Еремей Парнов - Посевы бури: Повесть о Яне Райнисе

• Название: Посевы бури: Повесть о Яне Райнисе
• Автор: Еремей Парнов
• Издательство: Политиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1986

Еремей Парнов известен читателям как прозаик и публицист. Его перу принадлежат несколько научно-фантастических произведений — «Падение Сверхновой», «Зеленая креветка», «Душа мира», «Море Дирака» и др. — и научно-художественных книг — «Окно в антимир», «Дальний поиск», «На перекрестке бесконечности».

В последние годы Е. Парнов много пишет о древних культурах Востока — «Звезда в тумане», «Третий глаз Шивы», широкую известность получила документальная повесть «Бронзовая улыбка», посвященная древним самобытным культурам Монголии, Тибета, Гималаев.

Е. Парнов — автор нескольких исторических романов и повестей. Им написаны «Ларец Марии Медичи», «Проблема 92» (об И. Курчатове). В серии «Пламенные революционеры» выходили его повести об Эрнсте Тельмане и Шандоре Петефи.

Повесть «Посевы бури», посвященная латышскому поэту и революционеру Яну Райнису, выходит вторым изданием.

---

— Ошибаетесь, Христофор Францыч, — Волков печально покачал головой. — Не поднабрался. Это они оттуда принесли, с маньчжурских полей. Там, знаете ли, летает огромный желтый дракон… Иногда.

— Шутить изволите, Юний Сергеевич.

— Нет, я вполне серьезно. Оставьте поручика в покое, Христофор Францыч.

— Слушаюсь!.. Как прикажете.

— Остервенелыми они возвращаются оттуда, вот в чем беда, — задумчиво сказал Волков. — Кто там еще у вас? Студент?

— И господин граф.

— К чертовой матери графа! Или он тоже наследил?

— Да ведь как взглянуть, Юний Сергеевич! Прежде всего непонятно, зачем он вообще сюда прибыл. Разве что в «Нежности» специально побаловаться… С трудом верится! Или у них в Либаве подобных заведений недостает?

— У каждого свой вкус, батенька. Не стоит ломать голову. Выкиньте графа и гоните сюда студента.

— Тут действительно есть где покопаться. Во-первых, студент, что само по себе уже наводит на размышления, а во-вторых, обнаружив труп, он стремглав полетел на дачу Райниса. — Гуклевен откинулся и прихлебнул из кружки. — Не иначе, как докладывать побежал Ивану Христофоровичу.

— Вот это интересно. — Полковник весело потер руки. — Забавный поворот! Кто он, этот субъект?

— Приехал на похороны дяди-аптекаря. Ранее у нас нигде не проходил.

— Дядя действительно помер?

— Так точно.

— Печально… Откуда же у племянничка такое знакомство?

— Воспользовавшись обстоятельствами, прибыл для связи? — Гуклевен позволил себе высказать предположение.

— И сразу к Райнису? — усмехнулся полковник. — Бред! И не пошлют они связного на проверку. Да и что проверять, когда и так все ясно? Но сама по себе ситуация живописная. Тут действительно есть где порезвиться. Как он вел себя, когда наткнулся на труп?

— У меня создалось впечатление, что это было неожиданно. И не понеси его черти на дачу…

— Тем лучше! — перебил полковник. — Тем лучше… Уверяю вас, мы очень скоро позабавимся. Однако мне пора, — вытер губы салфеткой. — Поинтересуйтесь-ка неким Строгисом. Его видели за день до смерти вместе с Зутисом в пивной. Может, и нападете на какой след…

Пой, ласточка, пой! Пой, не умолкай…

ГЛАВА 10

Юний Сергеевич после бритья был розовым и благоухал одеколоном. Невзирая на кошмарную погоду — снег пополам с дождем, — он находился в превосходном расположении духа и, проезжая мимо Лагерной площади, где парадировал полк, остановился посмотреть. Отличная выправка и очевидный боевой дух воинов повысили и без того приподнятое настроение полковника, не забывшего прелестей строевой службы. Так и прибыл он в Замок, оживленный, сияющий одеколонным глянцем, с «недаром помнит вся Россия» на устах. Мурлыкая и рукой отбивая такт, велел доложить о себе превосходительству. Как всегда, губернатор принял его незамедлительно.

— Что скажете хорошего, Юний Сергеевич? — массируя мешки под глазами, поднялся навстречу Пашков. — Чем обрадуете?

— Вчерне доклад готов, ваше превосходительство, — он весело похлопал по солидному крокодиловой кожи портфелю с секретным замочком. — Не стану хвастаться, но мы славно потрудились. Даже весьма! Сегодня же прикажу переписать на машинке и сразу вам, пред светлые очи, Михал Алексеич! Теперь, надеюсь, вы меня поддержите? Ведь что делается по губернии! — Он даже за голову схватился. — Что делается!

— Как и во всей России, Юний Сергеевич, — устало ответил губернатор. — Мы не составляем здесь исключения.

— Я человек маленький, ваше превосходительство, и мыслить в масштабе империи не могу сметь.

— Полно юродствовать-то, Юний Сергеевич, — одернул его Пашков. — Давайте-ка лучше делом займемся.

— Как вам будет угодно. — Волков повернул ребристые колесики и совместил одному ему известные цифирки. — Попробую убедить вас на фактах, Михал Алексеич. — Он вынул из портфеля папку с бумагами. — А то как бы нам до военного положения не докатиться. Тогда хуже будет!

