Наталья Соломко - Белая лошадь - горе не мое

• Название: Белая лошадь - горе не мое
• Автор: Наталья Соломко
• Жанр: Прочая детская литература

---

Так решилась Санина судьба: он поступил в горный.

Самое же странное во всей этой истории было то, что, закончив первый курс, Саня вдруг забрал документы и перешел в педагогический...

В заключение надо сказать, что год назад, с отличием закончив институт, Саня пришел работать в школу, где учился и где работали его отец и мама.

Отец, между прочим, работал директором...

Исупов Леша опоздал на первый урок, прогулял второй, а на пятом сидел и пел песни. Естественно, что с урока его выгнали и отправили к Лоле Игнатьевне. Естественно и то, что вместо того, чтобы пойти, как было велено, к директору, Александр Арсеньевич отправился к завучу - спасать своего ученика. Ему удалось смягчить Лолу Игнатьевну, и для Лешки все обошлось благополучно.

- Я надеюсь, Исупов, такого больше не повторится, - миролюбиво закончила она беседу. - Я надеюсь, что все это - нелепая случайность. Ты всегда был хорошим учеником, поэтому мы прощаем тебе этот срыв...

Исупов хмуро глядел в угол и молчал.

- Ты чего это творишь? - сердито спросил его Саня, когда вышли из кабинета, но тут на него испуганным ветром налетела секретарша Верочка и зашептала:

- Кошка скребет на свой хребет! Иди скорей, он ждет!

"Белая лошадь - горе не мое..." - пробормотал про себя учитель географии и пошел к разгневанному директору.

Скажем честно - Саня трусил...

Вчера опоздал на электричку... Позавчера поддержал бунт в девятом "В"... Ничего хорошего от разговора с отцом ждать не приходилось. Только и надежды было на магическое заклинание, с детства отводившее от Сани несчастья.

И помогло: в кабинете директора, помимо сумрачного Арсения Александровича, присутствовал еще и Аристотель. Это было уже полегче.

- А-а! - радостно приветствовал он Саню. - Явился, герой!

Саня вошел в кабинет и стал у порога.

- Проходите, присаживайтесь, - официально предложил ему отец.

Саня прошел, присел.

- Я слушаю вас, Арсений Александрович, - не менее официально сказал он.

Директор школы грозно смотрел за окно, на воробья, который скакал по ветке. Воробей, заметив это, замер и с интересом уставился на директора. Взгляды их скрестились. Воробей не выдержал первым, чирикнул и перелетел на другое дерево. Директор перевел взгляд на сына.

- Я вас уволю, Александр Арсеньевич, - неприязненно пообещал он.

- А я на вас жалобу напишу, - склочно заметил сын. - На вас и на порядки, которые вы завели в руководимой вами школе...

- Павлик Морозов! - восхитился Аристотель. Разговор отца и сына доставлял ему большое удовольствие.

Директор печально покачал головой.

- Слушай, Александр, - задушевно спросил он сына, - ты картину такую видел - "Иван Грозный и сын его Иван"?

- Видел, - хмуро согласился Саня. - И "Тараса Бульбу" я читал...

- Молодец, - кивнул Арсений Александрович. - Грамотный. А что такое "педагогическая этика", знаешь? Объясняли тебе в институте?

- Ну, допустим...

- Так какого ж ты черта?! - взорвался Арсений Александрович.

- Сеня и Саня, я в восторге от вашей лексики, - усмехнулся Аристотель. - Не молчите, миленькие. Продолжайте, продолжайте...

- Матвей, не устраивай балаган, я тебя не за этим позвал, - сердито сказал директор другу юности. - Александр, ты соображаешь, что творишь?

- Я-то соображаю! - запальчиво ответил Александр Арсеньевич. - А вот некоторые...

- Некоторые - ничего не соображают! - кивнул понятливо Арсений Александрович. - Интересно, кто же эти некоторые?

- Мы, Сеня, - пояснил Аристотель, потягиваясь в кресле. - Разве ты не понял?

- Матвей Иванович, к вам это не относится.

- Благодарю, мой юный друг, - хмыкнул Аристотель. - Сеня, я тут, оказывается, ни при чем. Это ты ничего не соображаешь. - Он с любопытством взглянул на Саню. - Интересно жить на свете, Сеня!

- Полагаешь?

- Всего несколько лет назад твой сын был милейшим, тишайшим существом - и вот полюбуйтесь! Откуда что взялось!

Арсений Александрович горестно махнул рукой:

- Я проклял тот день, когда этот человек пришел работать к нам в школу!

- Я к тебе не просился, - огрызнулся Саня. - Ты сам настоял.

- Если б я знал... Если б я мог предположить... Александр, ну что с тобой происходит?..

