Дэвид Лодж - Хорошая работа

• Название: Хорошая работа
• Автор: Дэвид Лодж
• Издательство: Независимая Газета
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-86712-148-8

В 1988 году роман «Хорошая работа» награжден ежегодной книжной премией Sunday Express и вошел в шорт-лист Букеровской премии. Телевизионная версия романа удостоилась Королевской премии как лучший драматический сериал 1989 года. Ей также присуждена премия «Серебряная нимфа» на фестивале телевизионных фильмов в Монте-Карло в 1990 году.

Университетский городок Раммидж, как мы убедились по прошлым произведениям Д. Лоджа («Академический обмен», «Мир тесен»), — невероятно забавное место. А теперь, на новом этапе своей истории, он вынужден обратиться лицом к миру, командируя на местный завод одну из наиболее талантливых и очаровательных своих представительниц, Робин Пенроуз.

Впрочем, и «старая гвардия», наши добрые знакомые Ф. Лоу, М. Цапп и другие, еще не раз удивят, развеселят и растрогают нас, появившись на страницах нового романа Д. Лоджа.

---

— Дай мне шанс, Робин!

Она вырвала руку и прошипела:

— Идиот, встань немедленно!

В эту самую минуту раздался стук в дверь, и в кабинет, едва дыша, ворвалась Мерион Рассел. Она так и застыла на пороге, уставившись на коленопреклоненного Вика. Робин отодвинула свой стул и тоже опустилась на колени.

— Мерион, мистер Уилкокс обронил ручку, — спокойно сказала она. — Не поможете нам ее найти?

— Ой, я не могу, — воскликнула Мерион. — У меня лекция. Я вернулась за сумкой. — И она указала на пакет с книгами, оставленный под стулом.

— Хорошо, — кивнула Робин, — возьмите его.

— Извините.

Мерион Рассел схватила пакет и вышла из кабинета, бросив по пути взгляд на Вика.

— Ну вот, — сказала Робин, поднимаясь с пола.

— Извини, я забылся, — проговорил Вик, отряхивая колени.

— А теперь, пожалуйста, уходи, — попросила Робин. — Я скажу Лоу, что передумала.

— Позволь мне остаться. Подобное больше не повторится.

Он выглядел растерянным и беспомощным. Предыдущая сцена напомнила Робин о том, как они пришли в ее номер во Франкфурте. Он тогда набросился на нее, едва закрылась дверь, и был так же несдержан.

— Я тебе не верю. По-моему, ты слегка не в себе.

— Обещаю.

Робин подождала, пока он посмотрит ей прямо в глаза, потом спросила:

— Больше не будет воспоминаний о Франкфурте?

— Нет.

— И никакой любовной чепухи?

Он сглотнул и угрюмо кивнул:

— Хорошо.

Робин подумала о картине, которая открылась взору Мерион Рассел, и хихикнула.

— Пошли, выпьем кофе, — предложила она.

Как всегда в эти утренние часы, преподавательский буфет оказался переполнен, и им пришлось встать в небольшую очередь за кофе. Вик оглядывался по сторонам и был несколько озадачен.

— Что здесь происходит? — спросил он. — У всех этих людей ранний ленч?

— Нет, просто утренний кофе.

— И как долго это разрешается?

— Что разрешается?

— Ты хочешь сказать, что они могут торчать здесь, сколько угодно?

Робин взглянула на своих коллег, которые развалились на стульях, улыбались и болтали друг с другом или просматривали свежие газеты и еженедельники, а заодно пили кофе и похрустывали печеньем. И вдруг она посмотрела на все это глазами постороннего и чуть не покраснела.

— У нас есть определенная работа, — сказала она, — и неважно, когда и где мы ее делаем.

— Если приходить к десяти, а в одиннадцать идти пить кофе, — возразил Вик, — трудно найти время для работы.

Казалось, он не мог нащупать манеру поведения, промежуточную между стеснением и воинственностью. Первый вариант провалился, вот он и перешел сразу ко второму.

Робин заплатила за два кофе и провела Вика к паре свободных стульев возле высокого окна, откуда открывался вид на центральную площадь кампуса.

— Тебе это может показаться странным, — сказала она, — но большинство находящихся здесь людей сейчас работают.

— Не надо дурить мне голову. Как это они работают?

— Обсуждают университетские дела, прикидывают повестки дня заседаний разных комиссий. Обмениваются идеями, касающимися их научной работы, или советуются по поводу конкретных студентов. Что-то в этом роде.

К несчастью, именно в этот момент сидевший рядом профессор-египтолог громко спросил у своего соседа:

— Как у тебя в этом году тюльпаны, Добсон?

— Если бы я здесь командовал, — заявил Уилкокс, — я бы закрыл эту лавочку, а та женщина за стойкой пусть ходит по коридорам с тележкой.

Профессор-египтолог обернулся и с интересом посмотрел на Вика.

— Какие они все расхристанные, эти люди. Ты не находишь? Большинство даже без галстуков. А вон тот — посмотри! — у него же рубашка навыпуск!

— Это очень известный теолог, — сказала Робин.

— Но это не оправдывает его манеру выглядеть так, будто он спит прямо в одежде, — заметил Вик.

