Ариадна Эфрон - История жизни, история души. Том 1

• Название: История жизни, история души. Том 1
• Автор: Ариадна Эфрон
• Издательство: Возвращение
• Жанр: История
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-7157-0166-4

Трехтомник наиболее полно представляет эпистолярное и литературное наследие Ариадны Сергеевны Эфрон: письма, воспоминания, прозу, устные рассказы, стихотворения и стихотворные переводы. Издание иллюстрировано фотографиями и авторскими работами.

---

Сейчас стоят последние ясные дни, такие редкие здесь и чудесные. В нашем садике цветы цветут великолепно, как никогда. Настурции - огненные и немного жёлтых, глазастых - окружают весь наш домик, а по фасаду - разноцветный душистый горошек, матио-лы, перед домом клумба ноготков и ещё клумба всякой смеси -ромашки, васильки, маки садовые, огородные, махровые и разные пёстрые безымянные. Сколько с ними было возни, пока они были слабенькой (особенно маки!) рассадой, а как они хороши и самостоятельны теперь! Я радуюсь каждому ясному дню, любуюсь цветами и окружающим видом, прекрасным при солнце и грандиозно-унылым в дождливую погоду.

Да, Лиленька, никогда я не думала, что в жизни может быть так, что счастье приходит слишком поздно — пусть не счастье, а просто радость. Слишком много пережито, слишком многие не дожили, и это всё омрачает. А люблю я Вас, Лиленька, бесконечно. В Вас сосредоточилось для меня всё тепло, всё добро ушедших, всё их несказанное душевное благородство. И поэтому мне с Вами легко и просто —

Вы так всё знаете, и понимаете, и чувствуете. Пусть это — ужасное свинство, но вот этой близости у меня никак не получается с Асей. Я очень её люблю и жалею, но мне всегда нужно так много терпения, она так не проста при всей её ангельской доброте, так высокомерна при всей её кротости, так... так... так... И так безгранично несчастна! Все Маринины качества и недостатки в ней, как в кривом зеркале, и мне это — мучительно, она очень напоминает маму, и в какой-то степени сходство это карикатурно.

Крепко, крепко целую вас и люблю.

Ваша Аля

Лиля, я хотела бы переслать Вам бандеролями несколько книг Бориса с дорогими мне надписями, сейчас, пока навигация и почта дешевле. Можно? Ответьте.

Б.Л. Пастернаку

20 августа 1954

Дорогой друг Борис: во первых строках моего зелёного письма сообщаю, что мы получили официальное сообщение о том, что реприманд1 с нас снят, и что мы получим в течение сентября паспорта (такие, какие у нас были до поездки2, т. е. на тройку с минусами3, но всё же и за то спасибо). И вот мы думали-думали с Адой (с которой вместе приехали из Рязани и вместе живём все эти годы) и решили эту зиму, до следующей навигации, зимовать здесь. Ехать нам фактически некуда, у нас, кроме Москвы, нигде никого, и ехать куда-то наобум, думается, просто немыслимо. М. б., Бог даст, за зиму дождемся реабилитации, тогда всё значительно упростится, а если нет, то постараемся разузнать насчет возможной работы для Ады и для меня (она - преподаватель вуза - английский язык, я - сама не знаю). За зиму постараемся подкопить денег на выезд, на продажу нашей хатки надежда невелика, уезжают очень многие, продают все - всё, а покупать некому. Как ты думаешь? Одобряешь ли такое решение? Если не был бы такой безумный зимний тариф у самолётов, я непременно прилетела бы в отпуск в Москву зимой - это разрешается, но на такую partie de plaisir70 нужно не меньше двух тысяч, которые при большом желании можно было бы собрать, но тогда опять летом не выберешься! Очень уж хочется поскорее со всеми вами увидеться, тут мне дорог каждый день за все эти годы.

Вторая новость - у меня обнаружили tbc, к счастью не в открытой форме. Тут только я и поняла, почему я весь последний год так плохо себя чувствовала, вечно была слабой и усталой. Ездила на покос, видимо, переутомилась, и сейчас же получилась вспышка, долго пролежала с высокой температурой, теперь она понизилась, но в норму ещё не входит. Не работаю второй месяц. Здесь, на севере, есть всевозможные, в других местах трудно находимые, лекарства и препараты, глотаю всякую горечь, в которую не верю (по старинке верю в овсянку, масло и в «как господь»), и дважды в сутки — стрептомицин. Уверена, вместе с царём Соломоном, что «и это пройдёт», ибо из всех моих качеств самые явные — это верблюжья выносливость и человеческое терпение. (Об остальных качествах мама говорила: «Мудра, как агнец, и кротка, как змий».)

Я с ужасом думаю об этих пяти прошедших годах, за которые я ничего не сделала, только «боролась за существование» — добро б за жизнь, а то именно за существование, за прозябание. Где я возьму силы на дальнейшие устройства и переустройства? У меня их совсем нет, о пережитом (за себя и за других) не расскажешь. Дорогой мой, я смотрю на полку, где за эти годы выросло столько твоих книг (не считаю романа), и думаю, какой же ты герой, какая же ты прелесть. Я ведь знаю, чем были эти годы для тебя. И всё это — malgre tout et quand-meme!71 Да что об этом говорить! Мне кажется, мы настолько понимаем друг друга, что можем обходиться мыслями, без слов. Но, чёрт возьми, поговорить всё-таки очень хочется! (Мне. Тебя же придётся уговаривать, чтобы поговорил. Ты занят!)

