Елена Яковлева - По правилам корриды

• Название: По правилам корриды
• Автор: Елена Яковлева
• Издательство: Изд-во ЭКСМО-Пресс
• Жанр: Детектив
• Год: 2001
• ISBN: 5-04-008066-2

Запах легкой добычи притягивает и крупных, и мелких хищников. Если бы вдова известного художника Андриевского Юлия знала, какие интриги плетут вокруг нее красавец Филипп, ее нынешний муж, эксцентричная падчерица Вика, невзрачная домработница Мария, она бы пришла в ужас. Но и без того ее жизнь исполнена тягостных кошмаров и воспоминаний. В конце концов она оказывается в шаге от гибели. И помочь ей может только бывший мент Шатохин, которого она и в глаза не видела…

---

— Да он правда ничего не может сделать, — вступился за своего шефа парень.

— А кто может что-нибудь сделать? — тоскливо спросила я.

Он пожал плечами:

— По-моему, вы сами должны разобраться со своими проблемами. Поговорите с ними по душам, объяснитесь, ситуация как-никак деликатная… Найдите мудрого авторитетного человека, который может посоветовать…

— Кажется, я уже нашла такого, — усмехнулась я и повесила на плечо сумочку. — Не смею вас задерживать, вас ведь труп ждет, а ему требуется больше внимания, чем живому человеку. Впрочем, это ведь дело поправимое, не так ли? — Меня душил приступ истерического хохота.

— Им нужен мой труп? — бормотала я себе под нос, пересекая сумрачный вестибюль милицейского отделения. — Они его получат, очень скоро они его получат.

В дверях я столкнулась с каким-то типом, невысокого роста, с обширной плешью и маленькими прищуренными глазками.

— Пардон, — буркнул он и отступил в сторону.

— Ну да, ну конечно, — зачем-то сказала я и глупо ухмыльнулась.

На улице накрапывал противный мелкий дождь, я открыла зонтик, но порывом ветра его выгнуло в обратную сторону. Пару минут я боролась с ним, а потом плюнула, сунула зонт под мышку и побрела на противоположную сторону улицы, чтобы поймать машину. Оттуда приземистое двухэтажное здание милиции было как на ладони. Вот на ступеньки выскочил молодой напарник следователя Конюхова, замешкался, пожал руку плешивому типу, с которым минуту назад я столкнулась в дверях.

Дождь усилился, проезжающие мимо автомобили все, как один, заработали «дворниками». Серая «Волга» медленно, интеллигентно припарковалась в двух шагах от меня.

— Вам куда? — спросил парень-блондин.

— На Кутузовский…

Он молча распахнул дверцу.

Я умостилась на переднем сиденье, уставилась в мокрое лобовое стекло и заплакала в унисон дождю беззвучными невидимыми слезами.

«Как же так, как же так случилось, — думала я, — как же все полетело под откос, совершенно неожиданно, как гром среди ясного неба. Но таким ли оно было ясным, это небо?»

* * *

Эпизод первый. Двенадцатое марта 1999 года, дача в Ключах. Промозглый день, метель, все засыпано снегом, дорогой мы завязли в сугробе и бросили машину на лесной опушке в полукилометре от дома. (Назавтра полупьяный местный абориген освободил ее из снежного плена при помощи трактора. Небескорыстно, разумеется.) В гостиной на первом этаже сырой, нежилой дух, спасение от которого — камин. Камином занимается Филипп, я же сижу на диване, подогнув ноги и подоткнув под себя полы шубы. Ты ехала сюда за романтикой, лениво размышляю я, коченея, что ж, ты ее получила.

Огонь разгорается, становится теплее. Расстегнув шубу, я завороженно слежу за работой пламени, нещадно пожирающего сухие дрова, потрескивающие сладко и чувственно, как косточки юной красавицы в крепких объятиях страстного и опытного любовника. Филипп устроился на полу, у моих ног, тоже смотрит на огонь, положив голову мне на колени. Я счастлива, я всегда счастлива рядом с ним.

Тепло от камина распространяется волнами. Я сняла шубу и положила ее на подлокотник, Филипп медленно скользит губами по моей шее, зарывшись лицом в мои распущенные волосы, и шепчет какие-то бессвязные ласковые слова, журчащие ручейком по гальке… Ощущение, к которому мне за полтора года, наверное, следовало привыкнуть, но всякий раз, как мы оказываемся вот так близко, я забываю обо всем и зажмуриваю глаза, словно опускаю плотные шторы, отгораживающие нас от прочего мира, каким бы там распрекрасным он ни был… Бог знает, по какой причине в тот вечер я их случайно открыла и увидела отражение в зеркале над камином. Оно, это отражение, честно и старательно повторяло все, что попадало в поле его зрения: картину на стене, ковер на полу, диван и нас с Филиппом на нем. И еще глаза Филиппа, удивительно пустые и холодные. Человек с такими глазами не мог говорить тех нежных слов, что слышали мои уши.

Я навсегда запомнила этот день — 12 марта, потому что в тот день у меня в сердце поселилась тревога. Можно даже сказать, моя жизнь разделилась на две неравных части: до 12 марта и после. Первая была спокойная и, как теперь модно выражаться, стабильная, а местами вполне счастливая, вторая же… Нет, в двух словах этого не объяснишь, даже с помощью эпитетов вроде «ужасная», «драматическая» или «трагическая», поэтому из двенадцатого марта я прямиком перенесусь в седьмое июля.

