надзирание, а он, Колчин, пожалуй… пожалуй, ему пора…

Он все-таки заглянул в кухню. Так оно и есть. Как и подсказало воображение: Алабышева в ошметках шипящей пены мертвой хваткой держала бутылку шампанского, норовя донести горлышко до рта. Сиделка Света зверски, неумело выкручивала полупустую бутыль из рук подопечной, отлепляла пальцы по одному и шипела пошумней шампанского. Алабышева, хватанувшая из горла, икала от пузырьков, заталкивала вглубь себя, пускала носом. Дорвалась!

Сказано: опасайтесь пузырьковых!

Сказано: не доверяйте женщинам открывать шипучие вина.

Пробка выстрелила и разбомбила окно. Начхать! Главное – откупорилась! Глыть-глыть, пока не отняли!

– Отдай! Отдай, паразитка! – пыхтела сиделка. Ты ш-што, не понимаеш-ш-шь?! Ты человека приш-ш-шибла! – Наконец вырвала бутыль (Колчин мог бы отнять шампанское у Алабышевой одним движением, но… подарки обратно не забирают, во-первых, а во- вторых, бой-война в полный контакт с тешшшей – это фарс, это дурной водевиль, ну вас к богу!).

– Я от вас позвоню? – дал понять, что таким образом эвакуируется из обстреливаемой зоны.

– Да хот-ть!.. – выдохнула сиделка.

Он позвонил. Из комнаты, где был прежде. Коротко:

– Колчин. Да. Сегодня. Из Москвы. Да. Я бы сейчас подъехал, как?.. Ну, в пределах получаса. Да, я здесь неподалеку. Рядом… А, это телевизор!

Это не телевизор. Это наяву. Сиделка Света на кухне устраивала громогласную выволочку княгине-комсомолке:

– Я т-тебе посмотрю! Я т-тебе покажу! Не насмотрелась?! Сидет-ть, паразитка! Руки под струю! Под струю, говорю! Обе! Вот наказанье!.. – полуобернулась к Колчину, не выпуская из захвата алабышевскую талию: – Там в ванной йод и бинт! И ватка! Не поможете?

Отчего же? Святое дело! Помог.

Однако, ну и ванна! Объемом в две обычные. Вот где «фуро» так «фуро» могло бы быть. Когда б не ржавая грязь и почти уже мохнатый налет от прежних омовений!

– Я ей говорю: человека пришибла! А она мне: я только посмотрю! И – прыг! И – цап! Д-дура! – приговаривала сиделка, сноровисто-профессионально перевязывая обе изрезанные ладони Алабышевой (да, опыт медицинской сестры налицо… хм… на руки… впрочем, опыт надзирателя – тоже: забинтовав ладони, она продолжила наматывать, прихватив оба запястья). – Вот так вот будешь у меня сидеть! И попробуй только пикнуть! Я т-тебя живо на Пряжку отправлю! Сейчас за тобой приедут, паразитка, заберут!

– Не надо меня… – залопотала княгиня-комсомолка. После всплеска, так сказать, жизненных сил нахлынула меланхолия. – Меня надо в Смольный…

– Опя-а-ать?! В Смольный, да?!

– Нет, нет… – сдалась Алабышева, – Не хочу в Смольный! На Пряжку не хочу! Хочу здесь!

– Вот и заткнись! Чтоб тише мыши, ясно?! Марш, к себе! Еще мне твоих соплей не хватало – на сквозняке! Марш!

Алабышева под конвоем сиделки покорно поплелась к себе. На Колчина даже не взглянула, уткнувшись в свежеперевязанные-связанные руки: спрячусь в ладошки – и нету никакого буки!

– Я пойду… – сухо-строго оповестил Колчин, дав понять: последуют ли санкции карательного свойства или не последуют они против вольноопределяющейся сиделки, зависит от ее способностей к исчерпыванию инцидента. Даром что инцидент спровоцирован им самим. Ну да у сильного всегда бессильный виноват. Неча на гостя пенять, коли сама инструкцию нарушаешь!

В дверь настырно и беспрерывно зазвонили. Совсем некстати для Колчина. Скорее всего жертва стеклопада. Во-от только разборок на коммунальном уровне Колчину не достает!

