Иван Кулаев - Под счастливой звездой

• Название: Под счастливой звездой
• Автор: Иван Кулаев
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-9524-2539-9

Удивительная жизнь и судьба Ивана Васильевича Кулаева может послужить примером для истинного предпринимателя. Он пытал счастья на приисках в тундре, тонул подо льдом Енисея, пережил китайское боксерское восстание, Русско-японскую и Первую мировую войну, революцию, национализацию имущества, бандитское похищение… Каждый раз начиная с нуля, он верил в свою удачу, в свою счастливую звезду. В книге воссоздана подлинная атмосфера быта, экономики и промышленности Сибири начала века.

---

Против воли моего деда отец уехал на Азовское море. Население прилежащих к этому морю районов не подлежало в то время отбыванию воинской повинности. Молодой, энергичный, полный сил и жажды деятельности, отец мой решил заняться судостроительством. На его счастье или несчастье, не знаю, подвернулась работа: надо было поднять затонувшую баржу с товаром. Отец внес залог в обеспечение исправности работ и обязался, в случае неудачи, уплатить неустойку. На этот раз ему не повезло. Баржу благополучно подняли со дна и начали ставить ее на леса, но по неосторожности ли или потому, что не все было предусмотрено, баржа, почти в самый последний момент, перевернулась и со всем грузом пошла снова на дно моря.

Эта неудача заставила моего отца бросить свои начинания на Азовском море и вернуться на родину. Избежать воинской повинности ему так и не удалось. Но выпавшие на его долю испытания не сломили его и не изменили его убеждений. На военной службе он продолжал возмущаться и открыто высказываться против сурового, бесчеловечного военного режима, отчетливо представляя себе возможные последствия своего поведения: он совершенно сознательно, в силу своих убеждений, решил сменить военную службу на каторгу. Не надо забывать, что отец мой воспитывался в революционные годы, годы появления политических кружков и восстания декабристов. Способный, любознательный и восприимчивый юноша, под соответствующим руководством умной и развитой бабушки Софьи, он много читал и, конечно, не мог не знать и не разделять идей декабристов. А эти идеи признанием со стороны правительства не пользовались. Кончилась эта история тем, чем она и должна была кончиться: отец мой, Василий Орлов, как когда-то бабушка моя, Софья Орлова, был сослан в Сибирь, на каторгу.

Казалось, над жизнью моего отца следовало поставить крест. Однако судьба судила иначе.

В Сибирь по этапам круглый год двигались партии ссыльных. Разный люд попадал в эти партии. Нередко встречались там, так сказать, «странники по призванию», для которых весь смысл существования заключался в вольной, бродячей жизни. Не бродяжить — скука заест! Не бродяжить — значит не жить. Дойдет такой «прирожденный бродяга» до места ссылки и при первом удобном случае, с полевых работ или лесозаготовок, убежит на волю. Лето он проводит на лоне природы. Много ли надо человеку, чтобы не умереть с голоду? Выпрашивая милостыню, пробирается такой любитель вольной жизни, человек без родины, без дома, не имея никакой определенной цели, по направлению к России. На зиму он всегда обеспечен кровом и пищей. Заявляется такой бездомник зимой в полицейский участок и откровенно сознается, что он — человек без роду и племени, не знает, как его зовут, где он родился. Такого «вынырнувшего из неизвестности» бродягу заключают, для исправления, в тюрьму. Быть на государственном иждивении для него дело привычное: ему только этого и надо. Отсидит зиму, а весной тем же самым, давно знакомым ему путем, по этапам, направляют его опять к месту поселения. Снова до зимы обеспечен он своим любимым занятием — бродяжничеством. Но разве возможно, чтобы такой любитель вольной жизни твердо осел на каком-нибудь определенном месте?

Нередко между ссыльными заключались соглашения о перемене фамилий. За известную плату человек, который уже отбыл каторгу и должен выйти на поселение, меняется фамилией с другим осужденным на каторжные работы на тот или иной срок. Подобные соглашения происходили в присутствии свидетелей из ссыльных, и условия этого своеобразного договора строго соблюдались заключавшими его сторонами.

Случилось, что в одной партии с моим отцом оказался ссыльный Василий Кулаев, по происхождению грузин, который направлялся на поселение в Енисейскую губернию. Вероятно, за какое-то вознаграждение со стороны моего отца Кулаев согласился обменяться с ним фамилией.

Когда партия, о которой идет речь, прибыла к месту назначения, тюремный смотритель вызывает ссыльного Василия Кулаева. Выходит Василий Орлов — мой отец.

— Василий Кулаев? — спрашивает смотритель.

— Я! — отвечает отец.

— Выходи, свободен!

