Халлдор Лакснесс - Свет мира

• Название: Свет мира
• Автор: Халлдор Лакснесс
• Издательство: Панорама
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-85220-198-7

«Свет мира» — тетралогия классика исландской литературы Халлдоура Лакснесса (р. 1902), наиболее, по словам самого автора, значительное его произведение. Роман повествует о бедном скальде, который, вопреки скудной и жестокой жизни, воспевает красоту мира. Тонкая, изящная ирония, яркий колорит, берущий начало в знаменитых исландских сагах, блестящий острый ум давно превратили Лакснесса у него на родине в человека-легенду, а его книги нашли почитателей во многих странах.

---

К концу вечера лишь одно воспоминание, словно рана, жгло ум скальда: ну как она могла опять назвать его тронутым? Ведь он совершенно невинно шел мимо ее дома с девушкой из потустороннего мира, к тому же она сама дала ему понять, что все ее поцелуи ничего не значили. Зачем ей понадобилось натравливать на беззащитного человека всю эту дикую ораву, раз она и не думает о нем? Неужели род людской так непоследователен не только в любви и ненависти, тут уж и говорить нечего, но даже и тогда, когда он совершенно равнодушен? Может быть, род людской вовсе и не заслуживает, чтобы в него верили, ждали от него чего-то и смотрели на него снизу вверх, как это делают собаки? К счастью, летний ночной дождь, ласковый и умиротворяющий, победил боль и навеял на скальда крепкий сон взамен тревожных философских рассуждений.

От этого глубокого сна скальд очнулся, когда кто-то положил руку ему на лоб.

Было едва за полночь, еще не виден был тот слабый отблеск зари, который предупреждал о приближении утра даже в самую облачную погоду. Был именно тот час летней ночи, когда все кажется призрачным, час, в реальность которого трудно поверить и который сознание отрицает с наступлением дня. Девушка, стоявшая днем в дверях своего дома, сидит рядом на его постели, положив руку ему на лоб. Скальд открыл глаза и спросил:

— Я проснулся, или, может быть, я уже умер?

— Прости меня, — сказала она, погладила его по волосам и отдернула руку.

Она говорила тихо, едва слышно, и не смеялась. Она раскраснелась и запыхалась от бега, ноги у нее были мокрые, на полу остались следы песка. Она смотрела на него большими растерянными глазами, точно в испуге, веселая задорная складка возле губ исчезла.

— Я не могла заснуть, — прошептала она.

Он назвал ее по имени, сел и обнял ее; почувствовав его прикосновение, она вздрогнула и прижалась к нему.

— Лучше бы мне вовсе не родиться, — прошептала она и спрятала лицо у него на плече. — Совсем.

— Что случилось? — спросил он.

— Ничего, — сказала она. — Ничего. Ничего. Я не могла уснуть. Прости меня.

— Поцелуй меня, — попросил он.

Несколько минут они целовались, потом она спросила:

— А ты не втюрился в эту девицу, что водит дружбу с духами? Скажи, что нет.

— Нет, — сказал он.

— Ну, тогда все в порядке, врунья и притворщица эта ангелица. Когда я раздобуду пшеничной муки, я испеку тебе блинчики в тысячи раз вкуснее, чем те, которыми тебя кормили в Камбаре. Только вот борной кислоты у меня нет.

— Нехорошо так говорить об этой несчастной девушке — сказал Оулавюр Каурасон. — Если бы она не вылечила меня, я бы, наверное, никогда не познакомился с тобой.

— Ну, если она способна вылечить хотя бы одного человека от насморка, значит, я могу освободить весь мир от смерти и от сатаны…

— Все-таки с твоей стороны было не очень красиво кричать нам вслед, когда мы просто шли по дороге, и обзывать меня тронутым…

— Прости меня! Ты меня ненавидишь?

— Я тебя люблю, — сказал он.

— Чего она от тебя хотела? — спросила девушка.

— Это неважно, — ответил он. — Ничего она от меня не хотела. Просто ей нужно было поговорить немного со мной, ведь я не так давно провел ночь у них в Камбаре. Не спрашивай больше об этом. Целуй.

Но девушка, стоявшая днем в дверях, не хотела больше, целоваться.

— Значит, ты все-таки врешь, ну кто бы мог этому поверить, ведь у тебя такие голубые глаза, — сказала она.

— Нет, — сказал он. — Я не умею врать. Просто я не знаю, что такое правда. Я всегда стараюсь говорить так, чтобы причинить как можно меньше вреда и Богу и людям.

— Ну, я-то отлично знаю, чего она хотела. Этой колдунье нужно только одно. Я видела, как она сбежала с кладбищенского бала у нас в Свидинсвике с одним мужчиной, хотя была темная ночь и мела метель.

— Она? — удивился скальд. — Я не верю.

— Она хотела переспать с тобой, это ясно, — заявила девушка.

— Как ты можешь так дурно о ней думать? — спросил он.

Она прильнула к нему и сказала:

— Я просто рехнулась. Господи Иисусе, уж лучше бы мне и вовсе не родиться. — И поцеловала его.

Он любил ее всем сердцем, навеки, он был готов пожертвовать ради нее жизнью, пройти сквозь огонь и воду, хотел, чтобы ничто-ничто никогда-никогда не могло разлучить их. Но она вдруг снова стала грустной, даже испуганной, вздрогнула, отстранилась от него, широко открыла глаза и спросила в ужасе, не глядя на него:

— Это плохо?

— Нет, — ответил он, не понимая, о чем она говорит. — Это прекрасно.

— Зачем я родилась на свет? — спросила она.

— Чтобы любить, — ответил он.

— О Господи, — сказала она.