Крепко целую тебя и люблю.

Твоя Аля

' Так А.С. иронически именует ссылку. Rdprimande - выговор (фр.).

2 То есть до отправления в ссылку.

3 Минусами А. С. называет ограничение мест проживания.

Б.Л. Пастернаку

29 августа 1954

Дорогой друг Борис! Сегодня я получила от маминой приятельницы, бывшей с ней в Елабуге1 (ты когда-то советовал к ней обратиться, чтобы узнать о маме), полторы тысячи, т. е. как раз столько, сколько стоит самолет Туруханск—Красноярск и обратно, а на поезд я наберу (у меня лежит большая часть присланных тобой денег — на книжке), так что одно чудо уже есть, и я, если всё будет благополучно, смогу ненадолго приехать в Москву в отпуск. Вернее всего в ноябре. И тогда я отниму у тебя, у романа, у переводов, у семьи (твоей) и у всего на свете два часа, которые я не только заслужила, но и выстрадала. Я прилечу и приеду только для того, чтобы увидеть Лилю и тебя, единственную семью души моей, и поэтому сгони сейчас же с лица недовольное выражение. Я знаю, ты не выносишь вторжений, особенно в последнее время, но я всё равно буду Атгилой и вторгнусь, предупреждаю тебя заранее, чтобы ты свыкся с этой мыслью. М. б. только час, м. б. полчаса, чтобы не утомлять тебя.

Итак, весной будущего года вновь буду корчеваться и пересаживаться в иную почву - ешё не знаю, в какую - Бог мой, какая я стала мичуринская и морозоустойчивая за эти годы, как я привыкла к почвам песчаным и каменистым — привьюсь ли я в нормальном климате, и что из всего этого получится? Цветочки? Ягодки? или это всё уже позади? Кстати, на воскреснике, на котором я, собственно говоря, и заболела, кто-то из участников, увидев прокурора, возвращавшегося с покоса с букетом цветов, воскликнул: «вот и цветочки, а ягодки впереди!» Это - эпиграф дружбы с прокурором.

Я ещё не работаю, меня лечат до одури, единственный ощутимый результат, помимо стоимости всех этих препаратов, — синяки на всех тех местах, куда делают уколы. Терплю всё из уважения к лечащему меня фтизиатру (в прошлом - санитарному врачу), но без малейшей уверенности в том, что меня лечат от того и тем.

Опять наговорила уйму глупостей. Прости.

Целую тебя и люблю, и как же я по тебе стосковалась! Главное, будь здоров, а остальное - приложится.

Твоя Аля

1 Татьяны Сергеевны Сикорской.

А. И. Цветаевой

10 сентября 1954

Дорогая Асенька, не горюйте, всё уладится, мы ещё побываем в Тарусе, всё будет хорошо. Вы и так решили эту зиму провести в Пих-товке, нам с Адой тоже некуда ехать, будем зимовать здесь. А за зиму всё прояснится. Получили ли письмо от своей подруги? Что она пишет (после телеграммы насчёт Тарусы)?

Я надеюсь, что нам в будущую навигацию удастся выбраться отсюда — куда, ещё совершенно не представляем себе. Ада может работать (и хочет) только в вузе и совсем ещё неизвестно где, в каком городе в будущем учебном году, будут вакансии и куда захотят её принять (у неё, также, как и у нас всех, паспорт с ограничениями, меньшими, чем раньше, но несомненными). Если бы удалось добиться снятия судимости, то всё было бы значительно проще - тогда можно хоть в Москву (с возвращением прежней квартиры!). У нас с ней кроме Москвы нигде никого и ничего, и потому нам более или менее всё равно, куда направляться, была бы обеспечена работа. Как только мало-мальски наладится наша жизнь, и Вам не нужно будет ни о чём беспокоится материально, вот только эту зиму нужно перезимовать и собрать денег на отъезд, но я надеюсь, что и на эту зиму придумаем Вам что-нб. (правда, в небольшом размере, но регулярное). Асенька, какой у Вас трудовой стаж до 1937 г., есть ли документы? Вряд ли наберётся 20 лет стажа, необходимых для пенсии в Вашем возрасте. Ради бога, не думайте о Ваших «роковых цифрах», это просто грешно. Ещё очень многое нужно сделать в жизни, и, м. б. — главное. Не только дождаться Андрея, но и записать, сохранить для будущего то, что Вы одна помните о маме. И ради хотя бы её дальнейшей жизни среди живых должны жить и мы, знающие и помнящие её, как никто больше. Бог даст, осуществим, Вы будете рассказывать, а я записывать. Не знаю, доживём ли мы до времени, когда она займёт своё место в русской литературе, т. е. когда это место будет общепризнанным, но мы должны приготовить для этого всё, что в наших силах. Так что будем жить несмотря ни на что, и во имя этого. Целую и люблю Вас. Привет семье.