Ефим Смирнов - Фронтовое милосердие

• Название: Фронтовое милосердие
• Автор: Ефим Смирнов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Медицина
• Год: 1991
• ISBN: 5-203-01031-5

Война жестока, беспощадна и кровава, она требует неисчислимых жертв, в том числе и искалеченными, израненными воинами, которые нуждаются в неотложной помощи, лечении, поддержке, добродушии людей. Фронт… Милосердие… Это напряженный труд военных медиков и гражданских работников здравоохранения по спасению, лечению и возвращению в боевой строй бойцов и командиров, получивших ранения в боях. Все это показано в книге бывшего начальника Главного военно-санитарного управления Красной Армии, Героя Социалистического Труда, генерал-полковника медицинской службы Е. И. Смирнова. В основу воспоминаний положена монография Е. И. Смирнова «Война и военная медицина».

---

Мне хочется привлечь внимание читателя к подбору и назначению главных специалистов-терапевтов, в частности главного терапевта Красной Армии.

Если с подбором и назначением главных хирургов не возникало трудностей, то иначе обстояло дело с терапевтами. С хирургами я был больше знаком, встречаясь с ними в различных условиях и по разнообразным поводам и причинам. Лучше я знал ленинградских хирургов, перед войной выступал перед ними. И только однажды выступил перед ленинградскими терапевтами с докладом «О роли терапевта на войне». Мои выступления перед ленинградскими хирургами не вызывали никаких недоумений. Иначе получилось с аудиторией терапевтов. Это было весной 1941 года. Не успел я разобрать почту после возвращения из Ленинграда, в кабинет вошел незнакомый мне пожилой человек среднего роста и более чем упитанный, профессор Роман Альбертович Лурия. Он стал упрекать меня за непочтительность к московским терапевтам, которая, оказывается, выразилась в том, что я сделал доклад не в Москве, а в Ленинграде.

— Извините, пожалуйста, — сказал я. — Но, поступив так, я выполнял долг ленинградца и, кроме того, просьбу Ланга и сотрудников его клиники, которые заинтересовались изучением заболеваний военнослужащих. Поверьте, это совсем не в обиду московским терапевтам.

— Тогда соблаговолите повторить доклад в московском обществе терапевтов, — не очень любезно попросил Лурия.

— Но я не могу повторяться, профессор, — попытался я отказаться. — Мне будет казаться, что сидящие в аудитории все, что я буду говорить, уже слышали. С этим чувством мне трудно совладать.

Мои доводы ни к чему не привели. Я был вынужден согласиться. Определенную роль в этом сыграл рассказ Романа Альбертовича об одном случае, который произошел в Казани, где он заведовал терапевтической клиникой в Институте усовершенствования врачей и был его директором. Учитель Лурия профессор Засецкий, руководивший терапевтической клиникой, как-то занемог и попросил своего ученика посмотреть его и, если потребуется, взять на себя труд лечащего врача. Незамедлительно явившись к нему, Роман Альбертович осмотрел больного, назначил ему постельный режим, лекарства. Стал прощаться с ним, желая ему быстрого выздоровления. Но не тут-то было. Пациент протянул деньги и сказал: «Роман, возьми, не обижайся, но и не обижай меня: я не верю в бесплатное лечение».

— Каково было мне, — сказал Роман Альбертович, — его ученику, да еще директору Института усовершенствования врачей! Я вспыхнул, готов был наговорить ему дерзостей, но в это же время пристально посмотрел ему в глаза и увидел в них неподдельную печаль и едва заметную надежду на выполнение своей просьбы. Мой гнев сменился на милость. Я был вынужден взять деньги и выполнить роль частнопрактикующего врача.

Прощаясь со мною, мой собеседник провел аналогию между моим нежеланием повторить доклад и положением, в котором он оказался.

Так впервые я встретился с московскими терапевтами, среди которых мне были известны только некоторые. К их числу относились профессора, имена которых мне были знакомы по учебникам и руководствам, а также по встречам на различных совещаниях за короткий период моего предвоенного руководства ВСУ.

Решая вопрос о подборе кандидата на должность главного терапевта Красной Армии, я решил посоветоваться с ленинградским профессором, широко известным клиницистом Г. Ф. Лангом. Позвонил ему. Он попросил у меня сутки на размышление и ровно в это же время на другой день позвонил мне и сказал, что может рекомендовать только одного кандидата — профессора Мирона Семеновича Вовси. Я поблагодарил Георгия Федоровича и долго находился в раздумье. Я совершенно не знал Вовси. Но не это меня озадачило, а другое. Почему он не рекомендовал других известных профессоров-клиницистов, более молодых и подвижных, в том числе своего ученика, уже тогда зарекомендовавшего себя научными работами по заболеваниям печени и желчных путей профессора А. Л. Мясникова, который с 1932 года стал, как и многие другие, руководителем кафедры внутренних болезней сначала в Новосибирске, в Институте усовершенствования врачей, а потом уже в Ленинграде, в 3-м Медицинском институте, на базе которого была организована Военно-морская медицинская академия, где он продолжал заведовать терапевтической клиникой. Что это, думал я, результат особой личной симпатии к профессору М. С. Вовси? Нет, этого быть не может. Слишком важна рекомендация, чтобы в ее основе лежали элементы личного, а не делового порядка. В данном случае вернее предположить другое, а именно личные качества кандидатов. Они определяются характером человека и обусловливают подход к решению научно-практических вопросов клинической медицины, выбор методов ее развития, этические нормы поведения и отношение руководителя научного коллектива к больным.