– Погодите пока! – громким шепотом попросила сиделка. – Побудьте там, у входа к НЕЙ!

На сей раз она выполняла инструкцию с усердием первогодка – педантично, упрямо.

На лестничной Площадке действительно топталась распаленная «жертва» в сопровождении то ли соседей, то ли домочадцев. Многоголосие:

– Вы хоть понимаете?! А сейчас милицию!.. Давно выселить!.. А если бы по голове?! Да что ты с ней! Выломать, на хрен!.. Она еще и не открывает!

Сиделка Света, надо отдать ей должное, взяла нужный тон – просительный, поддакивающий, но и категоричный: она сама перепугалась, у них просто несчастный случай, здесь больной человек, вы же знаете… нет, она сейчас не откроет, она сама вызвала кого следует и теперь ждет, не надо так волноваться, моральный и материальный ущерб будет возмещен…

– А если больной, то на Пряжке ей место! Не среди здоровых людей, а среди психов! А то взяли моду!..

Судя по убывающей агрессии тех, кто жаждал войти, не так невтерпежно они и жаждали: Алабышева наверняка была давно и хорошо известна обитателям дома номер семнадцать по Скобелевскому проспекту – что стребуешь с псишки?! Но для порядку надо побазлаить, надо, – она, может, и псишка, однако неудобства подобного соседства с лихвой компенсируются: деньги есть деньги, а они у общества типа милосердия есть. Не впервой. Проверено практикой.

Колчин прислушивался на два фронта. С лестничной площадки сквозь дверь бухтели «жертвы». Из комнатной темноты в приоткрытую щель бормотала княгиня-комсомолка.

Она пряталась. Она не хотела на Пряжку.

– Ты кто? – бормотала перепуганная Алабышева, – Ты их только не пускай. Я здорова! Я все понимаю! Я все-все понимаю! Не пускай их! Это он их специально присылает! Он давно меня хочет на Пряжку! Он у меня дочь отнял! Он ее от меня спрятал! Он ее от всех спрятал! Я все-о-о знаю! Он хочет меня на Пряжку спрятать и дочь спрятать! А я спрячусь, он меня не найдет! Спрячь меня, слышишь?! Ты кто?!

– Тише! – цыкнул Колчин, напрягая слух: уйдут когда-нибудь скандалисты? А то ему-то давно пора! Довольно он внимал бредням про злодея-Валю – и карьеру княгине-комсомолке загубил, и дочь назло народил («У меня нет дочери! У меня никогда не было дочери!»), и спрятал в Москву, лишив Инну материнской ласки-заботы! Довольно он внимал! От такой мамаши на край света сбежишь, не то что в Москву!

– Ты Игорь! Я тебя узнала! Ты их выгони! Ты им скажи: нет никого!.. Никого нет! Нет… Меня нет. Меня давно уже нет. Ни для кого меня нет! Но я не хочу на Пряжку, слышишь, Игорек! Не отдавай меня на Пряжку! Он их подослал! А меня нет! И доченьки моей нет! Была – и нет! Он их тоже подослал! А я все-о знаю! Я все-о-о понимаю! Думаешь, я не понимаю?!

– Кого подослал? – рискнул откликнуться Колчин. Мало ли что всплывет из пучин кипящего шизофренией разума!

– Слышишь?! – заполошно отреагировала Алабышева. – Это они! Он их и подослал! За ней! И за мной! Меня нет, скажи им. Никого нет.

– А Инна? – ежась от внутреннего неудобства, все-таки проверил Колчин.

– Она здесь. Она тут со мной. Мы прячемся. Мы не поедем на Пряжку. Она рядышком. Инна, Иннуля! Тш-ш-ш. Иди сюда, иди ко мне. Тебя тут спрашивают… Ты кто?

М-мда, с Рождеством вас, Ревмира Аркадьевна!

– Ушли пока что! – сообщила сиделка, ежась, но не от внутреннего неудобства, а от морозного сквознячка из кухни. – Вы-ы-ы… – приглашая воспользоваться паузой и тоже, того-этого, уйти уже наконец- таки!

Алабышева тут же схлопнула щель – ее нет!

– Звонить не будете? – сердобольно продежурил тоном Колчин, имея в виду разбитое окно, выстужаемую кухню и вообще…