К их столику подошел Филипп Лоу. В одной руке он нес чашечку кофе, в другой — стопку документов.

— Вы позволите к вам присоединиться? — спросил он. — Как ваши дела, мистер Уилкокс?

— Мистер Уилкокс не одобряет наши привычки, — опередила Робин. — Шеи без галстуков и питье кофе без конца.

— На производстве такого не бывает, — сказал Вик. — Люди начнут хитрить.

— Я не уверен в том, что среди наших коллег никто не хитрит, — вздохнул Лоу, оглядывая буфет. — Некоторые лица видишь здесь постоянно.

— Хорошо, вы ведь начальник, — напомнил Вик. — Почему вы не сделаете им замечание?

Филипп Лоу гулко засмеялся.

— Я начальник ни над кем. Боюсь, вы так же ошибаетесь, как и наше правительство.

— В каком смысле?

— Ну, вам кажется, что университеты организованы как бизнес: с четким делением на управленцев и трудящихся. На самом же деле это коллегиальные институты. Вот почему вся история с сокращениями превращается в снежный ком. Извините за прямоту, Робин.

Она извиняюще махнула рукой.

— Видите ли, — продолжал Филипп Лоу, — когда правительство урезает нам финансирование, они надеются увеличить эффективность нашего труда, избавившись от лишних сотрудников, как это делается в промышленности. Давайте признаемся самим себе, что здесь это невозможно. Было бы чудом, если бы это получилось. На производстве руководители решают, кого уволить силой, старший состав увольняет младших, и так далее. В университетах такая пирамида отсутствует. Все в определенном смысле равны, раз уж прошли по конкурсу. Никого нельзя уволить против его желания. Никто не проголосует за увольнение своего коллеги.

— Думаю, что никто, — подала голос Робин.

— Это прекрасно, Робин, но никто не проголосует и за изменение учебного плана, который всем нам угрожает увольнением. Даже считать не хочу, сколько долгих часов провел я на заседаниях комиссий, обсуждая сокращения, — устало вздохнул Лоу. — Но за все это время я не припомню, чтобы кто-нибудь признал дельными существующие порядки. Все согласны с необходимостью сокращений, потому что правительство контролирует наши кошельки, но на самом деле никто никого не сокращает.

— В таком случае, вы скоро обанкротитесь, — объявил Вик.

— Мы бы уже обанкротились, если бы не отправляли никого на пенсию, — сказал Лоу. — Но, увы, не всегда люди, согласившиеся выйти на пенсию, — это те, кого бы мы хотели лишиться. Правительство дает нам большие деньги для того, чтобы выход на пенсию выглядел заманчиво. И мы платим людям за их уход, а они едут работать в Америку, уходят на вольные хлеба или вовсе ничего не делают. И это вместо того, чтобы заплатить талантливым молодым людям, таким как Робин.

— Производит впечатление полной неразберихи, — сказал Вик. — Безусловно, выход один — изменить всю систему. Укрепить управление.

— Нет, — горячо возразила Робин, — выход не в этом. Если университеты организовать по принципу коммерческих организаций, будет разрушено все, что делает их ценными. Лучше уж наоборот — перестроить промышленность по университетскому принципу. Ввести на заводах коллегиальность управления.

— Ха! Мы не удержимся на рынке и пяти минут, — засмеялся Вик.

— Тем хуже для рынка, — заявила Робин. — Может, университеты в чем-то и неэффективны. Может быть, мы и тратим на споры слишком много времени, потому что ни у кого нет абсолютной власти. Но это предпочтительнее системы, в которой каждый боится стоящего на ступеньку выше, где каждый сам за себя, обманом набивает себе цену и втихую хулиганит в туалете, потому что знает: если он заведет себе компанию, его завтра же уволят и никто за него не заступится. Нет уж, я на стороне университета со всеми его огрехами.

— Что ж, — сказал Вик, — это хорошая работа, если удастся ее получить.

Он отвернулся, выглянул в окно, которое в этот теплый день было открыто, и посмотрел на центральную площадь кампуса.

Робин проследила за его взглядом. На лужайке, как яркие цветы, устроились студенты в летней одежде: они читали, разговаривали, обнимались или слушали преподавателей. Солнце ярко освещало фасад здания библиотеки, стеклянные двери которого поминутно распахивались, посверкивая, подобно маяку, когда впускали и выпускали читателей. Солнечные блики падали на здания самого разного размера и архитектуры — биологического, химического, физического, инженерного, педагогического и юридического факультетов. Солнце освещало и ботанические сады, и спортивный комплекс, и игровые площадки, и беговую дорожку, где тренировались и резвились студенты. Светило оно и на здание Актового зала, где университетский оркестр и хор репетировали ораторию «Сновидение Геронтия»[17], которую собирались исполнить в конце семестра. И на Студенческий союз с кабинетами многочисленных комиссий и редакций газет; и на картинную галерею с небольшой, но изысканной коллекцией шедевров. И Робин явственнее, чем обычно, показалось, что университет — это идеальный пример человеческого сообщества, где работа и отдых, культура и природа существуют в полной гармонии, где есть пространство, свет и красивые здания, построенные на прекрасной земле, и люди свободны в труде и самовыражении, согласно своему ритму жизни и наклонностям.