Жак Майоль - Человек-дельфин

• Название: Человек-дельфин
• Автор: Жак Майоль
• Издательство: Мысль
• Жанр: Эзотерика
• Год: 1987

Уже несколько лет как человечество открыло существование своего двоюродного брата — дельфина. Займет ли он в нашей жизни то место, которое заслужил и которое отводили ему древние греки и египтяне? Надо надеяться на это. Как и на то, что со временем мы сможем следовать великолепному примеру мудрости, солидарности, жизнелюбия, который он нам постоянно преподносит, научимся беречь и уважать ценности, которыми он также дорожит больше всего, — мир и свободу.

Легендарный французский ныряльщик родился в Шанхае в 1927 г. Он был первым перешагнувшим рубеж 100 м в погружении без акваланга. Его философская концепция жизни в гармонии и единстве с океаном определила новый взгляд на фридайвинг как стиль и образ жизни. Неутомимый исследователь морских глубин и глубин сознания, Жак Майоль первым обратился к йоге и восточной философии в своей тренировочной практике. Его книга "Homo Delphinus" или "Человек Дельфин" стала своеобразной библией фридайверов разных стран и вероисповеданий.

Жак Майоль умер на острове Эльба в декабре 2001 года.

---

На 60 м набрал нормальную скорость, в среднем не более 1 м в секунду. Уже чувствую пузыри воздуха, которые мне посылают Юрген и Нино. Но, открыв на этот раз оба глаза, понимаю: что-то не так. Кафьеро “висит” горизонтально, головой почти касаясь троса. Они с Юргеном объясняются жестами и, похоже, меня еще не ждут. Если Нино останется в этом положении, я размозжу ему череп. Вновь мной овладевает противная мысль: “Не будет ли лучше отказаться?” В этот момент Юрген замечает меня и резким движением отталкивает Нино в сторону. Я сознательно торможу и даже останавливаюсь, чтобы убедиться, что все в порядке и Кафьеро вне опасности. Юрген шлепает меня по плечу, что очень кстати. Это зеленый свет для последнего перегона, последних 30 м.

На самом же деле свет сразу становится желтым. Снова кто-то меня уговаривает не продолжать, подняться, отложить погружение на день более милостивый. Снова внутренний конфликт, и я возражаю, что дней более милостивых в этом году уже не будет.

Значит, вперед

Втягиваю голову в плечи, стараясь придать телу наиболее гидродинамичную позу, и вновь устремляюсь в бездну. Но спокойствия не прибавилось. Не могу сказать, чтобы я чувствовал себя в ударе. Начинает даже слегка кружиться голова, видимо, я приложил слишком много усилий для компенсации и теперь нарушено равновесие вестибулярного аппарата. Нужно сохранить хладнокровие и быть внимательным во время подъема, максимально используя шар.

Мысленно я повторяю те жесты, которые мне предстоит выполнить на стометровой отметке. Сразу оторвать привязанный шерстяной ниткой к диску один из двух контрольных сигналов, указывающих глубину, и спрятать его под гидрокостюм. Открыть клапан баллона и наполнить сжатым воздухом шар. Закрыть клапан. Правую руку положить на левый держатель арматуры, которая движется вдоль троса во время подъема, а левую — на механизм, блокирующий всю систему, затем переместить правую руку на клапан выпуска воздуха из баллона, а левой взяться за держатель рамы шара. Словом, ухватившись за металлическую раму спасательного шара, начать подъем, регулируя его скорость подачей воздуха. Эти движения должны быть выполнены одно за другим без малейшего колебания. Но как не колебаться, когда на глубине 95 м я, уже различая этот диск, понимаю, что оба сигнала на нем отсутствуют. Мне приходит в голову безумная мысль, что Альфредо и Роберто под действием “глубинного опьянения” уже их оторвали.

Отметка -100 метров

Наконец с грохотом достигаю диска: Микеле, который наверху чувствовал вибрацию троса и ощутил мое прибытие по толчку, позднее мне скажет, что прошла одна минута и сорок пять секунд. Сигналы действительно исчезли. Ни у Роберто, ни у Альфредо их нет. Присутствие ребят меня подбадривает, но я не берусь утверждать, что с ними все в порядке. Я спокоен, но вполне сознаю опасность, которую представляет потеря времени на этой глубине. Открываю клапан и надуваю шар. И в этот решающий момент происходит что-то совершенно необъяснимое. Я не нахожу ручку механизма, отцепляющего шар. Ищу в полутьме, путая руки и ломая свой мысленно составленный план. Я растерян, секунды идут, и я уже готов решиться на подъем без шара, когда наконец случайно натыкаюсь на рукоятку. Тащу ее и, срывая предохранительное устройство, освобождаю шар из плена.

Не знаю, видели ли меня Альфредо и Роберто, но я под водой издал самый глубокий вздох облегчения в моей жизни. Эта жизнь буквально висит на ниточке троса. Он как символическая пуповина связывает меня со всем живым на земле. Шар, как мне кажется, поднимается слишком медленно, и первые 10 м я помогаю ему сильными ударами ласт. Как было условлено, Юрген опустился на 95 м и извещает меня о своем присутствии дружеским шлепком по спине. Несколькими секундами позже другой удар: это Кафьеро, оставшийся на 70 м. Потом очередь Лучано Галли сообщить мне, что я на полпути. Здесь я предполагал оставить шар и подниматься дальше самостоятельно, но сегодня я не могу себе этого позволить. Наконец последний удар по плечу: это Инжир, который, как мы и договаривались, поднялся на 20 м, где обычно я останавливаюсь, чтобы понять свое состояние и получить от него точную информацию о длительности погружения на этот момент. Однако сегодня возможности передохнуть нет. Я и без того знаю, что исчерпал мои три с половиной минуты абсолютной безопасности, и не годится дальше испытывать судьбу. Впервые за эти последние три месяца экспериментов вылетаю на поверхность вместо того, чтобы по привычке остановиться на несколько мгновений в метре от нее, прежде чем вновь обрести свои “земные размеры”.