Этот роковой вопрос в последнее время мучил многих. В школе ведь все помнили Саню тихим, вежливым мальчиком, с которым все десять лет никто горя не знал. Да и когда он учился в институте, все было так славно, безоблачно. Кто бы предположил тогда, в какого бунтаря и мятежника превратился этот мечтательный, замкнутый юноша, все свободное время проводивший за книгами.

Несчастья начались ровно год назад, когда Саня наотрез отказался идти в аспирантуру. Семейный педсовет впервые оказался бессильным. С неизвестно откуда взявшейся (и потому пугающей) решительностью Саня заявил родителям, что теория ему изрядно надоела, пора заняться практикой.

"Я не для того учился, чтобы всю жизнь заниматься бумажками", сказал он. На вопрос: "А для чего?" - ответить вразумительно он не сумел, но твердо стоял на том, что пойдет работать в школу, причем в сельскую. Трудно описать, что тут было с Еленой Николаевной. Она плакала, твердила, что Саня ее совсем не любит, и обещала умереть... С превеликими трудностями удалось ей добиться от сына следующего: в аспирантуру он все-таки поступит (ну, хоть через год, хоть заочно!) и ни в какое село не поедет - он отличник, он имеет право выбирать, и нельзя, нельзя ему, у него же было сотрясение мозга, он же находится под наблюдением врача! ...И оказался Саня в родной школе, под мудрым присмотром родителей. Знали бы родители, что из этого выйдет... Впрочем, в первой четверти на него нарадоваться не могли: такой милый, такой славный! И уроки у него интересные! И с детьми он ладит! До чего же прекрасный сын у Арсения Александровича! И вдруг на одном из педсоветов этот славный юноша ни с того ни с сего процитировал Гоголя Николая Васильевича, великого русского писателя: "Ленность и непонятливость воспитанника обращаются в вину педагога и суть только вывески его собственного нерадения: он не умел, он не хотел овладеть вниманием своих юных слушателей..."

Педсовет озадаченно промолчал. Только у окна кто-то пробормотал с обидой, что пусть бы этот Гоголь пришел бы к нам в школу да поработал маленько - хоть литературу бы почитал бы восьмым классам, а там бы мы на него поглядели... Присутствующие бодро рассмеялись, давая тем самым понять, что не заметили бестактной выходки юного коллеги: ох уж эта молодая уверенность в том, что все умеешь и понимаешь лучше всех!.. Ничего, это пройдет, с кем не бывало.

Увы, дальше было хуже: молодой учитель перешел от слов к действиям.

Первым его деянием был скандал из-за пятиклассника Толика Адыева. "Это слабоумный ребенок, - сказала классная. - Надо хлопотать о переводе в спецшколу". Арсений Александрович поморщился и взглянул на Аристотеля. Аристотель стукал по столу карандашиком и медленно краснел. Он не умел говорить сразу, но никто из присутствующих не сомневался, что он все-таки заговорит. Однако Аристотель и рта не успел раскрыть, как вскочил Александр Арсеньевич. Чего греха таить - он нагрубил. Адыева ни в какую спецшколу, разумеется, не перевели, а с классной руководительницей была истерика, она плакала и кричала:

"Пусть он его себе возьмет и попробует! На чужом-то горбу хорошо в рай!.. Если он директорский сын, так ему все позволено?!"

"Дурак, - обругал после педсовета Александра Арсеньевича отец, орать-то зачем так было? Спокойно нельзя?"

"Нельзя", - буркнул сын.

"Адыева в свой класс возьмешь?"

"Возьму".

Но и на этом подвиги Александра Арсеньевича не кончились. Причем раз от разу становились все ужаснее. В середине года ему пришло в голову сцепиться с учителем труда, человеком простым и незатейливым, в качестве педагогического воздействия применявшим иногда легкое рукоприкладство. Александр Арсеньевич дважды разговаривал с ним, но трудовик продолжал воспитывать как умел. Тогда произошло нечто совершенно недопустимое. Официальной огласки история эта, к счастью, не получила. Но неофициально весь педагогический коллектив знал, что учитель географии вызывал в коридор учителя труда и, вежливо поинтересовавшись, за что он ударил пятиклассника Васильева, в ответ на: "За дело, а тебе-то что?" - дал ему пощечину.

"Ты можешь ударить человека?! - с ужасом спрашивала потом Елена Николаевна. - Ты, учитель, интеллигентный человек!"

На что Александр Арсеньевич, по слухам, ответил:

"Если интеллигентный человек это тот, кто спокойно смотрит, как унижают, то я неинтеллигентный..."

Именно в этот период Арсений Александрович понял, что лучше бы, ох, лучше сын стал путешественником...

И только Аристотель глядел на Александра Арсеньевича влюбленно и твердил: "Оставьте его в покое, он педагог от бога! - чем, надо сказать, только укреплял антирелигиозные настроения окружающих.

Надеялись, что за лето молодой учитель одумается, повзрослеет. Но вот и новый учебный год начинается как-то скверно: класс бунтует, а учитель географии его поддерживает. И ведь считает, что прав!