Цезарь Солодарь - Дикая полынь

• Название: Дикая полынь
• Автор: Цезарь Солодарь
• Жанр: История

---

Крайне злит ватиков и сабров, - рассказал далее Волькер, - и чрезмерная, на их взгляд, "культурная жажда" приезжих из Советского Союза. Насмешливо выслушивая сетования на то, что мало библиотек, что билет в кинотеатр стоит неслыханно дорого, что негде послушать интересную лекцию, старожилы говорят об олим: они с жиру бесятся, эти избалованные Советской властью "аристократы"!

Но знаете, что больше всего и прежде всего не могут простить бывшим советским гражданам сионисты? Попытаюсь сформулировать это кратко и точно, - говорит австрийский публицист. - Отсутствие у олим из Советского Союза ненависти к арабам. Поверьте, я пришел к этому выводу после долгих и внимательных наблюдений. Сионисты внушают новоприбывшему: "Ты обязан ненавидеть арабов!" А он искренно удивлен: "За что? Почему?.."

"За что? Почему? Мне не за что их ненавидеть. И не мог я внушать такой ненависти и своим детям. Не мог!"

Не раз довелось и мне слышать это от многих беженцев. И горе тем, кто в Израиле не сумел скрыть подобные настроения от сионистов.

В переполненный автобус вошли несколько арабов. И двадцативосьмилетний Абрам Питилашвили поспешил уступить место сгорбленной, с трудом передвигавшейся "иноверке".

Тут же на него накинулась группа молодых людей.

- Вы недостойны называться израильтянином! - запальчиво крикнула ему девушка с портфелем, судя по всему, студентка. - Эти скоты нагло пользуются тем, что мы пока не всегда еще в состоянии перевозить их в отдельных автобусах!

- Представляю, как вы воспитываете своих детей, - язвительно сказал Абраму Питилашвили спутник студентки.

Такие же нападки и тоже в автобусе обрушились на бывшего одессита Семена Хуновича Полонского. В чем же выразилась его вина перед израильским обществом? Он велел своему десятилетнему сынишке уступить место беременной арабской женщине.

Больше всего поразила Полонского злоба, прозвучавшая в замечании пожилого израильтянина:

- Чтоб эту ведьму задавил автобус прежде, чем она успеет родить еще одного разбойника!

"Ведьма", впрочем, не решилась сесть на предложенное ей место. И неудивительно: израильтяне приучили арабов видеть в неожиданных проявлениях вежливости только подвох, насмешку, издевательство.

Всех новоприбывших в Израиле буквально с первых же часов убеждали (а по выражению Иды Левит, "инструктировали"): каждому встречному арабу надо показать свое презрение.

Бывший артист Мособлконцерта Леонид Толчинский, устроившийся на временную работу в дешевом ночном кабаре, позволил себе в какой-то репризе сказать "евреи и арабы". Крамольника немедленно вышвырнули из кабаре.

Даже семидесятилетний Арон Абрамович Куролапник был нещадно обруган владельцем бензоколонки за симпатии к арабам. А "симпатии" бывшего киевлянина выразились вот в чем: очищая от грязи заправлявшуюся горючим машину, он чересчур вежливо, как счел хозяин, объяснил проходившему мимо арабскому юноше, как выйти на шоссейную дорогу.

Для воспитания ненависти к арабам используются и ульпаны. Как? Ведь там изучают только иврит. Но...

- Учебные тексты так ловко подобраны, - поясняет инженер Злоцкий, - что, по существу, обучающиеся проходят в ульпане еще один предмет - антиарабизм. Даже самые малоуспевающие учащиеся выходят из ульпана с обширным запасом и безукоризненным произношением антиарабских ругательств на безукоризненном иврите.

С особенным размахом ненависть к арабам прививают школьникам.

Приведу только два коротких, но весьма красноречивых отрывка из учебника для старшеклассников, точнее, из главы, где дается исторический обзор израильско-арабских войн:

"Народ Израиля - избранный среди народов по расе, воспитанию и климату, в котором он развивается".

"Раса народа Израиля - самая чистая из рас, ибо создана путем отбора всего лучшего во всех поколениях".

И затем следует вывод: арабов надо уничтожать!

А в детских садах ребятишки под руководством воспитательниц хором поют такую песенку-считалочку:

А ту-ту, ту-ту, ту-ту,

Хааравим ямуту!

Вот точный перевод второй строчки: "Пусть арабы умрут!"

Согласитесь, читатель, не так уж сильно отличается эта песенка от тех, какие при нацистском режиме заставляли распевать германских школьников про евреев.

Таня, дочка Клары Розенталь, как-то, возвратясь из школы, тут же начала зубрить стихотворение. Мать удивилась. К тому времени она уже знала, что израильские педагоги не очень-то жалуют поэзию. Какое же стихотворение учительница приказала Тане выучить назубок к следующему дню? Заглянув в учебник, мать ужаснулась:

- Это был набор зарифмованных лозунгов, призывавших истреблять арабов. А вывод категорический и ясный: пока рядом с тобой живут арабы, ты не будешь знать спокойной жизни.