Без сомнения, переход этот очень резкий. Мне требуется несколько секунд, пока я наконец смогу выкрикнуть традиционное “ку-ку!”. Гаэтано, это само воплощение силы, находится позади меня, готовый прийти на помощь. Слава богу, никаких обмороков, и я вскарабкиваюсь без чьей-либо помощи на платформу, с которой испускаю очередную серию “ку-ку”, полных радостного и бурного восторга. Восторг в секунду перелается всей команде медиков, физиологов, а также официальных наблюдателей, находящихся на борту судна, потому что все хорошо, что хорошо кончается, и операция “ниже ста метров” удалась.

После триумфа радости на борт “Эльбано-1” возвращается спокойствие. Безмятежные и удовлетворенные, все приступают к своим занятиям.

Я вытягиваюсь на платформе в позе полного расслабления. Впервые за несколько месяцев меня охватывает чувство покоя и полной гармонии с окружающим миром, природой, морем, моими товарищами.

Воздух кажется особенно сладким. Солнце вновь улыбается мне. Смотрю на небо, облака и невольно уношусь мысленно к ним. На мгновение теряю представление о времени и пространстве. Не верится, что то, что я сделал, — правда… Говорю себе: “Почему я, а не другой?” Меня захватывает вихрь образов, возникающих в памяти как вспышки огня. Они напоминают о некоторых событиях моей жизни, предшествовавших этому дню, и в конце концов я начинаю понимать, как и почему я оказался здесь. Первый образ, который всплывает в моем мозгу, — это дельфин Клоун, или, точнее сказать, “дельфиниха”, потому что, как вы увидите, это была “женщина” в самом широком смысле слова.

Когда я вспоминаю Клоуна, я думаю о дельфинах вообще. Обо всех дельфинах мира. Об этих лукавых детях моря, наших морских братьях. Однако странно, что местные дельфины не пришли поприветствовать меня на этот раз в день моего самого глубокого погружения, как делали обычно уже несколько лет. А ведь днем раньше Альфредо с друзьями видели огромного дельфина, играющего вокруг “Эльбано-1”, на якорной стоянке в заливе Парети. Животное, мне сказали, выпрыгнуло несколько раз так высоко, как только возможно, словно искало что-то или кого-то.

Я утешаюсь, что, может быть, искали именно меня. Кто знает? Не улыбайтесь. В самом начале экспериментов глубоководного погружения в апноэ у острова Эльба в 1973 г. подводники из моего экипажа тоже обвиняли меня в том, что я болтун, мечтатель и мистик, когда я говорил о моих отношениях с этими необычными созданиями. Это продолжалось до тех пор, пока они сами не убедились в существовании явлений, часто непонятных и тревожных, о которых мы еще поговорим. Я глубоко убежден, даже если не смогу этого объяснить и еще меньше доказать, что установил с дельфинами своего рода подсознательную связь. Не забывайте о нашей почти полной неосведомленности в способах общения “без проводов и шума”, находящихся в ведении так называемых низших животных земного или подводного царства. Но вопрос в другом. По крайней мере сейчас мне абсолютно ясно, что образ дельфина следует за мной на протяжении всех важнейших событий моей жизни на воде и на суше. Этому должно быть объяснение. Психиатр сказал бы, что оно должно восходить к моему самому раннему детству. Скорее всего он не будет полностью неправ.

Первые дельфины

Это случилось в Красном море. Мне было семь лет. На пароходе мы плыли всей семьей из Китая во Францию. Я и мой брат находились на нижнем мостике, в нескольких метрах от зеркальной глади моря, в компании главного бортового механика, который всегда был готов показать нам что-нибудь новое.

Вдруг брат, разглядев многочисленные плавники над поверхностью воды, закричал:

— Акулы!

— Нет, — сказал офицер, — это не акулы, а дельфины. Обратите внимание на форму их спинных плавников и манеру движения, всем этим они очень отличаются от акул. И, заметьте, они не рыбы, а теплокровные млекопитающие, как вы и я. Посмотрите… посмотрите, как время от времени они поднимаются на поверхность, чтобы дышать.

Мы действительно были восхищены фонтанами брызг, которые вырывались из отверстия на голове этих необычайных созданий. Но больше всего меня поразили живые, полные разума глаза, вечная “улыбка” и почти человеческий звук их дыхания. Они приблизились к борту корабля так близко, что были всего в нескольких метрах от нас. Внезапно я понял их взгляд, их улыбку. Это было обращение, необъяснимый и неясный призыв. Я почувствовал, что у нас есть что-то общее, что будто бы они — мои океанские братья. Тогда-то у меня и возникло предчувствие, что эта первая наша встреча не будет последней. Вновь я увидел моих друзей дельфинов вдали от старушки Европы, а точнее, в Китае, где некогда я родился во французской семье, и позже в Японии, куда мои родители часто отправлялись на летние отпуска.