Эпизод второй. Седьмое июля 1999 года. Моя московская квартира. С утра у меня голова раскалывается, все валится из рук, из-за сущих пустяков я довожу до слез Машу (нашу домработницу), и такое случается со мной впервые. Неизвестно откуда возвращается моя падчерица Вика, она тоже не в духе, и мы с ней привычно ссоримся, привычно, к моему большому сожалению. В последнее время мы не находим с ней общего языка, а ведь еще совсем недавно у меня не было человека родней.

Собственно, мы с ней почти не разговаривали, и наши редкие диалоги сводились к банальной ругани, причем по Викиной инициативе. Я уже боялась рот в ее присутствии открыть, потому что самая невинная фраза в моем исполнении немедленно удостаивалась нелицеприятного комментария из Викиных уст. Например, я подхожу к окну и замечаю: «Отличная погода». И тут же слышу в ответ: «Не все ли равно бездельникам, какая погода, им же не сеять и не боронить…»

Конечно, я тут же срываюсь и пускаюсь в пространные воспоминания о том, что Вике было всего пять лет, а мне девятнадцать, когда она оказалась на моих руках, и это я вытирала ей нос, водила ее в школу, к репетиторам и в бассейн, делала с ней гимнастику для исправления осанки и еще много чего. Вика только презрительно фыркает и уходит в свою комнату, а я еще долго не могу успокоиться, расхаживаю из угла в угол, ломая руки и мучительно повторяя: «За что, за что? За что она меня так ненавидит?»

В общем, в тот раз события развивались по известному сценарию. Я мучилась мигренью, Вика заперлась у себя, Маша шмыгала носом на кухне. Ситуацию слегка разрядил появившийся вечером Филипп, который по моему лицу понял, в чем дело.

— Что на этот раз? — спросил он, развязывая галстук перед зеркалом.

— То же, что и всегда, — вздохнула я устало.

— Понятно, — скрежетнул он зубами, — наша принцесса опять наглеет. Может, с ней потолковать по душам и разъяснить ситуацию?

— Только не это, — испугалась я, потому что с Филиппом падчерица церемонится еще меньше, чем со мной. Однажды она так и сказала мне: «Ты предала отца, и я тебе этого не прощу». Тогда я попыталась ей втолковать, что имею право на свое маленькое женское счастье, но Вика меня и слушать не хотела. Что до Филиппа, то его она демонстративно не замечала и называла в его же присутствии приживалом и альфонсом. Филиппа это задевало, он пару раз рвался «научить соплячку уму-разуму», но я его останавливала.

— Что, плохо себя чувствуешь? — Филипп присел на кровать.

— Голова, опять голова, — пожаловалась я.

— Ну иди ко мне, моя девочка, я тебя пожалею, — Филипп обнял меня, я положила голову ему на плечо и замерла. Я хотела не так уж много — тепла и спокойствия, — но тревога, охватившая меня 12 марта на даче в Ключах, по-прежнему была со мной, тут, рядышком. Все это время я, не отдавая себе в том отчета, чего-то ждала, я знала, что-то случится.

Филипп отстранился и внимательно посмотрел на меня:

— Что-то ты мне не нравишься в последнее время, нервная какая-то, бледная, глаза больные…

— Я же сказала, у меня мигрень, — я откинулась на подушку.

— Тогда выпей что-нибудь… Подожди, я сейчас. — Он вышел из спальни и вернулся со стаканом воды в руках. Протянул мне таблетку. — Держи.

Я послушно проглотила таблетку и запила ее водой из стакана.

— А теперь попробуй уснуть. — Филипп заботливо укрыл меня пледом и задернул шторы на окнах: на улице было еще совсем светло.

Таблетка подействовала, я быстро заснула. Сначала было тихо, а потом я услышала голоса. Говорили обо мне, а я не могла понять, во сне это происходит или наяву…

Глава 2

Эта старушка в старомодной газовой косынке и с набухшими веточками вербы в руках перечеркнула всю его жизнь одной-единственной фразой и кротким взглядом выплаканных глаз.

— А Лешенька-то помер… — шепнула она ему почти заговорщицки и скрылась за оградой Иверского храма, будто приснилась.

Шатохин вздрогнул, ринулся было за ней, но вовремя опомнился. Что же ему, искать эту старуху в церкви во время службы? Может, она его с кем-нибудь перепутала, и вообще, мало ли на свете полоумных старух? Так он себя успокаивал, а на душе было скверно, скверно, скверно… Как с жестокой похмелюги.

— Шатохин, тебе нужно отдохнуть, а то доведут тебя твои духовные искания до желтого дома, — сказал его старый приятель, с которым они когда-то вместе начинали работать в одном отделе, выслушав сбивчивую шатохинскую исповедь. Приятель этот, правда, в отличие от Шатохина, здорово продвинулся по служебной лестнице и занимал высокую должность в Генеральной прокуратуре, что, впрочем, не мешало ему оставаться хорошим мужиком. Они по-прежнему время от времени встречались и, приняв на грудь граммов по двести, вели неторопливые разговоры «за жизнь».