Г. Ф. Ланг окончил в 1889 году Военно-медицинскую академию, через несколько лет защитил докторскую диссертацию, работал ординатором и заведующим отделением городской больницы до 1919 года. Он хорошо познал цену врачу, который обладает даром клинического мышления и логикой рассуждения у койки больного, как правило, исключающими грубые ошибки в диагностике заболевания, его течении и лечении. Эти качества врача не приобретаются без душевного отношения к больному, без умения воспользоваться словом, имеющим большое значение в моральной поддержке, и, наконец, без большого трудолюбия, граничащего с подвижничеством. Перейдя на профессорско-преподавательскую деятельность, Ланг не изменил своего отношения к больному, который продолжал оставаться в центре его внимания. Этим требованиям к руководителю-клиницисту, как видно, больше всего отвечал профессор М. С. Вовси.

Я безоговорочно поддержал эту кандидатуру и ее выбор рассматриваю как исключительную удачу. Мирон Семенович полностью оправдал доверие. Он был блестящим главным терапевтом Красной Армии.

В 1942 году, кроме кровопролитных боев на сталинградском и Северо-Кавказском, а вслед за ними и на Кавказском направлениях, упорные бои проходили в районах Ленинграда, Демянска и Воронежа. Под Ленинградом они начались в начале июня и с двухмесячным перерывом продолжались по 6 октября. Схватки были упорными, так как обе стороны готовились к решительным действиям. Гитлеровцы, перебросив 11-ю армию (без одного корпуса) из Крыма, ставили задачу захватить Ленинград и соединиться с финскими войсками. Наши войска должны были деблокировать Ленинград. Ни одна из сторон поставленных целей не достигла, но обе понесли большие потери.

В районе Демянска бои начались в начале мая и после месячного перерыва в июне закончились в октябре. Они тоже носили ожесточенный характер. Наши войска, окружив еще зимой 16-ю немецкую армию, ставили целью разгромить ее, враг же в летней кампании решил завершить окружение 39-й армии Калининского фронта, а также встречными ударами частью сил 16-й армии из района Демянска на Ржев и из района Оленино, Ржев, на Осташков отрезать и окружить наши соединения, расположенные западнее Демянска, Осташкова, Оленина.

30 июля началась Ржевско-Сычевская операция. Войска Калининского и Западного фронтов прорвали оборону 9-й немецкой армии и потеснили вражеские войска к железной дороге Ржев — Вязьма, угрожая перерезать ее. Противник был вынужден перебросить сюда дополнительные силы. Бои шли до 6 сентября. Гитлеровцы понесли большие потери убитыми и ранеными, но и наши войска имели немалые потери.

В июле 1942 года войска Брянского и Воронежского фронтов нанесли ряд ударов по противостоящим силам противника, а в августе Воронежский фронт захватил плацдармы на правом берегу Дона и во второй половине сентября занял южную и юго-западную окраины Воронежа. Эти операции сопровождались также значительными боевыми санитарными потерями.

В период этих событий должно было проводиться выполнение предложений Б. А. Щаденко о сокращении коечной сети, возложенное главным образом на наркома здравоохранения СССР. Нарком Г. А. Митерев 11 августа 1942 года предложил свой план мероприятий по расформированию и свертыванию госпиталей. Находясь в затруднительном положении, он решил взять за основу не число фактически развернутых коек, о котором шла речь в докладе И. В. Сталину, а их число, предусмотренное всеми решениями, которые были недовыполнены на 210780 коек. Кроме того, он предлагал провести эти мероприятия в течение 45 дней, а не к 1 сентября. Е. А. Щаденко не согласился с этими отступлениями от решения ГКО.

25 сентября Г. А. Митерев был вынужден доложить А. И. Микояну о том, что Наркомздрав фактически не может выполнить предложений Е. А. Щаденко и что ГВСУ должно было к 22 сентября 1942 года освободить, но не освободило от раненых 205 000 коек. В ближайшее время перспектив на их освобождение он не видел. По его данным о загрузке коек на 20 сентября, свободных коек в тылу страны было 46 670. В числе 155 317 свободных коек во фронтовом тыловом районе 30000 находилось в Ленинграде, 15 000 — в Закавказье, 5000 — в Архангельской области и 16 000 — в Астрахани. Всего в перечисленных местах было 66 000 коек. Эти койки нельзя было просто сократить. Из 46 670 свободных коек в тылу страны не было ни одной в эвакогоспиталях Вологодской, Кировской, Горьковской, Саратовской областей, Удмуртской и Башкирской АССР, Омской и Молотовской областей. Г. А. Митерев докладывал, что очень мало их в Московской, Ивановской, Ярославской, Рязанской, Архангельской, Новосибирской областях. Таким образом, загруженность госпиталей ранеными настолько велика, что проведение расформирования госпиталей и их свертывание было невозможным. Нарком просил перенести проведение этих мероприятий до 1 декабря 1942 г.