Сергей Солоух - Физика (Рассказы)

• Название: Физика (Рассказы)
• Автор: Сергей Солоух
• Жанр: Русская классическая проза

---

- Понял, спасибо.

Призывные трели телефона слышны за десять шагов от двери. Пока открывал, заходил, словно долгое эхо. Проводной умолк, но отозвался сотовый. Прямо в ухо.

- Лев Петрович, это Вероника.

- Слушаю вас.

- Евгений Александрович Лапин просил вас быть у него в пять.

- Меня лично или всех?

- Вас и Алексея Витальевича Гусева по вопросу обслуживания банка Сибирский кредит.

Действительно, мировой опыт. Ай да Гусев! Стопроцентное чутье. По проценту на килограмм живого веса. Сила-жим.

- Алло, это Васильев. Как там с картиной?

- В принципе, готово, - отвечает программист Андрей. - Занести, показать?

- Да, жду.

Неплохо поработали. К туловищу Наполеона приделали физиономию Лапина. Гарцует конь, а за спиной - полки, знамена. И на каждом полотнище гордая надпись: Связьсервис. Реет. Жаль, что чернилами струйника, а не маслом. Очень жаль.

- Хорошо. Только почему цвета-то такие бледные? Неподарочные?

- Так четвертая уже перезарядка, Лев Петрович. Лучше уже никак.

- И ничего придумать нельзя?

- Если машину дадите, заскочу в "Вечерку". Будет Айвазовский.

- Бери. Заодно и рамку купишь.

- Если денег дадите.

- Дам.

Остался без обеда. Ладно. Просто сегодня поздний. Очень поздний. Лапинскими бутербродами. Через два часа.

- Васильев, ты у себя? Сейчас зайду.

Гусев. Кажется, что за этот день стал еще больше. Шире, выпуклее. Лоб, уши, подбородок. Хоть так, да растет.

- Ну и?.. Чего решил-то?

- Пока ничего.

- Тогда слушай, у меня есть конкретной предложение. Сдаем Кораблева. Ему уже по хрен, а нам с тобой жить. Но только хором. Капеллой, вместе. Повесим всех собак на лысого - и с чистого листа вперед. Ордой, командой!

Справа за окном кабинета мрачные, давно погасшие окна. Длинные, холодные цеха завода "Электромашина". На одном забытый лозунг. Красные обветренные буквы. Потрескались и облупились. Слава труду.

"Классной штукой был коммунизм, - думает Лева. - Все можно было списать на него. На партком, райком и лично товарища Брежнева. Вот избавимся, похерим абсолютное зло и заживем в абсолютной гармонии. С природой и людьми. Рай в шалаше".

- Ну и че примолк-то? Договорились? Вариант?

- Подумать надо.

- Подумать? День и ночь только и делаешь, что думаешь... - Карандаш ломается в руке Гусева. Он швыряет половинки в урну. Шумно встает.

- Слушай, а как фамилия твоей матери?

- Посохина, - механически отвечает Лева. - Наталья Львовна Посохина.

- Пейсохина... Так я и знал. - Гусев качает головой. - Так я и знал.

Он выходит шумно, хлопая дверью. Дзинь-бум.

А через час уже Левина очередь ломать замки и косяки. Но он выходит очень тихо. Бесшумно покидает кабинет Лапина. Звон только в ушах.

Хорошо же начинаете, Лев Петрович... Хроническое недофинансирование... Дисбаланс... Кто вас научил таким речам?... Ваш друг Кораблев? То-то рекомендовал... С себя надо начинать, позвольте вам заметить, а не искать виноватых там, где их по определению нет... И быть не может, Лев Петрович... Додумались... Отверток им недодали...

В приемной на ходу Вероника сует Васильеву в руку листок. Левина собственная служебная записка. Премии сотрудникам технического отдела по итогам года. Слева сверху резолюция Лапина: "Считаю процент завышенным, а список необоснованно раздутым, пересмотреть".

У себя в кабинете Лева сначала одевается, потом присаживается к столу, снимает шапку и быстро пишет. Генералиссимусу? Дуче? Почетному клиенту "Сибирь Форд Моторз"? Нет. Просто "Заявление..."

В приемной никого. Дверь в комнату отдыха открыта. Оттуда плывет запах ветчины и апельсинов. Лева кладет бумагу на стол Веронике и выходит.

"В принципе, вы, может быть, и правы, Мирра Моисеевна, - думает Левка. - Наверное. Разницы, может быть, и нет. Есть просто граница. Черта. С той стороны нужен, а с этой нет. Здесь больше не ждут, а там - с трех часов. Девочка. Которую одинаково не хотелось ни Лиле, ни Леве, ни Свете. Но она получилась, и это, наверное, не просто так".

Через две минуты он уже сидит в машине. Снежинки вечерней метелицы бьются в лобовое стекло. Мелкий зимний гнус. Бьются и разбегаются. Опрометью.

"Вот же глупые, - удивляется Васильев, - Чего испугались-то? Ничего страшного. Завтра сначала высплюсь, а потом позвоню Высоцкому в Южэнерго. Начну с хорошего".

В ухо ударяет Петр Ильич. Привычно вставленный наушник выпиливает "Крысиное озеро". Забыл включить автоответ.