— Нет, — ответил он богохульствуя, — только ты и я.

— Скажи, что я сошла с ума, — попросила она, — и я уйду.

— Любовь всегда права, — сказал он. — Все, что ты делаешь, правильно.

— Я вовсе и не думала о тебе, я уложила ребятишек спать и даже не думала о тебе, отец уже храпел, я и не думала о тебе, даже ни разу не вспомнила. Я легла и долго-долго лежала. И вдруг встала. Неужели я все время думала о тебе?

— Ты думала о том, чтобы это прибежище ветров превратить в замок в Царстве Лета, — сказал скальд.

— Я подумала, что раз уж весь поселок считает, что он приходит ко мне по ночам, то лучше для разнообразия я приду к нему. Я открыла окно над своей постелью и выпрыгнула, чтобы отец и ребятишки не проснулись. И побежала на берег с мешком, как будто мне надо набрать водорослей. Кто говорил о том, что пройдет сквозь воду? Это я шла вброд. Я шла между скал прямо по воде — ведь был прилив, — чтобы меня никто не заметил. Разве ты не видишь, что у меня мокрые ноги? Наверное, я просто спятила в эту белую ночь.

— Ты пришла, чтобы подарить мне драгоценнейшее сокровище жизни и сделать меня его владельцем, — сказал скальд.

— Нет, — ответила она. — Я пришла, чтобы услышать, как ты дышишь. Дыши!

— А несколько дней подряд ты не хотела мне улыбнуться и гнала меня прочь, — прошептал он ей на ухо.

— Когда человек влюблен, ему не до смеха; если он смеется — значит, он не влюблен, — ответила она, прибавив по старой привычке «ха-ха-ха», но это был не смех.

— А сегодня ты кричала мне вслед и натравила на меня ребятишек.

— О, ты ведь великий скальд, ты понимаешь все и вместе с тем ничего не понимаешь. Таких, как ты, больше нет, я не виновата, что ты так на меня действуешь, никогда в жизни я не поступала столь глупо, я прекрасно знаю, что этого делать нельзя, что я не должна, не хочу, что тебе всего семнадцать, а мне восемнадцать и что у нас нет денег, и все-таки я люблю тебя так, что даже ненавижу, вот провалиться мне на этом месте; любовь — это дикий зверь; я просто сама не своя; я шла по колено в воде между скал, чтобы меня никто не видел; когда человек влюблен, он все равно что преступник, клянусь тебе, я могла бы убить кого-нибудь или обокрасть, вот какая я дурная. Разве ты не видишь, что у меня под платьем ничего нет, милый!

Утром Хоульмфридур с Чердака молча подала ему кофе и продолжала заниматься своими делами. Он не смел взглянуть на нее, но слышал, как она громко покашливает, и в ее покашливании звучали высокие серебряные нотки, словно она была где-то далеко-далеко отсюда. И все-таки теперь он сильнее ощущал ее присутствие, чем раньше. Переживания этой ночи открыли ему новые чувства. Мир стал иным, чем прежде, всех мужчин и всех женщин он видел теперь в новом свете, неожиданно он обнаружил, что сидит и думает о том, какова она, эта женщина, и ему в то же мгновенье стало стыдно. Ее лицо — это непостижимое единство отчуждения и близости, страсти и самоотречения, любопытства и безразличия, это неразрывное волшебное созвучие согласия и отрицания, — скальду вдруг показалось, что ни одно лицо никогда еще не значило для него так много, что, в сущности, ее лицо значит для него гораздо больше, чем его собственное, но он изменил ее лицу, изменил ей и был убежден, что ей это уже известно, что ей известно все-все.

Да, это правда, любовь выше всех ценностей; по сравнению с естественным сверхъестественное просто смешно, так же как чудеса жалки по сравнению с простыми человеческими делами; живые очертания молодой любящей женщины — вот ключ к красоте, вот основной мотив всей мировой поэзии; солнце сверкает прямо в лицо юноше, и в открытое окно вместе со свежим влажным ветром врывается гомон морских птиц, но все-таки в сознании скальда пробуждается нечто похожее на сожаление, словно он изменил чему-то более дорогому, чем все это.

Глава четырнадцатая

Траулер «Нуми», принадлежавший свидинсвикскому Товариществу по Экономическому Возрождению, спокойно ржавел на рейде, служа прибежищем для крыс и привидений: некоторые люди своими глазами видели, как в зимние ночи на нем мелькали голубые огоньки. В те годы, когда траулеру полагалось за счет Товарищества по Экономическому Возрождению вести лов на лучших в мире рыболовных отмелях, лежавших вблизи от берега, он лишь увеличивал долги в Банке на десятки и сотни тысяч; если бы эти деньги присоединили к остальным долгам могучего Товарищества, то получилась бы сумма, которой с лихвой хватило бы на то, чтобы всех жителей поселка превратить в графов или баронов. Но почему-то любая рыбешка поспешно уплывала в открытое море, едва только траулер «Нуми» показывался на месте лова. Два года тому назад правлению Товарищества по Экономическому Возрождению пришла в голову гениальная мысль поставить траулер на якорь — пусть лучше собирает крыс вместо того, чтобы увеличивать долги в Банке. Теперь многие уповали лишь на то, что какой-нибудь добрый человек откупит у Товарищества по Экономическому Возрождению все хозяйство со всем, что к нему относится, в том числе и с долгами, но пока желающих что-то не находилось. В конце концов Банк заявил, что его христианское долготерпение, столь характерное для подобных учреждений, лопнуло и он намерен описать траулер в счет неуплаченных долгов да набежавших процентов и продать его с аукциона в самое ближайшее время.