Глеб Алёхин - Тайна дразнит разум

• Название: Тайна дразнит разум
• Автор: Глеб Алёхин
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1987

Главный герой обоих романов — самобытный философ, преданный делу революции большевик Калугин. Он участвует в борьбе чекистов против церковников и контрреволюционеров в Старой Руссе («Белая тьма»), в бескомпромиссной идейной борьбе в 20-е годы отстаивает памятник «Тысячелетие России» в Новгороде («Тайна Тысячелетия»). Калугинская «логика открытия» помогает чекистам в их работе.

---

— К сожалению, девятый номер занят…

Ольга решила навестить Калугина, доверенного Воркуна. Тот, конечно, в курсе дела. Из аптеки она направилась к мосту и уловила за спиной чечеточные шажки: один из ее поклонников, хозяин зеленого портфеля, заговорил с ней впервые:

— Богиня! — Его бодрый голосок взвился ивовой свистулькой: — Вы любознательная! Обычно приезжие музы обожают скачки и золотой ликер, а вы — музеи, памятные места. Я видел вас в Зверином монастыре возле могилы писателя Муравьева-Апостола — отца трех декабристов. У вас, кажись, выступили слезы?

— Обидно! Уцелела надгробная плита, а где могила?

— Попала под алтарь, когда собор расширяли.

— Откуда такая осведомленность?

— Архивариус и любитель церковной архитектуры.

— А что у вас в портфеле? Всегда туго набит?

— Чистая бумага и слуховой аппарат, — он любезно открыл портфель. — Любую справку к вашим услугам.

— Ловлю! Что такое теория относительности?

— Три волоса на голове — ничто, а в супе?!

— Браво! — засмеялась она. — Вы знаете Калугина?

— Его партийная кличка Скиф. Он учитель мой.

— Афиша достойная! После пожара он куда переселился?

— Никуда. Живет во времянке. А сейчас у Передольского…

— Изумительно! Вы универсальный справочник!

— К вашим услугам! — Он продиктовал свой служебный телефон и низко, по-монашески, раскланялся: — Удачи Соловушке…

Когда всезнайка-бубенчик скрылся в базарной толпе, Ольга повернула назад и задумалась: «Неужели ученик Калугина?»

На Ильинской улице Ольга увидела знакомый дом с башенкой и решила — во что бы то ни стало объясниться с профессором. Со школьной скамьи Оля презирала мужской пол, а тайно вздыхала по учителю словесности: тот вдохновенно читал стихи и отличался вольтеровским остроумием. В университете она продолжала коситься на мужчин, хотя ее тянуло к Передольскому: гипнотизер, путешественник и блистательный лектор, всеобщий любимец. Когда Владимир Васильевич появлялся за кафедрой, то девятая аудитория, самая большая, всегда оказывалась забитой слушателями. Его романтический стиль лекций приводил и Ольгу в восторг.

Однажды она провожала своего кумира на 16-ю линию Васильевского острова. Профессор пригласил студентку к себе на квартиру. Глаза его пылали: «Вас ждет редкая живопись». Не зашла она, отшутилась: «Боюсь гипноза». На деле Ольга не была робкой и не поддавалась внушению. Она не хотела обидеть жену профессора, еще тогда в ней утвердилось правило — защищать слабый пол.

Вот почему в Новгороде она решительно отказалась переехать в профессорский дом, хотя Владимир Васильевич ценил ее талант, дарил цветы и даже уговорил супругу склонить актрису пожить на Ильинской в отдельной комнате с окнами в сад.

Нет, только эгоистка способна отравить чужую жизнь. А Ольга, рано потеряв мать, всегда помнила о ранимости женских душ.

На солнечном дворе земляки кололи дрова. У хозяина тяжелый колун, а Калугин мучился с легким топором: лезвие увязло в сырой древесине. Он, переведя дыхание, доверительно сказал:

— Голубчик, в Хутыни обнаружили вещественные доказательства, но от них пока не добились ни звука…

— Бонжур! — заявила Ольга о своем приходе и взяла освободившийся колун. — Отдохните, профессор!

Она сызмальства любила физический труд. В имении бабушки на кузнице Оля бралась даже за тяжелый молот. И сейчас не подкачала: чурка разлетелась плашками. Хозяин не успел похвалить. Она, убегая в дом, крикнула через плечо:

— Сейчас вернусь!

У нее оторвалась пуговица от лифчика. В прихожей Ольгу встретила Передольская. Куда девалась обычная импозантность? Профессорша в мятом переднике, без строгой прически, с потухшими зелеными глазами:

— Что с вами, Антонина Ивановна?

Хозяйка закрыла на задвижку дверь спальни и, подавая шкатулку с пуговицами, печально молвила:

— Сиротой росла… привыкла все в себе…

Ольга ловко сбросила бюстгальтер и, обнаженная до пояса, добродушно хохотнула:

— Если принесу двойню — кормилица не потребуется! — Она выбрала иглу: — Пожалуйста, нитку покрепче, суровую…

Все еще грустная, Антонина Ивановна катушкой указала на двухспальную кровать, наполовину загороженную серой ширмой:

— Теперь спит в кабинете. Заявил: любит другую.

