Василий Соколов - Избавление

• Название: Избавление
• Автор: Василий Соколов
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Г е н е р а л Р у д е н к о. Кто из подсудимых являлся активным участником в развязывании агрессивной войны против Советского Союза?

П а у л ю с. Из числа подсудимых, насколько я их здесь вижу, я хочу здесь назвать следующих важнейших советников Гитлера: Кейтеля, Йодля, Геринга - в качестве главного маршала и главнокомандующего военно-воздушными силами Германии и уполномоченного по вопросам вооружения..."

Пройдет еще некоторое время, и генерал-фельдмаршал Паулюс будет возвращаться к себе в Дрезден, в новую, демократическую Германию. И от имени военнопленных-антифашистов, волнуясь, он заявит:

- В Советский Союз мы въезжали врагами, а уезжаем друзьями...

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Целыми днями напролет, под пронзительными лучами жаркого августовского солнца солдаты рыли окопы, траншеи, строили землянки и блиндажи, словом, собирались не иначе как зимовать. Тяжелые, изнуряющие земляные работы велись и по ночам; в тихой южной ночи, когда все глохло, звон лопат, кирок и ломов, долбивших каменистую твердь, разносился на много километров окрест.

Все чаще над русскими позициями появлялась немецкая воздушная разведка; самолеты, прозванные костылями и рамами, залетали все глубже и могли просматривать и фотографировать обширные, на много километров протянувшиеся рубежи обороны; по ним, по вражьим самолетам, велся ружейно-пулеметный огонь, лишь иногда ввязывались в стрельбу зенитные орудия. Но порой и эти, зависающие высоко в небе, одиночные самолеты старались не отгонять; пусть делают съемку рубежей обороны и доставляют своему командованию вещественное доказательство, что русские собираются по Днестру зимовать.

...Тягуче и медленно, до уныния однообразно текло время в обороне.

Копают день. Копают неделю, другую... Траншеи, траншеи... Сперва они, сползая в пойму реки, казались канавками для стока дождевой воды. А день ото дня становились все глубже и наконец упрятали человека по пояс, потом и совсем с головой. Новые траншеи начинали рыть с возвышенных мест, с холмов, словно затем, чтобы скорее укрыться на простреливаемых участках обороны. Траншеи ползли вверх, как ужи на солнцепек, и буравили землю темными зигзагами.

Роют молча, с угрюмой сосредоточенностью. Никто не обронит лишнего слова, будто земляные работы поглотили всех без остатка, а усталость мешает говорить. Под вечер, когда жара спадает и ветер приносит из садов запахи сена и яблок, Нефед Горюнов шумно вдыхает ноздрями, медленно разгибается. У него ноет спина, ноют натруженные плечи и горят натертые до мозольного затвердения ладони. Он ворчит, как бы сбрасывая с себя тяжесть:

- Адская работа. А надо. Надо копать.

- Зачем надо? Совсем не надо! - басит Цулукидзе и щерится тонким ртом в сторону Нефеда. - Прикончим войну, приезжай ко мне. Гостем будешь... Семью давай, детей, внуков вези, всех забирай!.. Будем барашку есть на вертеле. Цинандали пить. Детей лесными орехами угощать...

- Надо бы и командира позвать, - советует Нефед и ищет глазами, мокрыми от пота, майора Кострова. Только сейчас вспоминает, что Костров с утра отпросился у командира полка поехать в Одессу, благо до нее от Тирасполя километров сто, а может, и меньше. Кто-то подсказал Кострову, что в Одессе есть мастер резиновых протезов. Сперва Алексей отнесся к этому скептически, не считал надобным носить резиновый протез, но после встречи с пленными, когда один немец, увидев у русского майора болтающийся рукав, удивленно и страшно проговорил: "Рука капут!" - Кострова больно задели эти слова, которые касались личной его трагедии, и, чтобы вот так не тыкал пальцем на него каждый встречный-поперечный и не бормотал сочувственно вслед: "Смотри-ка, инвалид пошел, калека..." - чего не любят, душою не принимают истые фронтовики, - Алексей Костров решил скрыть, как он думал, свое безобразие протезом.

Вернулся он часа в два пополудни, и Нефед, еще издалека увидев Кострова с болтающимся по-прежнему пустым рукавом, погоревал:

- Чего же... это... не сделали?

- А-а, нашел мастера, он к другому повел, к третьему, и всем нужны деньги...

- Черт с ними, с деньгами-то! - перебил Нефед.

- Да и я так думаю. Отвалил куш. Уверяли, будут отливать, сокрушенно проговорил Костров и спросил, как идут дела по укреплению обороны, сам взял в руку лопату, хотел было копать, но Нефед Горюнов заупрямился:

- Перестань, Алексей, без тебя управимся.