Никаких документов, удостоверяющих личность ссыльного, на руках у него нет. При желании его личность можно установить по фотографическим карточкам, прилагаемым к документам ссыльного. Но при несовершенстве фотографических снимков и однообразной одежде ссыльных трудно различать их друг от друга. Да и, вероятно, смотрителю казалось скучным и ненужным рыться в документах: к чему еще эти формальности, если сам человек налицо?

Отец мой строго хранил тайну своего прошлого, и никто из нас, детей, не знал, как протекала его жизнь в молодости. Не обмолвился он также ни словом и о своих политических убеждениях. Может быть, по мнению отца, мы были еще слишком молоды, чтобы с нами можно было делиться мыслями о государственном устройстве и существующих непорядках, а может быть, он пришел к выводу, что все его идеи об изменении жизни были для того времени несбыточными мечтами. Возможно, что не хотел он посеять в наших детских душах смуту и, кто знает, тем самым, может быть, искалечить нашу жизнь…

Кое-что о молодых годах моего отца узнал я впоследствии из рассказов моей матери, кое-что из переписки, начатой мной после его смерти, с родственниками, оставшимися в России, моими двоюродными братьями. В 1915 году довелось мне самому побывать на родине моего отца. Желая лично убедиться в истинных причинах ссылки моего отца на каторгу, вызвавших такое суровое наказание, я наводил справки об этом среди населения, которое обычно хорошо запоминает бывшие ранее какие-нибудь особо выдающиеся случаи. Такими исключительными по тем временам событиями были открытые выступления против существующего государственного строя бабушки моей Софьи Орловой и ее воспитанника, моего отца, Василия Орлова. Нашлись даже ветхие старички, современники и очевидцы происшедшего с моим отцом, которые поделились со мной своими воспоминаниями. Из них было видно, что отец мой попал на каторгу не за убийство, не за какой-нибудь акт злой воли, как уголовный преступник, а действительно за открытое выступление против того, что он считал гнетом и несправедливостью по отношению к народу, за любовь к человеку, под влиянием горячего порыва молодости. Я был теперь вполне удовлетворен и успокоен этими подтверждениями.

Трудно пришлось на первых порах моему отцу в глухой, малонаселенной Сибири. Многое испытал он там в те годы. Начал он свою карьеру в Сибири со службы сельского писаря и домашнего учителя. За работу получал гроши. Освоившись с условиями края и благодаря, очевидно, своим незаурядным способностям и присущей ему энергии, он сумел, однако, добиться некоторого положения. Местом своего поселения он избрал глухой, но богатый продуктами сельского хозяйства район большого села Тюлькова, с окружающими его пятью, тоже немалыми, деревнями. Обилие продуктов сельскохозяйственного производства, при полном отсутствии их сбыта, дало отцу идею сделаться посредником по сбыту этих продуктов и на этом построить свое материальное благополучие.

Отец женился на коренной сибирячке, крестьянке села Тюлькова Прасковье Даниловне Тюльковой, единственной дочери зажиточной вдовы. Вероятно, ее мать, моя бабушка, передала свои небольшие средства в распоряжение моего отца, оказавшегося, как это выяснилось впоследствии, неплохим коммерсантом. Воспользовавшись благоприятными условиями и не имея конкурентов на поле местной коммерческой деятельности, отец удачными операциями быстро увеличил свой основной капитал. Для начала он открыл мелочную торговлю предметами первой необходимости: сахаром, солью, табаком, свечами, обувью и т. п. У населения он покупал хлеб, коноплю, масло, лен, мед, сырые шкуры и отправлял все купленное по реке Енисею зимой в город Красноярск для продажи.

Среди жителей мой отец пользовался полным доверием. Многие зажиточные хозяева привозили и сдавали ему в кредит продукты своего хозяйства, получая расчет лишь тогда, когда отцу удавалось ликвидировать сданные ему продукты. Такая постановка дела не требовала большого оборотного капитала. А дело было выгодное, и значительные барыши приумножали капитал моего отца. К тому времени, как я стал себя помнить, отец считался в Ачинском и Минусинском округах крупным капиталистом. Торговал он тогда главным образом скотом, покупая скот у местных жителей и у кочевых татар из степей Минусинского округа, славившегося скотоводством, и гнал скот гуртами на продажу в Красноярск. Не оставлял он и торговлю хлебом. Купленный хлеб отправлялся на пристани реки Енисея, где хранился в специально для этой цели построенных складах. Здесь же строились деревянные сплавные баржи, вместимостью каждая около 10 тысяч пудов. Каждую весну, в половодье, четыре-пять таких барж отправлялись в город Енисейск. Хлеб предназначался частично для единственного существовавшего там винокуренного завода Матониных, а частично для золотых приисков. В это время был самый разгар золотопромышленности в енисейской тайге.