Филиппа Грегори - Дочь «Делателя королей» (ЛП)

• Название: Дочь «Делателя королей» (ЛП)
• Автор: Филиппа Грегори
• Издательство: Touchstone
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2012
• ISBN: 978-1-4516-2607-0

События периода английской истории, именуемого «Войной роз», показаны глазами Анны Невилл, дочери «Делателя королей» Ричарда Невилла, графа Уорика и жены короля Ричарда III. Роман входит в серию «Война кузенов».

---

— Он знал, что я не согласен с ним, он знал, что я хочу войны и могу принести ему французского короля на серебряной тарелке! — кричит Ричард в наших покоях за плотно закрытыми дверьми.

Его мать, слава Богу, находится в Фотерингее и не сможет присоединить свой голос к хору, восхваляющему короля.

— Ты подчинился ему?

— Конечно. Все остальные были подкуплены. Уильям Гастингс получит две тысячи крон в год. И это еще не все: Эдуард согласился освободить Маргариту Анжуйскую.

— Отпустить королеву?

— Она больше не будет называться королевой, она отказалась от титула и претензий на корону Англии. Но ее должны отпустить.

Меня сковывает жуткий страх.

— Она не явится к нам? Ричард, я боюсь увидеть ее у нас дома.

Впервые после возвращения он смеется громко и легко.

— Боже мой, нет. Она собирается во Францию. Там Луи присмотрит за ней, раз так хорошо за нее заплатил. Они стоят друг друга. Два бесчестных, жадных лжеца, позорящих свои короны. На месте Эдуарда я казнил бы ее и победил бы его. — он ненадолго замолкает. — На месте Эдуарда я не опустился бы до этого бесчестного перемирия.

Я кладу руку ему на плечо.

— Ты выполнил свой долг. Ты собрал людей и отправился воевать.

— У меня ощущение, что мой брат стал Каином, — горько признает он. — Вернее, они оба. Два Каина, продавшие свое первородство за чечевичную похлебку. Я единственный из них, кто заботился о чести. Они посмеялись надо мной и назвали рыцарствующим простаком; они сказали, что я мечтаю о сказках, пока все остальные стоят, уткнувшись рылами в корыто. — он поворачивает голову и целует мое запястье. — Анна, — тихо зовет он.

Я наклоняюсь к нему и целую в шею, где начинают расти волосы, а когда он тянет меня к себе на колени — его закрытые глаза, нахмуренные брови и горько сжатый рот. Когда он несет меня на кровать и берет меня, я хватаюсь за него скрюченными пальцами, я молюсь, чтобы он подарил мне еще одного мальчика.

Глава 9

Замок Миддлхэм, Йоркшир, лето 1476

Мой трехлетний сын Эдуард уже выпущен из детской комнаты, и переодет из младенческих платьиц в правильную одежду. Портной Ричарда изготовил для него маленькие копии костюмов отца, и я сама одеваю его каждое утро — зашнуровываю рукава, натягиваю на маленькие ножки сапоги для верховой езды и говорю ему спуститься вниз. Скоро его волосы будут подстрижены, но пока я заботливо расчесываю его каштановые локоны, накручиваю их вокруг моих пальцев и расправляю поверх кружевного воротника. Я каждый месяц прошу Бога дать мне еще одного ребенка, который станет для него братом, я молюсь даже о девочке, если на то будет Его воля. Но месяц идет за месяцем, мои крови приходят регулярно, и я не чувствую себя больной по утрам, не чувствую той прекрасной слабости, которая говорит женщине, что она носит дитя.

Я хожу к травнику и приглашаю врача. Травник дает мне пить самые мерзкие зелья, и еще мешочек травы, чтобы носить его на шее, а врач предписывает есть мясо даже по пятницам и обещает, что из холодной и сухой я стану горячей и влажной. Мои фрейлины шепчут мне, что знают одну мудрую женщину, женщину владеющую тайным знанием; она может высвистеть ветер и вызвать бурю, задуть огонь где-то вдали, она может оживить семя в чреве молодой женщины — но я останавливаю их.

— Я не верю в подобные вещи, — говорю я решительно. — Таких вещей не существует. А если бы они и были, они находятся за пределами человеческих знаний и противоречат Божьей воле; я не хочу иметь с ними ничего общего.

Каждое утро я прохожу вдоль внешней стены к башне, где расположены покои Эдуарда, и мое сердце бьется чуть быстрее от тревоги за его жизнь. Он пережил несколько детских недугов, его маленькие белые зубки выросли вовремя, он хорошо растет, но я всегда волнуюсь за него. Он никогда не будет высоким и ширококостным, как его дядя король. Он обещает стать таким же, как его отец — невысоким, гибким и худощавым. Его отец развил в себе большую физическую силу с помощью строгой жизни и постоянных тренировок, поэтому Эдуард тоже сможет стать сильным. Я очень люблю его, я не могла бы любить его больше, даже если бы жила в бедности и сын был бы единственным моим сокровищем. Но моя жизнь сложилась иначе. Наша семья очень богата; мы — величайшая семья Севера, и я ни на минуту не могу забыть, что он наш единственный наследник. Потеряв его, мы потеряем не только сына, но и залог нашего будущего. Все внушительное состояние, которое Ричард собрал из земель, пожалованных ему братом, и моего наследства, будет рассеяно между нашими родственниками.