В письмах из Израиля родным, живущим в Советском Союзе и других социалистических странах, самая запретная тема - это здешняя ненависть к арабам. Александру Шапошнику, ранее работавшему в Одессе рубщиком мяса, сохнутовец пригрозил:

- Я знаю, ты много себе позволяешь в письмах. Запомни и скажи другим: за одну строчку о притеснениях арабов вы тут же узнаете, какая это прелесть - наручники! Будет лучше, если ты напишешь, как спокойно живется у нас арабам.

Иногда новоприбывшие все-таки рискуют откровенно заговорить на эту зловещую тему с людьми, неспособными, по их мнению, на донос. Отважился на это и Марк Исаакович Перельштейн, приехавший из Узбекистана и получивший сравнительно приличную работу в дилонской транспортной конторе. Он спросил своего сослуживца, несказанно гордящегося перед олим тем, что родился на израильской земле:

- Евреи столько выстрадали из-за разгула гитлеровского расизма. Неужели вы совсем потеряли совесть и смеете подходить к арабам с расистскими мерками?

Сослуживец вопреки ожиданиям Перельштейна не вскипел, не стал пугать его разоблачением недостойных истинного израильтянина взглядов, а терпеливо, словно непонятливому школьнику, попытался растолковать ему:

- Ты ошибаешься. Какие же мы расисты, если признаем даже черных! Ты же видишь вокруг себя сефардов - этих чернокожих евреев, похожих на скотов. Как они тупы, как недоразвиты! Видит бог, иногда просто не хватает сил сдержать себя и не заехать в морду тупоголовому сефарду, у которого столько же разума, сколько у буйвола! Но приходится быть терпеливыми, приходится скрепя сердце даже понемножку им помогать. Мы не ограничиваем для них въезд в наше государство. Потому, что они хотят быть полезными нам, хотят в меру своих жалких силенок помочь нам укреплять Израиль. И так как мы еще пока не Америка и у нас для самой поганой работы еще нет своих пуэрториканцев, мы стараемся приобщить сефардов к нашей стране. Благо они довольствуются малым. Иное дело арабы. Мы знаем только, что они наши исторические враги. Мы не верим, что в их среде могут вырасти прогрессивные люди... Я бы лучше умер, чем согласился пойти к арабскому врачу. Нам и арабам вместе на земле тесно. Либо мы, либо они.

Сионистам, к счастью, не удалось привить всем жителям Израиля такие откровенно звериные взгляды. Тому же Перельштейну один пожилой ватик, бухгалтер по профессии, сын которого был ранен в шестидневной войне, с возмущением говорил:

- Читаю о гитлеровских лагерях смерти, где истребляли евреев, и с ужасом убеждаюсь, что для живущих у нас арабов мы ненамного человечнее гитлеровцев. Разве поголовный расстрел стариков в арабской деревне Яллу чем-нибудь отличается от того, что творили гитлеровцы в еврейских кварталах Каунаса или Минска? Мой сын видел, как расправлялись наши солдаты с пленными арабами. Не пожелаю своему заклятому врагу, чтобы такое ему приснилось!

Но подобные слова в Израиле произносят шепотом, с оглядкой по сторонам.

Те из иммигрантов, кто готов любой ценой сделать в Израиле карьеру, сообразили, что антиарабизм - верная "козырная карта" на скользком пути к преуспеянию.

Правда, не сразу, но сообразил это и "писатель" Григорий Свирский.

Приехав в Израиль с самыми радужными и далеко идущими "творческими планами", сей неудавшийся литератор с ходу предложил издательствам чуть ли не полное собрание своих не принятых советскими издательствами сочинений. К огорчению Свирского, израильские издательства тоже сочли его "прозу" малохудожественной и недостойной типографского станка. Весьма ограниченный спрос и скудный гонорар встретили и новые, его произведения: скетчи, монологи и радиокомпозиции, где автор обрушивает свой гнев на советских евреев, не помышляющих об отъезде в Израиль. Дело в том, что еще до приезда Свирского страна была наводнена подобной литературой.

Неудачи оказались даже на внешнем облике Свирского. Познакомившийся с ним врач из Минска Иосиф Григорьевич Бурштейн рассказывает:

- Я увидел небритого, раздражительного человека. Одежда, в которой он приехал из Москвы, износилась, обтрепалась. Да и сам он производил впечатление какого-то потрепанного, обветшавшего. В кругах бывших советских граждан знали, что Свирский получил субсидию для работы над циклом рассказов о "мучениях" жителей Биробиджана. Каждая глава была оснащена эпиграфом из писаний клеветника Солженицына. Но рассказы, по мнению заказчиков, не удались, а субсидию Свирский к моменту нашей встречи уже успел проесть. Однако через несколько недель Свирского нельзя было узнать: он подтянулся, оживился. И, главное, уже не норовил выпить чашечку кофе за чужой счет и не стрелял сигареточки. Общие знакомые открыли мне причину такого сказочного превращения: Свирский целиком посвятил свое творчество глумлению над арабами. Даже сумел придумать "исторические" корни вековечной вражды арабских и славянских народов. И, конечно, сразу же стал желанным и признанным автором!