Виктор Дьяков - «Тихая» дачная жизнь

• Название: «Тихая» дачная жизнь
• Автор: Виктор Дьяков
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014

Бывший майор спецназа Алексей Сурин и бывший боевик Исмаил живут в Москве: Сурин работает начальником охраны в крупной фирме, Исмаил менеджером в фирме у «московских чеченцев». И никогда бы не свела их судьба, если бы Сурин не был косвенно причастен к гибели семьи Исмаила. Брат погибшей во время «зачистки» жены Исмаила Ваха, тоже бывший боевик, находит Сурина и требует от Исмаила помощи в совершении кровной мести. Исмаил не хочет мстить, но вынужден помогать Вахе. Ваха вынашивает план похищения всей семьи Сурина, отдыхающей на даче. Исмаил, наконец, решается порвать с шурином. Он находит способ предупредить об опасности Сурина и исчезает.

Главные события повести происходят на фоне дачной жизни среднедостаточной семьи бывшего майора. Впрочем, возможно все наоборот, главные события — это как раз внутрисемейные коллизии, а детективные «отступления» всего лишь антураж взаимоотношений мужа и жены, отца и сына, матери и сына, матери и дочери, насыщенные бытовыми и эротическими сценами.…

---

Тем не менее, дома Иринка с той же двусмысленной улыбочкой сообщила уже отцу:

— Пап, тебя мама в баню зовёт.

Отец в отличие от матери не разозлился.

— Да дочь… сейчас иду, — с этими словами он взял заранее приготовленный свежий берёзовый веник, ибо любил попариться.

Баня, уже не новый, но ещё крепкий бревенчатый сруб, состояла из трёх небольших отделений: предбанника‑раздевалки, моечного отделения и парной. Пока мылись мать и дочь парная была не задействована. Когда же пришёл Сурин… Он сразу подбрасывал дров и забирался в парную на полок, под самый потолок, "отмокать". Лена на полок не лазила, она оставалась внизу. Когда же Сурин "отмокнув" плескал холодную воду на каменку, поддавал пару… Лена с визгом садилась на корточки, а если и там, в самом низу для неё оказывалось не в терпёж, пулей выскакивала из парной. Сурин с удовольствием наблюдал эти "сцены". Вот и сейчас он набрал ковш воды. Предупредил:

— Лен, поддаю!

— Подожди… сейчас… — жена поддерживая грудь, словно опасаясь что она чрезмерно болтается, хотя с той же целью можно было придерживать и множество прочих выпуклостей её добротного тела, молочно‑белого, там где прилегал купальник, и различных оттенков тёмно‑розового, в прочих местах… Она соскочила с лавки на которой сидела и поджав колени с некоторым подобием испуга, зажмурившись ждала упругой волны жара. Сурин плеснул и тут же крякнул. Пар, сопровождаемый шипением каменки, заполнял небольшое пространство парной.

— Ииии! — визжит Лена и опускается прямо на свои круглые колени, и наклоняет голову с распущенными волосами к полу

— Ну, ты прямо как поклоны бить собралась, — смеялся сверху Сурин, начиная хлестать себя веником, в то время как жена прямо на глазах покрывалась каплями пота.

— Молодец, сегодня выдержала, лезь сюда, попарю.

— Нее… я и здесь чуть жива, — едва не из последних сил отвечала Лена.

Сурин весь красный, в тугих жгутах длинных "легкоатлетических" мышц сошёл по ступенькам с полка, и окунув веник в таз с холодной водой стал легонько охаживать жену по относительно узкой спине в мягких складках, по широкому заду… Лена повизгивала снизу и просила почаще макать веник в воду. Наконец, её терпению наступил предел, она чуть приподнялась и не рискуя распрямиться полностью, задев мужа мягкими ягодицами протиснулась мимо него, выскользнула в моечное отделение… У Сурина было достаточно времени, чтобы не привлекая внимания жены осмотреть её тело. Но, ни каких следов "утреннего инцидента", ни каких даже подобий синяков на ней не просматривалось, кроме одного на правом бедре. Но его "поставил" он лично, во время прошлой бани, когда она вот так же убегала из парной, а он глубоко ухватив её, удержал и продолжал парить, пока она со смехом не выскользнула…

Настоящая парилка началась уже после того, как Лена обмотав голову полотенцем и облачившись в банный халат уходила и приходил Антон. Здесь отец сразу загонял сына на самый верх поддавал пару и хлестал безо всякой пощады. Спросить у Антона, что там у них с матерью была за "борьба в душе", Сурин тоже не решился.

5

Исмаил вернулся в Москву уже под вечер. То, что ему удалось выследить майора, узнать где находится его семья, не принесло ему ни радости, ни удовлетворения. Месть виновнику гибели его семьи, это он ещё мог оправдать, но то, что при этом может пострадать его семья, та девочка, что радостно кинулась отцу на шею… Хотя для большинства чеченцев, воспитанных в духе обязательной кровной мести, это дело само‑собой разумеющееся. Если погибла твоя семья, весь род кровника должен быть истреблён, тем более иноверца. Приехав домой, Исмаил долго не звонил Вахе… пока тот не позвонил сам.

— Ну, что ты выследил его?

— Да, — иначе ответить Исмаил не мог, он устал от постоянных попрёков брата жены, называвшим его позором рода и всего вайнахского народа.