— Я понимаю, что ситуация достаточно скверная, Юний Сергеевич, но зачем сгущать краски? Тем паче что вам положительно не на что жаловаться. Разве вашу деятельность существенно ограничивают? Напротив! Вы нигде не встречаете препятствий.

— Это так с вашего Олимпа представляется, Михал Алексеич. — Волков размял туго набитую папиросу и закусил мундштук. — А побыли бы в моей шкуре… — Он чиркнул спичкой и с наслаждением задохнулся дымом. — Врагу своему не пожелаю.

— Далась вам эта сыскная автономия, — отгоняя от себя дым, отстранился губернатор. — Чистейшей воды формальность! И так ведь делаете что хотите.

— Не скажите, ваше превосходительство, мы, жандармский корпус, приучены блюсти букву закона, вследствие чего и связаны по рукам и ногам. Пока господин губернский прокурор ведет переписку с прокурором Петербургской судебной палаты, зачастую утекает драгоценное время. Нет, Михал Алексеич, право самостоятельного политического сыска отнюдь не моя блажь. Его надо добиваться.

— Было бы из-за чего ломать копья, — вымученно улыбнулся Пашков.

— Если бы вы знали, ваше превосходительство, как надоело из-за каждого пустяка крутить голову, рассчитывать «за» и «против», оглядываться черт знает на кого. Всюду наталкиваешься на вымышленные табу, боишься собственной тени. Казалось бы, чего проще: взять и произвести обыск у негласного политического поднадзорного, так нет же! Приходится взвешивать, гадать, как бы чего не вышло. Драгоценное же времечко утекает.

— О чем вы, Юний Сергеевич?

— Да пристав Купальных мест обратился за разрешением провести обыск у поэта Райниса, — небрежно отмахнулся Волков. — А я пока молчу, взвешиваю.

— Чего вдруг? Разве он замечен в чем-то предосудительном?

— Как сказать, Михал Алексеич, как сказать, — загадочно протянул Волков. — Но Грозгусса интересует чисто уголовный аспект. Дело в том, что в соснах, невдалеке от указанной дачи, обнаружен труп молодого рабочего…

— О! Это, без сомнения, дело рук Райниса! — Пашков по-бонапартски сложил на груди руки. — Не так ли?

— Поверьте, ваше превосходительство, что мне не до шуток. — Волков мастерски изобразил на лице боль незаслуженной обиды. — Извольте сами судить. — Он отложил папку в сторону. — Убитый рабочий был нашим лучшим агентом. Это раз. Он, между прочим, предупредил полицию о той маевке, в которой, как вы знаете, участвовал Райнис, — два! Наконец, студент, весьма неблагонадежный, прибывший, насколько можно судить, с конспиративным заданием, рыщет по лесу, разыскивает место происшедшего злодеяния и, когда находит, крадучись, путая след, пробирается к дому Райниса. Это три!.. — загнул третий палец. — Зачем? Почему? Какая связь? Что бы вы сделали на моем месте, Михал Алексеич?

— А ваши люди ничего не напутали?

— Помилуйте, ваше превосходительство!

— Действительно, странная ситуация, — Пашков задумчиво погладил бородку и решительно заключил: — Едва ли здесь есть связь, Юний Сергеевич.

— Прямой бесспорно нет, — не раздумывая, согласился Волков, — но косвенная… Провокаторов убирают. Это общий закон и для эсеров, и для эсдеков, и для нас, грешных. Все цивилизованные государства сурово карают за шпионаж. Не будем закрывать глаза, Михал Алексеич. Принадлежность Райниса к организации тоже бесспорна и никем, в том числе им самим, не оспаривалась. Столь же определенно могу сказать, что покойный Зутис — мой агент. Выводы делайте сами. Уверен, что Райнис по меньшей мере знал о приговоре.

— Быть уверенным и располагать фактами — не одно и то же. — Пашков прошелся от стола к окнам. Тонко поскрипывал под ним навощенный паркет. — Если у вас есть хоть какая-то надежда обнаружить личную причастность Райниса к злодеянию, извольте действовать по своему разумению, в противном же случае советую воздержаться. Представляете себе, какой поднимется шум? Только этого нам сейчас недоставало!

— Именно поэтому, Михал Алексеич, — елейным голоском проговорил Волков, — я и обратился к вам за советом. Мне радостно было услышать, что ваше мнение совпало с моим. Без надлежащей уверенности конечно же лучше не начинать. Но не кажется ли вам, что именно студент, о котором я упомянул, поможет нам ее обрести?

— Где уж мне учить вас, Юний Сергеевич, уму-разуму? — Губернатор скривился на мокрый снег за окном. — Выкладывайте-ка карты на стол. Чего вам надобно?

— Хорошо-с, Михал Алексеич! — Полковник подобрался. — На чистоту? По-солдатски? Люблю! Ей-богу, люблю… Загвоздка, видите ли, в том, что без студента нам к убийцам не подобраться. Улик, прямо скажу, никаких. Поневоле хватаешься за соломинку. Авось что-нибудь и выйдет. Но соломинка тоже не простая. Примитивно допросить его — отвертится. Оснований для задержания — никаких. Как тут быть? А выпускать обидно. Сердце слезами обливается, ваше превосходительство!