Изабель повезло больше, чем мне. Я не могу отрицать, что завидую тому, как она легко зачинает крепких и здоровых детей. Я не могу обогнать ее в этом. Она писала мне, что боялась слабости нашей матери — всего две девочки, да и то после долгого ожидания. Она напоминала, что боялась проклятия королевы, пожелавшей нам женского бессилия. Но это проклятие не сказалось на Изабель, у которой уже есть два ребенка — красивая малышка Маргарет и сын Эдуард; и теперь она пишет восторженно, что снова беременна, и на этот раз у нее наверняка будет еще один мальчик.

Ее письмо, нацарапанное размашистым почерком, с чернилами, размытыми слезами радости, сообщает мне, что ребенок лежит высоко под грудью, что является верным признаком мальчика, и что он толкается, как маленький львенок. Она просит передать добрые новости нашей матери, но я холодно пишу в ответ, что хотя и рада за нее и жду с нетерпением рождения ее ребенка, но я не посещаю нашу мать в ее части замка. Если Изабель хочет передать новость нашей матери, она может написать от своего имени. Она пришлет письмо на мое имя, а я передам его адресату; Изабель хорошо знает, что наша мать не имеет права получать письма без нашего ведома и не может свободно писать кому угодно. Изабель давно известно, что наша мать умерла в глазах закона. Не собирается ли Изабель оспорить этот закон теперь?

Как я и ожидала, это заставляет ее замолчать. Она не меньше меня стыдится, что мы обворовали нашу мать и заперли ее в тюрьме. Поэтому я никогда не говорю с сестрой о матери, я ни с кем вообще не говорю о ней. Я не могу заставить себя признать, что она живет взаперти в башне нашего замка, и что я никогда не посещаю ее, а она никогда не присылает за мной.

У меня нет выбора, я должна держать ее в строгом заключении. Она не может жить во внешнем мире среди людей, ведущих обычный образ жизни, словно овдовевшая графиня — это превратит в посмешище парламентский акт, о котором договорились Ричард с Джорджем, и который объявил ее мертвой. Мы не позволим ей встречаться с людьми и жаловаться, что собственные дочери ограбили ее. Мы не можем разрешить ей писать, как она делала в аббатстве Болье, к каждой из женщин королевской семьи, жалуясь на свою участь и взывая к их состраданию. Мы никогда не посмеем рисковать нашей спокойной жизнью, подвергая опасности мое наследство, наше право собственности на этот замок, бесконечные акры земли, огромное состояние моего мужа. К тому же, где ей жить, если Ричард с Джорджем забрали у нее все? Где будет ее дом, ведь все дома перешли к Джорджу с Ричардом? После того, как она говорила со мной так страшно, после угроз объявить мой брак недействительным, после того, как она назвала меня, свою дочь, шлюхой, я больше не хочу видеть ее.

Я никогда не вхожу в ее комнаты; о ее здоровье я справляюсь один раз в неделю у ее фрейлины. Я проверяю, чтобы она получала лучшие блюда с кухни и лучшие вина из погреба. Она может гулять перед своей башней, во дворе, обнесенном высокой стеной, а у ее дверей всегда стоит охранник. Если я выглядываю из высокого окна своих личных покоев и вижу, как упрямо она кружит по каменным дорожкам, я отворачиваюсь в сторону. Она почти мертва, она словно похоронена заживо. С ней случилось то, чего я когда-то боялась — она замурована.

Я никогда не передаю Ричарду, что она сказала о нем; я никогда не спрашиваю, является ли наш брак действительным, а наш сын законным. И я никогда не пытаюсь узнать, уверена ли она в своих словах или просто пыталась напугать меня. Я никогда не дам ей возможности повторить, что она считает мой брак ложным, что мой муж обманул меня фиктивным венчанием, что моя жизнь с ним держится только на его деловых расчетах, что он женился на мне только из-за моего состояния и хладнокровно предусмотрел возможность ограбить меня, когда я больше не буду ему нужна. Я готова больше никогда не услышать ее голоса, только бы избежать повторения этих слов. Я никогда не позволю ей снова сказать их — ни мне, ни кому-либо другому — пока я или она живы.

Я сожалею, что вообще услышала ее, и теперь никогда не смогу забыть. Я словно заболела от ее ужасной догадки, потому что не могу опровергнуть ее. Она разъедает мою любовь к Ричарду. Не потому, что мы поженились без папского разрешения — я не забываю, как сильно мы любили друг друга и как были захвачены нашим желанием. А потому, что он вообще не запрашивал этого разрешения и скрыл это от меня, и что — а это самое страшное — он обеспечил себе права на мое имущество, даже если мой брак будет признан недействительным, и меня выкинут за дверь.