— Кого? — насторожилась Ольга.

— Не знаю, но догадываюсь — вырезал ваш портрет с афиши…

Ольга нечаянно укололась иглой и, глядя на каплю крови, резко стряхнула ее с пальца:

— Да я скорее глаза себе выколю, чем…

Она не договорила. Профессорша обхватила ее голову и благодарно поцеловала в лоб:

— Так и знала! — Согретая солидарностью, Антонина Ивановна распахнула окно на дворик и повеселевшими глазами выбрала бородача в русской рубахе: — Каждый день ждет вас. Измучился…

— Напрасно! Если приду, то приду лишь к вам и вашей троице: им пора садиться за рояль…

Надевая блузку с матросским воротником, Ольга свободно вдохнула свежий воздух. Как легко дышится человеку с чистой совестью. А соблазнись там, на 16-й линии, теперь она уподобилась бы лживой, коварной разлучнице.

В окно Ольга видела, как на дворе новгородцы закончили колку дров и, прощаясь, долго трясли друг другу руки. Она выждала момент, когда Калугин направился к калитке, и мигом выбежала из дому. Голос ее тверд, беспощаден:

— Владимир Васильевич, не ждите меня: я никогда не стану ни вашей любовницей, ни женой! Адье!

Круто развернувшись, она последовала за Калугиным. Тот еще не успел закрыть калитку и, конечно, услышал ее отповедь:

— Николай Николаевич, я нарочно говорила громко, чтобы слышала жена профессора. Она стоит возле открытого окна. Так-то оно человечнее…

— Здесь я не судья, голубушка, — голос его потеплел. — А вот за концерт в детдоме — великая благодарность от детской комиссии. Вы совсем распрощались с эстрадой?

— Да. Но для детей не откажусь.

— Спасибо, Ольга Сергеевна. — Он обласкал ее своим взглядом. — Однако, друг мой, впредь держите связь с моим заместителем.

— Как? Уже?! — Она сбилась с шага. — Я кое-что знаю от Матрены. Новые губкомовцы хотят избавиться от вас. Матрена переживает…

— Славная и женщина и мать! — Он посмотрел на тощую козу, пасущуюся в уличной травянистой канаве. — Кстати, вы с Матреной очень помогли Воркуну. Все обошлось удачно: чекисты забрали Чвана вдрезину пьяного — очнулся лишь в камере…

Ольга изумилась: Калугин словно читает ее мысли. Она же и пришла за тем, чтобы узнать о результате опасной операции. А себя уличила в том, что нашла Калугина не только ради этого. Она хочет стать его ученицей и овладеть логикой.

— Теперь я свободна! Мечтаю заняться декабристами…

— Увлекаясь по-прежнему шахматами, стрельбой, бильярдом?

— Нет, нет! Я уже собираю материал, посетила имение братьев Бестужевых-Марлинских и запросила архив моего прадеда Артамона Захарьевича Муравьева…

— Который вызвался убить царя?

— Да! Архив сохранил мой отец. Все стены папиного кабинета увешаны портретами декабристов. В советском посольстве он — помощник атташе полковника Игнатьева. Я люблю Париж и очень скучаю без отца. Он просил меня навещать мать Сергея Васильевича Рахманинова…

— Она в бывшей богадельне Масловского?

— Да. Вчера я помогла ей донести посылку от сына. Он любимый мой композитор. Наведаюсь в его родной Онег. Недалеко — на Волхове. Но распыляться не собираюсь — только декабристы!

— Отрадно слышать. — Он скользнул взглядом по ее лицу: — Вы плоть от плоти декабристов — вам и карты в руки.

— Мне жаль потерянного времени.

— И все же, Ольга Сергеевна, помогите Воркуну. — Он рассказал о таинственном посреднике между аптекарем и его ленинградским братом, нумизматом. — Братья больше года не виделись…

— А здесь есть троцкисты?

— Один лишь Шахнович. Но он после дискуссии замкнулся, отошел от политики, а главное, не вхож в дом Гершеля. — Попутчик снова по-доброму взглянул на Ольгу: — Зато вы дружны с Розой, Додиком и даже участвуете в семейных концертах. Не так ли?

— А Роза и Додик?

— Они бессильны: нет навыка. Да и неудобно разжигать их ссору с отцом. Вся надежда на вас. Это наша с Воркуном последняя просьба…

— Почему последняя? — Ей стало не по себе. — А-а, понимаю: я отказалась сотрудничать с чекистами, а вас переводят…

— И постарайтесь, голубушка, до моего отъезда. — Он дополнил шепотом: — Сохраните телефон Софийской гостиницы…

Ольга представила «девятку», начальника ГПУ и поняла, что Калугин намерен закрепить ее помощницей Воркуна. Она переждала, пока рядом проедет извозчик, и категорично заявила:

— Я помогу чекистам, пока вы здесь, но уеду с вами. И поеду, куда бы вас ни перебросили. Да, да, во мне кровь декабристов! Вы учитель мой до конца нашей жизни!