- Лев Петрович, это Павел. Восстановили питание на двадцать второй. Поедем, переключимся?

- Давайте, конечно. Только Сибкредит предупредите.

- Обязательно. А еще хотел спросить. Мне можно... Можно сегодня уже не возвращаться?

- Можно.

"Надо бы самому предупредить Демина, - мелькает мысль. Приходит в голову: двухминутный перерыв связи, даже не заметите... Надо бы. Было бы правильно, конечно."

Но вместо этого Васильев включает первую скорость.

- Вы сами себя превзошли, - говорит ему Антонина Гавриловна, открывая дверь. - Я была уверена, что опоздаете. Какое приятное исключение. Даже раньше обещанного.

Между тем Лизка уже в колготках и кофточке. Через полчаса точно была бы в сапожках. С книжкой в руках на маленьком стульчике в прихожей.

- Вас подбросить?

- Нет, спасибо, тут же дворами два шага, да и в магазин надо зайти.

Тем лучше.

- До свидания. Спасибо, что посидели.

Поземка перебегает улицу Марковцева на красный свет. Белые суслики за белыми мышами. Полки. Орда.

Домой не хочется. Совсем.

Лиза, слушай, а давай поедем в Сосновый бор. Посмотрим белок.

- Они, наверное, уже все в домиках, - говорит ребенок. Отражается в зеркальце.

- А вот мы поедем и посмотрим.

Как можно дальше. Как можно дальше.

На часах без двадцати семь. Лева представляет себе кабинет Лапина. Буква Т стола и О двери. Как игра "виселица". Угадай пропавшую букву.

Бреславская, Чертков, Данилов, Гусев... Тоже мне проблема.

Чайковский настигает у въезда на заправку. За деревней Красной. Наушник вытащил, а вот прибор не обесточил. Сам виноват.

- Лев Петрович, - голос Лапина необычайно ласков, - ну и что это за детская выходка? Какую-то бумажку накатал, хорошенькое поздравление. Несерьезно. Рабочий разговор. Обмен мнениями. Надо привыкать. За вами же коллектив, целое направление. Ай-ай-ай. Я тут переговорил с нашим новым коммерческим, Олегом Анатольевичем. Посоветовались. Резервы есть, думаю, сможем скорректировать ваш план развития. А то действительно, все Гусеву или Данилову. Загордятся, особенно Алексей Витальевич. В общем, давайте, завтра ровно в десять жду. Готовьте предложения. Договорились?

"Вот же козел, хитрая бестия! - думает Лева. - Действительно два фокуса. С колесами и без. Чертяка".

- Договорились. Завтра в десять.

- Ну и молодцом.

- Вас с днем рождения, - говорит Васильев в уже оглохший, отбившийся пластик. И сам себе изумляется. И краснеет от стыда. А потом поднимает глаза и видит в зеркальце - ничего. Никто ничего не заметил. Обошлось. Как всегда. Ребенок дышит. Лизка спит. Он, Лева, тормознул. Остановился на повороте. Не вышло. Застрял. До следующего раза. А она едет. Летит к веселым белкам в расписных домиках. По небу. На облаке. И ничего ей не мешает.

Елизавета Львовна.

Васильева.

ТЕПЛО

Крестики и нолики.

Прутики кустов и мелкие полыньи. Полупрозрачность теплого воздуха над ними.

- Папа, а кто в реке курит?

- Русалки, наверное, - говорит Лева.

- Нет, русалки хорошие, - не хочет соглашаться Лизка, - про них мультфильм есть.

- Тогда водяной.

"Про него тоже мультфильм есть", - вспоминает Лева. Но ребенок молчит. Значит, еще пока не видел. Верит на слово.

А оно у Левы надежное. Когда-то дал сам себе. Пообещал не курить. И все. Уже шесть лет хороший. Золотой.

На середине реки, за заснеженным островом, рыбаки. Черные точки. Птичий помет. Про них точно мультфильма нет. Только про серого с хвостом.

- Папа, а почему мама звонила медленно-медленно?

Лева останавливается. Полозья санок перестают скрипеть.

- Это как медленно-медленно?

- Она ведь в Новосибирске?

- Конечно.

- Когда мама звонит из Новосибирска, то всегда бегом-бегом, а сегодня шагом. Медленно-медленно. Почему?

"Оказывается, ребенок различает город и межгород. Надо же!" - думает Лева.

- Смотри, - говорит он, - птица опять улетела!

Скульптура называется "Река-труженица". Кажется, так. Возлежит. Ковано-сварной каркас на высоком камне. В том месте, где набережная переламывается. Ухает вниз к воде и ивам. В Левином детстве это место звалось извозом. Только девка еще не протягивала руку к зениту. И медную птаху никто не отрывал от ее железной ладони. Удивительное постоянство.

- Правда. - Лизка привстает с санок. - У нее там птенчики, наверное.

- Где? - изумляется Левка.

- Ну там. - Дочь взмахивает рукавицей. - Там, куда она летает. На небушке.

Последний мартовский снег, как драгметалл. Отражает свет и луны, и солнца. Слепит. Скольжения не будет никакого, но, может быть, и к лучшему. Настоящая скорость пугает Лизку.