Копали день и ночь. Рубили, стучали. Земляные работы вконец надоели всем. Да и каким же изнуряюще долгим показалось сидение в обороне. Кажется, перелопатили землю на огромной территории, перевернули вверх дном не один холм и курган, а командиры, в том числе и Костров, настаивали:

- Рыть, рыть! - Костров и сам порой снова брал в руку лопату и копал.

Глядя на него, Нефед подозрительно щурил глаза.

- Ты чего, Нефед, косишься, вроде чем недоволен? - спрашивал Костров и спохватывался: - Могу и одной рукой, вот гляди - получается!

- Это само собой, привыкнешь, - отвечал Горюнов. - Да в толк не возьму... Вот была необходимость в землю уходить... Под Сталинградом, скажем. А так вроде и не копали. А тут враг не обстреливает, совсем смирный... Ихняя авиация не бомбит...

- А если будет обстреливать и бомбить? Тогда что? Голову в землю, а задницу кверху, как страус? - рассмеялся майор.

Рассмеялся и Нефед Горюнов. А минутой позже сказал:

- Не верится. Я вам сказал бы по секрету... Да и сами знаете, только таите...

- Какой секрет? Ничего не понимаю! - воткнув лопату в землю, приподнял голову Костров.

- Будто не знаете, - с упреком заметил Нефед. - Это нас обманывают.

- Кто обманывает?

- Наше командование.

- Нет, Нефед, напраслину наговариваешь. Да и посуди сам: какой интерес?

- Сидеть тут мы долго не будем, хотя и перерыли всю землю. Попомни мое слово.

- Но почему, ты мне объясни?

- На войне мы приобрели, как бы сказать, другое ускорение. И в окопах долго не усидим.

- Выходит, напрасно роем, все это впустую? - спросил Костров и нарочито строго добавил: - Командование знает, что делать. Да и не нашего ума...

- То-то и оно, что не нашего... Создадим ложную видимость обороны, уверим немцев, что зимовать тут собираемся, а потом и в момент стукнем!

- Стратег!

Костров лукаво усмехнулся; он и сам догадывался об этом, а сознаться в своих догадках не смел, просто не имел права.

- Хорошо бы, Нефед, твоими устами мед пить, - рассмеялся он и опять взял лопату, велев всем рыть, не переставая.

По ночам стали работать поочередно: одна группа копала и стучала железными скребками, другая - с вечера уходила в ближние тылы, в район деревни Копанки. Для этой группы удовольствия предоставлялись поистине райские: в садах созрели груши, они падали в траву, огромные, желто-спелые, и были до того наливные и сладкие, что таяли во рту. Откуда-то в плетеных корзинах крестьяне привозили молодое вино, оно было еще не крепкое, и солдаты пили его кружками, как воду, и постепенно хмелели. Затягивали: "Бьется в тесной печурке огонь..." и - вперемежку бражное, совсем уж разухабистое: "Шумел камыш, де-ре-е-вья гну-ли-ись..." - и потом засыпали вповалку и в обнимку на сене, под ветвистыми ореховыми деревьями.

В двадцатых числах августа, когда вот так отдыхающая группа солдат расселась и начала горланить песни, прибыл дежурный по штабу, поднял всех на ноги, гаркнув тревожно: "В ружье!" - и распорядился немедленно идти на боевые позиции.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Если обозреть карту-схему, которая именуется планом Ясско-Кишиневской операции, изучить замыслы и положения противоборствующих сил, нетрудно понять, что обе стороны, как это и бывает на войне, преследовали неумолимо решительные цели. Немецкая сторона создала три, по мнению имперских специалистов, неодолимые полосы обороны, каждая в своей толще свинцово-непробиваемая и протяженностью на сотни километров; насытила эти полосы массой гаубичной артиллерии и пушек полевого типа, минометов, танков; набетонировала огневые точки в виде дотов, нарыла траншеи, окопы и связующие ходы сообщений, загородилась минными полями и колючей проволокой... Мало того, и саму местность неприятель приспособил для удержания позиций: третья полоса, например, пролегала по хребту Маре, который, раскинув крутые зубатые кряжи на десятки километров, вставал каменным великаном перед войсками, двигающимися с северо-востока. Немцы сделали все, чтобы этот великан имел прочные латы и щиты, немецкое командование вплоть до угроз расстрелом приказывало своим солдатам сдержать русских на переправах Серета и Дуная. Это считался уже оперативный, едва ли не стратегический тыловой район, ключевой рубеж, прикрывавший Фокшанские ворота - естественный восьмидесятикилометровый проход между Карпатами и Дунаем. Прорвись русские через эти ворота, гулять им на просторе - в глубинах Румынии, на Балканах. А немецкое командование и не думало пропускать советские войска через Фокшанские ворота. Да и откуда русским набрать сил для наступления? Выдохлись, изморились долгими переходами. В обороне завязли, ишь копают - день и ночь...