Ваха сначала искренне обрадовался, когда Исмаил поведал ему что узнал. Потом по привычке вновь принялся упрекать:

— Почему ты сразу уехал? Растяпа, козёл. Надо было выяснить всё, сколько у него детей, кто соседи, прикинуть как их лучше взять, как устроить засаду…

— Не мог я задерживаться, там же небольшой посёлок, незнакомые люди сразу в глаза бросаются. Потом, мне кажется, ничего у нас там не выйдет. Во‑первых соседи, во вторых станция недалеко, а там милиция, — попробовал отговорить родственника Исмаил.

— Я так и думал что ты обсерешься, лишь бы не мстить. Что ты за человек, откуда такой среди нас? Ведь всё тебе сделали, на убийцу, твоего кровника вывели. Ладно баран, я не ты, я смерть сестры и брата не прощу. Давай объясняй, как до его дачи доехать. Но не думай, что увильнёшь… помогать будешь. А пока я сам туда съезжу, доделаю то, что ты не сделал…

Исмаил молчал, не пытаясь оправдываться… Но одно он осознал, требовать от него убийства вряд ли будут, раз Ваха фактически берёт это на себя. Исмаилу стало чуть легче дышать.

Двухнедельный отпуск Исмаила кончился. Но на работе буквально всё валилось у него из рук. Он не мог работать с документами, невнимательно составил письмо‑заявку деловому партнёру, чем навлёк нешуточный гнев хозяина. Такого с Исмаилом с того времени, когда он от баранки перебрался в офис ещё не случалось. Он униженно вымаливал прощение, говорил, что ему нездоровится. Хвала Аллаху, что хозяин, покричав, поверил в его болезнь и отпустил домой. Но и там Исмаил не долго наслаждался относительным покоем, ибо вечером заявился Ваха. По его нагло‑довольному лицу было видно, что он съездил в посёлок, и съездил не зря.

— Что, сидишь… учись пока я жив. Я всё разузнал и устроил. Там, напротив его дома азер поселился. Он к местной русской прошмандовке приклеился, живёт с ней… Ты и сам бы мог это узнать, а то сразу убежал, как трусливый баран, теперь понятно, почему ты в Чечне не остался, а сюда прибежал.

Исмаил, конечно, должен был поставить его на место, напомнить что родственник тоже почему‑то не отстаивает с автоматом в руках независимость Ичкерии, предпочитая сидеть здесь, в Москве, чем сражаться с вооружённой "градами", танками и самолётами русской армией. Но он как всегда молча выслушивал оскорбления.

— В общем так… я с тем азером побазарил. Он сначала в отказ, ничего для вас делать не буду. Но я его за химо взял и напомнил, что чеченцы сейчас за всю кавказскую нацию кровь проливают, пока они тут на базарах деньги делают, да русских поблядушек дерут. Гляжу замандражил, ну а я ему ещё пистоль свой показал… Совсем зассал азер, согласился на чердак нас пустить и еду приносить, а бабе своей скажет, что мы его земляки.

— Чердак… Зачем нам чердак?! — не понял Исмаил.

— Зачем ты так долго учился, если простых вещей понять не можешь? С чердака мы с тобой по очереди будем следить за домом этого майора, чтобы поймать момент и разом быстро, без шума покончить с ним и всем его выводком. Может просто всех на месте перережем, как баранов, а может и на Кавказ вывезем, а там уже не спеша с удовольствием утолим жажду мести. Сначала бабу и девчонку, на его глазах во все дырки… его убивать будем медленно, а бабу и детей потом в горы, в аул куда‑нибудь продадим, ещё и деньги получим. Вот так. Мстить надо уметь.

— Но я не знаю… как мы с хозяином, он и так уже сколько нас отпускал. Он сегодня кричал на меня, там работы накопилось, — слабо пытался воспротивиться этому плану Исмаил.

— Отпустит. Я ему объясню, что к чему. И денег даст. Он мне должен…

Отдежурив, Сурин позвонил Лене на мобильник. Та сообщила, что у них всё в порядке, напомнила не забывать поливать цветы в квартире, продиктовала, что ему купить и привезти в следующие выходные… В общем, переговорили как обычно, но Сурин в скорострельном щебетании жены пытался уловить хоть какой‑нибудь подтекст, хоть какое‑то подобие ответа: что же всё‑таки происходит в отношениях между женой и взрослеющим сыном?

В понедельник, в конце рабочего дня Сурин зашёл в кабинет к Фирсову, юрисконсульту фирмы, по совместительству выполнявшего и обязанности психолога. Фирсов, бывший армейский юрист, после выхода в отставку окончил какие‑то соответствующие курсы и имел диплом психолога‑консультанта. При приёме на работу сотрудников он обязательно с ними беседовал. Также и с людьми Сурина, когда тот обновлял кадровый состав охраны, привлекая туда своих бывших сослуживцев, ребят‑спецназовцев.

Сурин вошёл и, оглянувшись на дверь, поставил на стол бутылку коньяка.

— Александрыч, разговор есть.

— Судя по прелюдии, нешуточный, — улыбнулся Фирсов, кивая на бутылку, и полез в сейф за стаканами.

После вступительных фраз Сурин несколько смутившись "взял быка за рога".

— Слушай Александрыч, ты учение Фрейда знаешь?

— Чтооо… Фрейда? Да как тебе сказать, читал. Он ведь много чего понаписал. А тебя что конкретно интересует? — Фирсов немало удивился вопросу, но когда выпили по второй удивление как‑то улетучилось, беседа потекла легко, непринуждённо.